–Кто вы? - спрашиваю я у Мёртвых. - Вы были людьми. Вы всё ещё люди. Кто из вас?

Я не кричу. Я спрашиваю спокойно, как друг за столом паба, который задаёт серьёзный вопрос, уводящий разговор от пустой болтовни в настоящую глубину. Готовы ли они следовать за мной? Или они посмеются надо мной, обзовут занудой и убьют?

–Кто вы? - спрашиваю я снова, не в силах сдержать страх в голосе, когда они подходят ближе. - Подумайте! Вспомните! - я вижу рябь на их лицах. Голодное рычание сменяется неопределённостью. Сомневаюсь, что они видели прежде то, что я сделаю сейчас, — я шагаю в их сторону.

Кто вы?

Они перестают приближаться. Смотрят на землю, потом на небо. Это... момент.

Затем идущие позади врезаются в парализованный головной отряд, и момент заканчивается. Они помнят одно: они голодны. И устремляются вперёд, чтобы пожрать мою новорождённую плоть.

Но затем они начинают падать. Какие бы семена я не сумел посеять в их головах, они выходят оттуда с брызгами крови. Какие бы мысли там не появились, они расщепляются, когда пули разделяют нейроны и рассеивают их электрические разряды в вечернем воздухе.

Нора и М стоят на крыле на коленях. Нора стреляет точно, каждая пуля находит мозг, выбирая ближайших ко мне. М поливает из АК-47 всех без разбора, но убивает так же хорошо, благодаря большому потоку пуль. В моём горле возникает крик, я хочу наорать на друзей, но не могу. Они действуют рационально. Они живут в этом мире и хотят здесь остаться. Они не обязаны присоединяться ко мне на этом алтаре.

Я отступаю к грузовой рампе, закрываю её и выбегаю на крыло. Они ещё стреляют.

–Остановитесь! - кричу я им.

Мы не можем, Р! - кричит Нора между выстрелами. - Они залезут в самолёт! - она смотрит на молодого парня, взбирающегося по переднему колесу и снимает его.

Они... не смогут пролезть!

Ты знаешь, что смогут, - рычит М. - Толпа уплотняется, взбирается выше, разбивает окна... помнишь автобус, который мы взяли в Олимпии?

Он выпускает очередь в приближающуюся толпу, скашивая передний ряд.

Я прячу лицо в ладонях. Что случилось с моим актом доброты? Как он превратился в это? Я дважды за эту неделю спровоцировал убийство. Что со мной не так, почему все мои благородные попытки становятся дерьмом?

Я бегу в кабину и нахожу Джули проверяющей выключатели, пока Эйбрам заматывает остатками скотча стержень управления.

–Пожалуйста, скажи, что закончил, - умоляю я.

Он садится на своё место и осторожно подталкивает комок скотча, в который замотан большой рычаг. Тот щёлкает, и двигатели с рёвом оживают. Я слышу, как М и Нора вбегают внутрь и захлопывают дверь аварийного выхода. Зомби падают с самолёта, когда мы включаем реверс, и к тому времени, как Эйбрам разворачивает самолёт по U-образной дуге настолько, насколько гигантский авиалайнер может это

сделать, мы освобождаемся от их роя.

Они стоят среди неподвижных тел своих соратников и наблюдают, как мы улетаем, и, пока расстояние не сделало их лица неразборчивыми, я вижу, как голодное выражение сменяется тоской. Совсем крохотное изменение, видимое только тем, кто чувствовал это раньше. Возможно, где-то под выжженной землёй выжило несколько семян. Возможно, я способен на добро в череде своих неудач. Возможно, если я буду повторять это снова и снова, пока мы улетаем с этого континента, я смогу заставить себя в это поверить.

ЕГО ЛИЦО между прутьями.

–Как тебе живётся со своими соратниками по преступлениям, Р...?

–Я завёл много новых друзей.

Мой дедушка улыбается. Я — нет. Моё лицо — сплошной синяк, и улыбаться очень больно. Я тощий, жилистый и мускулистый. Кожа на кулаках, наконец, стала мозолистой.

–Я знаю, как тяжело в тюрьме, - говорит он. - Но, кажется, тебе тяжелее всех.

–Я тренируюсь.

–Тебе надрали зад. Я смотрю в пол.

–Некоторые меня недолюбливают.

–Почему?

–Обычно всё начинается с моего имени.

–А что с ним не так?

–Они никогда раньше не слышали такого имени, поэтому оно им не нравится. Он хихикает.

–Никогда не выяснял, каким образом такой любитель Библии, как твоя мать, додумался до этой хрени. Спорю, у ребят в школе был простор для креатива, - он замечает мой раздражённый взгляд и возвращается к теме. - Но ты не можешь сказать, что заработал всё это, - он показывает на моё лицо, - только за дурацкое имя.

–Нет.

–Так почему твои новые товарищи тебя не любят?

–Потому что они знают, что я лучше их.

Он улыбается шире, показывая коричневатые зубы.

-О, понимаю.

Я плюю на пол, частично выражая презрение, частично потому, что мой рот полон водянистой крови.

–Просто они — подонки. У их преступлений нет цели, они совершают их как животные, когда голодны, сексуально возбуждены или скучают.

–А ты лучше их, потому что сжёг город и сделал это для бога?

–Точно.

Он хохочет. Его смех звучит, как сухие ломающиеся кости.

–Ты сделал так потому, что ты — обозлившийся ребёнок. Ты сделал это, потому что твоя мать умерла, а тебе нужно было кого-то обвинить. Но ты не можешь обвинить бога, потому что знаешь, что его не существует.

Пока он говорит, я скриплю зубами. Не понимаю, что я к нему чувствую. Я должен его ненавидеть, но это не совсем так.

–Ты и они — вы все лжецы. Ты сочиняешь херню, чтобы оправдать свои поступки. Ты говоришь, что делаешь что-то, потому что так велел бог, а они — потому что «жить трудно» и «у них не было выбора». Неблагородные поступки всегда прячутся за благородными оправданиями, - он смеётся. - Вы — кучка хлюпиков. Самый большой и суровый ублюдок в этом месте — полное ссыкло, можешь ему передать, что это сказал я.

–Чего тебе надо, дедушка? - рычу я.- Что я могу для тебя сделать, папуля? Он качает головой.

–Для начала оставь это дерьмо, с нами всё будет не так. Можешь звать меня мистер Атвист.

Я взрастил много мрачных убеждений о своём месте в этом мире, но очень волнуюсь, когда слышу, что одно из них так откровенно подтверждается.

–Лады, мистер Атвист, - говорю я, стараясь сдержать дрожь в голосе. - Зачем ты продолжаешь сюда приходить? Всю мою жизнь ты был просто слухом. А теперь — мой единственный друг?

Он оглядывает зверинец накачанных головорезов и сумасшедших с дикими глазами и останавливает взгляд на пустой камере напротив моей.

–Твой партнёр, Пол Барк. Знаешь, что он уже начал поджигать снова? Выждал всего неделю после того, как вышел. Он набрал около трёхсот человек, претендующих на членство в этой... как они это называют? «Церковь Огня»?

Похоже, они растут. Все подразделения нервничают. Даже федералы стоят на ушах.

Я смотрю в пол.

–В свои шестнадцать вы создали успешный культ. В вас есть что-то, что движет людьми. Это интересует меня, как бизнесмена.

–Пошёл вон, - бормочу я.

Он снова хихикает и встаёт. Охранники забирают его стул и отпирают замок.

-Ты прав только в одном, - говорит мистер Атвист. - Ты лучше них. Но не из-за своих моральных притязаний.

–Тогда почему? - говорю я сквозь зубы.

–Ты лучше остальных, потому что ты Атвист, а они — нет. У тебя есть будущее, а у них - нет.

В моей ракушке появляется крошечная трещина. Перед тем, как я успеваю её запечатать, оттуда проблескивает отчаяние.

–Ты можешь вытащить меня отсюда? - спрашиваю я у дедушки. Он улыбается.

–Конечно, могу.

Он уходит.