Вы, должно быть, читали в «Гатине» и про другого кюре в Алжире, который был застигнут в тот момент, когда на кладбище он посягал на невинность девочки. Согласимся, что нужно буквально потерять голову от похоти, чтобы совершать свои священнические гнусности в таком месте. Но, видно, у этого грязного попа были иные наклонности, чем у нормальных людей, их дурацкое воспитание толкает ему подобных на аморальные поступки, неизвестные среди нас, честных тружеников. Вот доказательство: есть такие, что пристают к маленьким мальчикам, к подросткам, к юношам… Но я не буду продолжать, слишком уж это отвратительно и — увы! — неискоренимо. К тому же я не смогу объяснить все, не нарушая правил приличия, вежливости, не оскорбляя достоинства моих многочисленных друзей — читателей «Гатине».

Скажу лишь, что в одном из центральных департаментов страны разразился громкий скандал и скоро будет суд. К этому вопросу я вернусь после вынесения приговора. Сегодня же просто отмечу, что один из священников нашей округи находится в тюрьме и его обвиняют в гнусностях, от которых покраснел бы сам Господь Бог. Этот тип приставал к солдатам. Очевидно, красный цвет солдатских штанов производил на него такое же сильное воздействие, как на быка, но в другом плане. Он любит людей, этот господин. Он, должно быть, филантроп, хотя следователь доказал, что если филантропия и хорошее дело, речь здесь идет вовсе не о ней.

Итак, этот филантроп-кюре приглашал солдат трех родов войск — кавалеристов, пехотинцев и артиллеристов — помогать ему служить мессу. И люди утверждают, что его мессы не очень-то соответствовали канонам католической церкви, апостольской и римской. Вместо вина пили пиво; облатки заменяли лепешками или белым хлебом, причащались не только вином и хлебом, но еще и мясом, не считая всего остального. А все остальное, если верить слухам, выглядело не очень-то красиво. Вот доказательство: как-то раз священник собирался раскрыть тайну воплощения одному артиллеристу, но этот молодец не имел ни малейшей склонности к такого рода таинствам. И когда он увидел господина аббата в пылу… его красноречия, он так его отколотил, что нашему попу потребовалась целая неделя, чтобы оправиться.

Тем, кто был более покладист, делали всякие поблажки, давали увольнения, повышали в чине! Важные начальники-клерикалы поощряли, конечно, близость своих солдат к святому человеку. Готов допустить, они не знали, что в данном случае те не только служили мессу и что круг верующих был скорее… порочным кругом. Тем не менее они, разумеется, не давали бы увольнений, не присваивали бы звания капрала солдатам, посещающим собрания франкмасонов[18]. Да что говорить! Как бы там ни было, дело в данный момент рассматривается, и я жду, какова будет его развязка.

А сейчас я вам скажу, что если каждый день, каждую неделю и каждый месяц просматривать газеты Парижа и провинции, то за год обнаружились бы сотни и даже тысячи случаев, аналогичных только что приведенному. У всех этих проклятых кюре словно сам дьявол поселяется в селезенке и не дает им покоя, когда речь идет о любовных похождениях. Попытки удержать их ни к чему не приведут. Поэтому нужно было бы их женить или кастрировать (как петухов). Всех, кто не захочет жениться, как это принято у протестантских, еврейских и русских священников, следовало бы подвергнуть такой маленькой операции.

Это было бы совершенно естественно. Скажем прямо: зачем им быть мужчинами, раз они дают этот странный, безумный, смешной и противоестественный обет, который они называют обетом целомудрия? Целомудрие!.. Посмотрите на лицемерие этих людей. Что означает это вынужденное целомудрие, как не презрение и отвращение к женщине? Так почему же они берутся исповедовать ее, давать ей советы, определять ее жизненный путь, заставляя иногда отворачиваться от детей и мужа? Нет, это — ложь для улавливания простодушных людей, которые всему верят. Если у церковников действительно есть к тому желание, пусть они сделают все, чтобы сохранить свое целомудрие полностью, не впадая во грех и искушение.

Единственное средство — та маленькая операция, о которой я вам говорил. «Освободившись» от страстей и борьбы с плотью, они станут, во-первых, такими превосходными тенорами, каких свет давно уже не видел; затем это позволит им выслушивать самые откровенные, самые пикантные, самые распаляющие исповеди, не дыша в своих исповедальнях как бешеные быки и не посягая на нравственность прихожан и прихожанок. Видите ли, тщетно пытаться нарушать законы природы, отказываясь от вещей, ради которых она нас создала.

Возьмите, к примеру, парня, сына крестьянина, как вы и я, в расцвете сил, который ест и пьет вдоволь и не выполняет никакой работы. Поместите его посреди женщин, девушек, которым он сможет говорить все, обнажать их души, вырывать у них признания о тайных помыслах, о тщательно скрываемых поступках. Оставьте их с ним наедине, и пусть они говорят о самых интимных вещах, как двое влюбленных… и наступает момент, когда — независимо от того, давал ты обет целомудрия или не давал, — осел сбрасывает упряжку, конь закусывает удила, и тогда появляются рогоносцы, происходят совращения, насилия или совершаются противоестественные действия… Тогда, видите ли, никакое целомудрие не помогает: бешеная собака кидается на всех!

Буссенар, как общественный деятель, наблюдающий своих современников и беспокоящийся об их участи, к счастью, не исчезает полностью за спиной того, кто иногда с яростью критикует и насмехается. Приведем доказательство.

Выдержка из письма № 37 от 10 октября 1903 года (№ 653)

Теперь я хотел бы сказать пару слов о другом деле. Это важное дело, так как касается здоровья трудящихся. На большинстве ферм и менее значительных хозяйств наемные работники спят в конюшнях и в хлевах. Это плохая привычка. Это нечистоплотно и, главное, вредно для здоровья. Я хорошо знаю, что вызову вопли сторонников благословенной рутины. Но мне на это наплевать, раз я говорю правду. Буду очень рад, если мои слова будут приятны земледельцам и пойдут на пользу многим молодым людям.

Скажите на милость, разве не возмутительно, когда измученных работой людей заставляют спать в одном помещении со скотиной, в тесноте, на кроватях, поставленных одна на другую, как ящики в комоде. Значит, ночью они должны лежать над птичьим пометом, лошадиным и коровьим навозом и ручейками мочи, которую животные бесцеремонно испускают, не требуя ночных горшков, так что утром просто не продохнешь: воздух отравлен, аммиаком воняет сильнее, чем если бы откупорить бутылку с нашатырным спиртом.

И нечего крутить и повторять, что так было всегда. Это вредно для здоровья, и я утверждаю, что из простого человеколюбия надо выделить отдельную комнату, что-то вроде спальни, для работников ферм, вместо того чтобы загонять их вперемешку со скотиной. Нетрудно отгородить от конюшни крытое помещение, изолированное кирпичной перегородкой от остальной ее части. Одно окно выходило бы во двор, а другое окно и дверь — на конюшню, чтобы можно было присматривать за животными.

У работников были бы кровати, стоящие рядком, как в казарме, небольшие шкафчики для одежды, деревянные столы, по два-три стула, и вы увидели бы, что они превосходно себя чувствуют и веселы, как птички. Прежде всего, это было бы в сто раз лучше для здоровья, а потом привязывало бы работников к дому. Действительно, по воскресеньям они часто не знают, чем заняться, куда пойти. Им остается выбор: либо сидеть в конюшне, либо отправиться в кабак. А если бы у них была отдельная комната, они могли бы побриться, починить и почистить одежду, начистить ботинки, сыграть партию в карты, почитать «Гатине». Словом, имели бы собственное жилье, где можно поговорить, почувствовать себя людьми, а не быть все время запертыми с животными.

Я обращаюсь с таким предложением к сельским хозяевам. Ценой минимальных затрат они обеспечат здоровые условия проживания своим работникам и не понесут никакого ущерба, так как скот всегда будет так же хорошо ухожен, а работники будут только лучше себя чувствовать, телом и душой. Я еще вернусь к этому вопросу и с радостью приму все предложения, которые мне пришлют по этому поводу сельскохозяйственные рабочие.