Было так тихо, что казалось я слышу, как громко и часто стучит мое сердце.

Вот послышались за дверью торопливые шаги, видно свет фонаря сквозь щели… вот ключ повернулся в замке… вот замок уже в руках у дворника, дверь медленно распахивается… свет падает на дальнюю стену и слуховое окно… свет, шаг за шагом, медленно перемещается к середине чердака… дворник явно рассчитывает застать нас врасплох.

Затаив дыхание, стараясь не шуметь, мы медленно двигаемся по стеночке к двери.

И тут раздается странный звук: «Пси! Пси… пси! Пси, пси, пси, пси!»

Звук застал нас врасплох, никогда еще я такого звука не слышала. Мы замерли… свет быстро переменил направление и вся наша живописная группа теперь была как на ладони.

Напряжение было такой силы, что, несмотря на Сережкины инструкции и предупреждения, я вдруг завыла страшным утробным воем и замахала руками в простыне.

Думаю что больше от неожиданности, чем от страха, дворник выронил фонарь. Мы, как испуганные воробьи, вылетели за дверь, теряя за собой простыни. Несмотря на испуг, дальше мы следовали инструкциям — врассыпную во дворе и разными путями домой.

Вернувшиеся из кино родители застали меня в постели. Я изо всех сил изображала безмятежно спящую. Мама потрогала губами мой лоб, покачала головой и вышла из комнаты. Тут тоже нужно быть осторожной и не переиграть, а то живо получишь укол с какой-нибудь гадостью в то на чем сидишь. Мама заканчивала свое медсестринское образование и безгранично верила в целительную силу уколов. Чуть стоит кому-нибудь из нас заработать насморк — пиши пропало, попал в пациенты! Начинаются священнодействия с кипячением шприцов, мытьем рук и мест уколов. Разговаривала она тогда с нами совсем другим голосом, поджимала губы и смотрела свысока. А если вдруг на следующий, после укола, день ты не демонстрировал чудеса выздоровления, обижалась надолго, целый день дулась, как маленькая. А если еще и на следующий день не перестанешь в ее присутствии чихать и кашлять — приходила в оживление и тогда начинало звучать зловещее «Курс уколов»! Вот уж нет, до такого больше не доходило. Только первый раз папка попался на эту удочку и получил сполна целую неделю уколов! Теперь мы все ученые, быстренько «выздоравливали», чем, на свою голову, поддерживали ее методы.

Утром, не сговариваясь, мы с мальчишками встретились у ящиков за магазином. Я кормила Динку, почти каждый принес ей что-нибудь. Какая же она толстая стала, а все ест и ест! Странно… надо с мамой посоветоваться, все-таки ведь почти медсестра. Уколы я Динке делать конечно не дам, а вот касторки какой-нибудь дать, наверно придется. Хоть и противно, но придется…

Сначала мы не говорили о том, что произошло вчера вечером, каждый из нас понимал, что на этот раз мы не просто напроказничали в чужом дворе. За «кино» на крыше, за дворника, за чужие простыни, рассыпанные по всему подъезду, отвечать уже придется по-другому, всерьез. Мальчишки играли в «ножичек», мы с Наташей сосредоточенно кормили Динку.

— Уууу… оооооууууу… оуээээээууууу… ох-ох-оооох, — вдруг тихонечко стал подвывать Сашка.

— Не было там «ох-ох-ох»! — треснула я его по шее.

И все покатились со смеху. Мы хохотали до слез и не могли остановиться. Толстый Вовка свалился с ящика на землю и теперь дрыгал ногами в воздухе, как майский жук, которого перевернули на спину. Это добавило нам веселья. Сережка смеялся неожиданно звонким колокольчиком. Оказывается я никогда не слышала раньше, как же здорово он смеется!

Смех принес долгожданное облегчение, теперь все казалось не таким уж и страшным, обойдется как-нибудь!

— А вот что это было за «пси-пси-пси» перед этим? — отсмеявшись спросил меня Жека.

— Нет, это не я… мне самой интересно!

— Это я чихнула, — сказала тихо Наташа, — я всегда чихаю, когда волнуюсь, извините…

Новый взрыв хохота заставил Динку оставить еду и озабоченно уставиться на нас — что случилось?

А ничего не случилось — просто жить было весело и интересно!