Да, гильотина сполна получила все почести от прессы, о ней писали и в серьезных журналах, и в бульварных газетенках, и в дешевых иллюстрированных листках для домохозяек, причем писали на эту тему так часто, что в конце концов всех уже прямо-таки стало тошнить от отвращения. Да, все аргументы «за» и «против» смертной казни поворачивали и так и сяк, сосали, обсасывали до умопомрачения. Противники идеи отмены смертной казни, так же как и ее ярые приверженцы, драли глотки до хрипоты, так что дело едва не доходило до драки. Как с одной, так и с другой стороны было сказано немало глупостей, но и немало было высказано аргументов, заслуживающих серьезного рассмотрения и обсуждения.
Однако я осмелюсь вам признаться в том, что в данном конкретном случае, несмотря ни на что и вопреки всему, я дистанцируюсь от моих друзей в сфере политики, то есть от людей, чьи взгляды я в общем и целом разделяю, ибо я остаюсь ярым сторонником идеи необходимости смертной казни. Да, я не боюсь решительно, во весь голос заявить, что я голосую за палача и его ужасное оружие, предназначенное для того, чтобы отрубать от тел головы! Увы, в прогрессивной печати, проповедующей взгляды республиканцев, многие очень хорошие журналисты встали на сторону убийц и прочих опасных преступников. Я же счел своим долгом встать на сторону жертв. А уж прав я или нет, вам решать, но только после того, как вы закончите читать мое письмо… если только моя болтовня не утомит вас…
Видите ли, идея о необходимости отмены смертной казни в качестве кары за уголовное преступление возникла не сегодня и даже не вчера, ибо досталась нам в наследство от старых почтенных бородачей 1848 года[34], страдавших излишней сентиментальностью и слезливостью. В наши дни приверженцы этой идеи не могут даже толком изложить все свои доводы, потому что и сами не слишком ясно представляют себе, за что и почему борются. Для них это своего рода кредо[35], отвлеченная формулировка, вечный припев какой-то странной песенки про необходимость быть гуманным во всем без разбору, песенки, которая заставляет их рыдать над… печальной участью убийц!
Увы, господа, требующие отмены смертной казни, приберегают всю свою жалость и все свое сочувствие убийцам. Эта чистая правда! Они жалеют этих мерзавцев, они сетуют на жестокий рок, толкающий их на преступления, требуют, чтобы кара была не слишком сурова и едва-едва не договариваются до того, что жертва сама во всем и виновата. А как только этим глупым доброхотам вполне резонно замечают, что наказание должно быть пусть и жестоким, но справедливым, они тотчас же принимаются хныкать и жалобно блеять: «Общество не имеет права уничтожать своего члена!»
А я им на это отвечаю: «Но ведь и убийца не имеет никакого права уничтожать себе подобных! А вы с вашей безумной чувствительностью только поощряете чудовище, чья жестокость превосходит жестокость дикого зверя! Ваше всепрощенчество может толкнуть его на новое преступление, и тогда вновь прольется кровь! Чего же бояться человеку, перерезавшему горло невинной жертве? Вы даруете ему путешествие в Кайенну, на так называемую каторгу, но ведь там можно жить совсем не плохо, да к тому же и удрать с каторги вполне возможно, было бы желание! Итак, преступник получает в качестве наказания морскую прогулку, приятный отдых в условиях полусвободы, хорошее питание, почти полное безделье… И вот этими-то мерами вы хотите остановить наступление армии преступников, наводящих ужас на честных людей?»
Находятся в нашем обществе еще и такие чудаки, которые требуют отмены вообще всех наказаний, так как считают, что с помощью устрашения нельзя исправить нравы народа. Но, черт побери, сколько можно говорить этим идиотам, что прежде всего людям нужно жить, а для этого они должны иметь возможность защищать себя и своих близких! Обеспечим спокойную, мирную жизнь честным гражданам, а уж потом будем философствовать в свое удовольствие. А эти болваны только знай себе твердят извечный припев: убийца раскается, преступник исправится… и волк превращается в робкого блеющего ягненка…
Ну что же, и я желал бы, чтобы преступник раскаялся в содеянном и обратился бы в новую веру, я тоже готов с надеждой взирать на каждого заблудшего… Я тоже вслед за многими готов говорить: «Лучше запломбировать гнилой зуб, чем удалять…» Но в глубине души я твердо убежден, что пломба в зубе продержится дня четыре… как и бандит на стезе добродетели. Рано или поздно он сорвется, и все его добрые намерения рассыплются в прах, как только ему представится возможность провернуть сулящее выгоду дельце!
Посмотрим, что происходит, когда пломба вылетает из леченого зуба… Зуб начинает болеть пуще прежнего, вы сходите с ума от боли, буквально лезете на стену, потому что болит уже вся десна, гниют соседние зубы, а то и флюсом разносит щеку… В конце концов вы все же обычно бываете вынуждены позволить зубному врачу засунуть вам в рот его жуткие щипцы! И вот проклятый зуб удален! Вы сразу же ощущаете невероятное облегчение, а после смазывания ранки специальной мазью и вовсе чувствуете себя совершенно здоровым. И никто на свете вам не скажет, что вы не имели права избавиться от этой гадости!
То же самое происходит и в том случае, если один из ваших пальцев на руке или ноге поражен гангреной. Здесь не может быть и речи о колебаниях и сомнениях, если вы, конечно, не хотите, чтобы вся рука или нога, а за ними и все тело медленно сгнили. Необходимо удалить, отсечь больной орган, чтобы сохранить вам жизнь! И опять-таки ни один человек не скажет, будто вы не имеете права избавиться от части своего тела, представляющей смертельную опасность для всего тела в целом!
Так вот, друзья мои, я полагаю, что так же следует поступить и с преступником, потому что он столь же вреден и столь же неизлечим, как больной зуб и пораженный гангреной палец. Преступник опасен для общества, он опасен для всех и каждого, а потому его следует уничтожить! Да, это ужасно и жестоко, но это необходимо! Только подобные меры помогут уберечь общество от еще большего зла и еще более страшных бедствий. И вы можете сколь угодно долго говорить мне, что угроза смерти не внушает страха преступникам, а соответственно, и не охраняет жизнь и достоинство честных граждан от посягательств различного рода мерзавцев, я все равно вам не поверю…
А кстати, что вы вообще об этом знаете? Неужто кто-то из бандитов исповедовался на этот счет? Зато мне известно совершенно точно, что в течение последних трех лет, когда перестали приводить в исполнение смертные приговоры, заменяя смертную казнь длительными сроками тюремного заключения, количество убийств увеличилось почти втрое! Так что вывод напрашивается сам собой: отмена смертной казни влечет за собой рост преступности. Доказательством моей правоты может служить хотя бы тот факт, что если бы убийц из Бетюна обезглавили бы сразу после первого убийства, то те шестеро, что стали их последующими жертвами, остались бы в живых!
Разумеется, в Бетюне и в Карпентра имели место отвратительные, жуткие сцены, когда разъяренная толпа вела себя как сборище отъявленных каннибалов, но не стоит забывать, что убийцы из Бетюна держали в страхе все население края долгих два года, как некогда на всю провинцию Бос наводила ужас банда Финфина. Следует отдавать себе отчет в том, что люди, дрожавшие от страха за свои жизни и за жизни родных в течение столь долгого времени, совершенно естественно обрадовались тому, что избавились от сего дамоклова меча. Радость этих бедняг вполне объяснима и по-человечески понятна, ведь она сравнима с тем чувством, которое испытывают люди, узнавшие об уничтожении стаи волков, что в течение нескольких лет резали скот во всей округе.
Кстати, чтобы избежать различных эксцессов и проявлений бурной кровожадности толпы, всего-то и нужно не проводить казни публично, а приводить приговор в исполнение за стенами тюрьмы, как вешают преступников в Англии или сажают на электрический стул в Америке.
34
Речь идет об участниках февральской и июньской буржуазно-демократических революций во Франции.
35
Кредо
(«Верую», лат.) — начало католической молитвы; в обиходном языке это слово, употребленное как имя существительное, имеет значение «абсолютное, глубоко укоренившееся убеждение». (Примеч. фр. издателя.)