Не зря зимовали крылатые самки в муравейниках. Начиная самостоятельную жизнь ранней весной, они легче справятся со строительством ходов: в пустыне почва еще влажная и в воде нет недостатка.

Но что ожидает путешественников, как благополучно закончится их брачный полет? Как будет найдено место для будущего гнезда среди жаркой пустыни? Сколько труда уйдет, прежде чем возникнет настоящий большой муравейник с глубокими вертикальными ходами, подземными кладовыми и необходимыми запасами зерна над драгоценной, скрытой глубоко под землею, водой, по которому в пустыне можно искать воду.

Весна в разгаре, цветут маки, от ревеня остались только большие сухие листья. У жаворонков появились птенцы. Но многие гнезда жнецов еще не открылись, муравьи пока дремлют в своих прохладных влажных камерах. А где жнецы проснулись, жизнь идет вяло: муравьям нечего делать, травы пустыни еще не дали семян. Интересно, как муравьи спящих муравейников угадывают, когда пора выходить наверх и приниматься за сбор урожая. Ведь весны бывают такие разные…

Я присаживаюсь возле одного муравейника. На нем нет никаких признаков жизни, а в самом центре курганчика дверь заложена камешками. У второго спящего муравейника виден сбоку крошечный потайной ход и из него только что выполз разведчик. Он, наверное, и следит за погодой, за осадками, за вызреванием урожая. И когда нужно — подаст сигнал. Потом такие потайные ходы я нахожу и в других муравейниках. Все они проделаны из поверхностных камер, в которых обычно прогреваются личинки. Главный же ход не тронут. Зачем прежде времени открывать парадную дверь?

Мне хорошо знаком этот поворот от асфальтового шоссе, ведущего в селение Баканас. Едва заметная дорога, петляя среди саксауловых зарослей, неожиданно заканчивается обширным кругом. Далее пути нет. Я много раз бывал здесь. Весной в понижениях среди округлых и невысоких холмов всегда масса цветов. Вот и сейчас чудесные полянки светятся желтыми гусиным луком и тюльпанчиками. Но никогда я не видел на этой земле таких ярко-белых пятен. Они довольно редки и заметны издалека. Останавливаюсь на желтой лужайке. Бивак будет здесь отличный! Иду выяснять, в чем делю.

Белых пятен немало. Вот первое из них диаметром немногим более метра под кустом саксаула. Оказывается, это плотный белый слежавшийся, как войлок, пушок толщиной около сантиметра. Его легко поднять как кошму. Под ним голая земля. Что бы это могло быть? За многие годы странствий по пустыням мне никогда не встречалось подобное.

Ложусь на землю возле белого войлока, рассматриваю его в лупу, ковыряю пинцетом. Рядом, возле сухого пенька, оставшегося от сломанного саксаула, уселась ящерица агама. Уставилась на меня одним глазом, кивнула несколько раз головой, потом посинела и, когда я, меняя положение, случайно взмахнул рукою, испугалась и умчалась. Подлетела каменка-плясунья, уселась на вершине кустика, помахала приветливо и весело хвостиком, сверкнула черными глазами и помчалась догонять пролетевшую мимо бабочку-белянку. Раздался шорох и из кучки сухих ветвей саксаула, лежавших на земле, неторопливо выползла черепаха. Увидела меня, остановилась. Долго-долго раздумывала, мигая подслеповатыми глазками, потом благоразумно решила на всякий случай затаиться, втянула под панцирь когтистые лапы, спрятала голову и замерла.

Незаметно летит время, а загадка белого покрывала не раскрывается. Тогда я беру лопату и начинаю копать под ним землю. Один-два взмаха и в земле копошатся черные муравьи-жнецы. Вот так штука! Под покрывалом их гнездо!

Может быть, случайно? Нет, под каждым покрывалом отличнейшие большие гнезда этих муравьев. Почему же жнецы не откопались до сего времени и все еще прохлаждаются под землей? Ведь точно такие муравьи уже пробудились, работают, выбрасывают наверх землю, готовят новые камеры, ремонтируют старые. Правда, возле них нет этих белых «одеял».

Надо еще осмотреть, сравнить. Вот, наконец, нисколько необычное пятно, большим полукольцом. В центре его холмик деятельных муравьев-жнецов. На них не сказалось влияние белого покрывала. Уж не потому ли жнецы еще спят, что покрыты теплым слоем слежавшегося пуха? Солнечные лучи через него не прогрели землю. По-видимому, так!

Походным термометром я измеряю поверхность земли. Она нагрелась до 30 градусов. А под покрывалом всего 16 градусов. Наверное, в самых верхних камерах располагается своеобразная муравьиная метеорологическая служба. Она следит за изменением температуры. Если прохладно — все остаются под землей, на своих местах, настало тепло — подается сигнал к пробуждению от зимней спячки.

Теперь надо выяснить, откуда взялся белый войлок. Жнецы — вегетарианцы, и пух, без сомнения, — остатки трапезы. Оглядевшись, всюду на земле замечаю белые комочки войлока, особенно в ее трещинках, куда они были занесены ветром. Вижу и сухие тонкие короткие стебельки давно засохших растений с остатками белых ворсинок. Кое-где на них еще торчат белые комочки, особенно на верхушках. В них будто ничего нет. Но под лупой все же удается отыскать в переплетении густых волокон крошечные плотные в оранжевой оболочке светло-желтые семена. Я вспоминаю растение. Оно встречалось мне раньше, белыми столбиками, будто покрытое галлами. Называется оно ландезия.

В саксаульниках местами встречаются настоящие заросли этого растения. Его-то и заготовляли муравьи-жнецы. Белый войлок не похож на пух для расселения семян ветром. Он слишком плотен и укутывает бесформенной массой семена. Он — скорее защита, может быть, даже специально от муравьев. Но муравьи-жнецы оказались на редкость трудолюбивыми. Впрочем, прошлый засушливый 1968 год был крайне беден урожаем. Ценой больших усилий маленькие труженики переработали такую уйму волокон, изъяв, наверное, не столь уж богатую добычу.

Не потому ли муравьи не показываются наружу из-под войлока, что они забили свои кладовые запасами, еды вдоволь и сейчас им незачем пока беспокоиться, выбираться наружу? Но почему же тогда те, которые отбросили белый пух в стороны от гнезда, давно трудятся?

Кто знает, где правда. Ясно только одно: муравейники, покрытые войлоком, не торопятся пробуждаться. И сейчас, когда так весело светит солнце, цветет гусиный лук и тюльпаны, в воздухе токуют мухи-жужжалы и природа пробуждается, они продолжают оставаться в своих холодных темницах.

И еще непонятно. Муравьи-жнецы расселяют своих крылатых самцов и самок в самые первые теплые весенние дни, когда земля влажная. В этом году, например, выпуск крылатых произошел в самый первый теплый день — 21 марта. Сегодня 27 апреля. Со времени освобождения самок прошло более месяца. А как засони под теплым одеялом выпустили своих воспитанников?

Приходится задержаться с отъездом и взяться за лопатки. В муравейнике видим необычное: в холодных камерах все еще вместе с рабочими полусонные самки и самцы.

Такое я встречаю впервые. Как же теперь им так поздно разлетаться? Нелегка будет их судьба. Коварно это белое покрывало!

Как свиреп ураганный ветер пустыни «чилик». В полотнище палатки ударяются мелкие камешки. Палатка то раздувается как шар и грозит сорваться с привязи, то внезапно опадает, делается узкой и низкой. Внизу, по краю пустыни, над белой полоской реки, несутся тучи пыли, а против нашей стоянки, над песчаными грядами вздымаются косматые вихри песка. Хлопанье полотнища палатки, свист ветра действуют угнетающе. С облегчением перебираемся в широкое каменистое ущелье, куда только изредка порывами залетает ветер.

На берегу небольшого ключа теснятся раскидистые разнолистные тополя, видны сине-зеленые с розовыми цветами тамариски, а дальше тянется постепенно расширяющаяся полоска зарослей саксаула. На деревьях созрели семена: зернышко окаймлено несколькими похожими на лепестки крылатками и напоминает засохший цветок. Семена собраны в кисти. Около урожайных деревьев трудятся жнецы, запасая на зиму корм.