Молла-Сулейман замер, не донеся кусок баранины до открытого рта. Черные коротышки-брови подпрыгнули вверх; большие и глупые, как у барана, глаза вытянулись, приняв форму дождевых капель, - лицо от этого казалось еще длиннее. А Кадыров продолжал:

- Больше всех разорялась, конечно, Айкиз. «Гони, говорит, в шею нерадивых бригадиров, назначай на их место женщин»…

- Это кого же, к примеру? - не без ехидства полюбопытствовал Аликул.

'- Они сказали кого, - Михри! Девчонку, у которой молоко на губах не обсохло! Керим так за нее распинался, - противно было слушать.

- Ах, Кери-им!.. - понимающе протянула Назакатхон. - Я его часто вижу вместе с Михри.- Она вздохнула. - У них ведь любовь…

- Стыда у них нет, вот что я скажу! - возмущенно произнес Аликул. - Мало им того, что они у всех на глазах шуры-муры разводят, так этот молодчик добивается еще для своей красотни всяких поблажек. Подумайте, друзья, вместо нашего почтенного Молла-Сулеймана в бригаде будет верховодить какая-то вертихвостка. Тьфу!.. Упаси нас бог от такого позора… - Он обернулся к Кадырову и строго спросил: - И ты смолчал, раис?

Кадыров побагровел еще гуще:

- Плохо ты знаешь своего председателя, братец! Когда есть что сказать, я не пощажу и родного отца. Я предупредил: «Отвечать за все придется вам самим!» Я сказал: «Я не допущу расправы с верными своими друзьями!» - Он распалился и выкладывал все, что накипело на душе и что не успел выложить в недавнем споре с Айкиз и Джурабаевым. - Я сказал: «Забрасывать грязью моих друзей - значит забрасывать грязью меня, Кадырова! А я не позволю подрывать свой авторитет, товарищ Джурабаев! Я больше двадцати лет руковожу колхозом. Вам не удастся спихнуть меня, посадить на мое место своих любимцев. У Кадырова корни крепкие, как у тысячелетнего чинара».

Неожиданно Кадыров затих, опустив голову, набычился… Аликул поднял станан с коньяком из второй бутылки, которую успел принести Мол- ла-Сулейман. При общем молчании он произнес с почтительным восхищением:

- У того, кто может так разговаривать с Джурабаевым, - львиное сердце!

А Назакатхон, положив обе ладони на плечо председателя, заглянула ему в глаза и шепнула:

- Это у вас львиное сердце, раис-амаки!.. У вас!

Кадыров молча погладил ее руки и отважно выплеснул в свое луженое горло львиную долю ноньяка.

Веселья сегодня не получалось… И когда на быстром, как ветер, велосипеде к обедающим подъехал Алимджан, он застал их задумчивыми, угрюмыми… Взглянув на их кислые лица, Алимджан незаметно усмехнулся. Пожелав всем приятного аппетита, он отозвал в сторону Кадырова.

- Не вовремя вы затеяли этот пир, раис.

- Хм… Уж не прикажешь ли ты нам оставаться голодными, парторг? А может, мы за обедом обсуждали важные колхозные дела?

Алимджан кивнул на Назакатхон:

- А она?

- Дочь почтенного Аликула согласилась приготовить для нас обед… Нам самим некогда этим заниматься.

- Ладно, это я так, к слову. А приехал я вот по какому делу. Мы с товарищем Джурабаевым были недавно в колхозе «Первое мая». Чтобы вспаханная целина не пропадала в этом году даром, первомайцы решили оросить ее и засеять поздними кормовыми культурами, джугарой и кукурузой. Я и подумал: а хорошая это затея! Молодцы первомайцы!

- Да что ты заладил: первомайцы, первомайцы!- раздраженно прервал его Кадыров. - Мне- то до них какое дело?

- А такое, что и нам следует перенять их опыт.

- Перенять? Значит, если кто-нибудь с крыши прыгнет, так и нам прыгать?.. Нет, уважаемый партийный секретарь! Не думай, что ты сидишь на ветках, а я на листьях!.. У Кадырова своя голова на плечах. Кадыров жить чужим умом не согласен! Не буду я целину засевать джугарой! - Он прищурился и с злорадным торжеством добавил:- Ее уж и так… ха-ха… песком засеяло!..

Алимджан, пропустив мимо язвительную реплику Кадырова, горячо произнес:

- Ты пойми, раис, какую мы извлечем из этого выгоду! Доходы от животноводства у нас невелики. Мы об этом мало заботимся, мало этим занимаемся. О заготовке кормов совсем забыли. Другие колхозы силос сотнями тонн закладывают, а у нас его ни грамма! Рузы-пайван коров соломой кормит, хотя сам, я вижу, любит покушать. Вот наши коровы и дают молока меньше, чем козы. Я тебе давно твержу: у нас животноводство хромает на обе ноги. Надо новые фермы строить, кормами запасаться. А тебе и горя мало! Давай хоть теперь исправим наш промах - именно наш, потому что и я во многом виноват. Мало, видно, на тебя наседал.

- Ты мне еще совсем на шею сядь! - буркнул Кадыров, и, как всегда, когда он с кем-нибудь ссорился, брови у него насупились, шея вспотела, лоб собрался в жирные складки.

- Зря сердишься, раис, - дружелюбно сказал Алимджан. - Ведь и тебе перепадет слава, если колхоз в этом году получит хорошие удои.

Кадыров брезгливо оттопырил губы, усмехнулся неприязненной, тяжелой усмешкой:

- Бойки вы, как я погляжу! И хлопок вам подавай, и молоко, и целину, и кукурузу! Хотите из одного лука сразу семь стрел выпустить!

- Ну, лук, положим, оружие устаревшее, - возразил Алимджан. - Сейчас мы вооружены получше. Так что не стоит, раис, унывать. Почти все работы по посеву выполнят эмтээсовцы, тебе же придется лишь выделить для ухода за посевами небольшую бригаду. А Рузы-палван подготовит силосные ямы, это его прямая обязанность.

- Так, так, - с- угрюмой иронией произнес

Кадыров. - Ты напридумывал невесть что, а я отдувайся!.. Ты, выходит, законодательная власть, а я исполнительная. Мне полагается только подчиняться, проводить в жизнь твои директивы.

Алимджан лишь вздохнул с какой-то усталой безнадежностью:

- Трудный ты человек, раис… Опять надулся, как индюк, опять лезешь в бутылку. Ведь Джурабаев звал тебя, ты отказался с нами поехать. А мы сегодня все предварительно и обговорили.

- Кто это «вы»?..

- Товарищ Джурабаев, председатель сельсовета и я, как секретарь парторганизации колхоза.

- Погоди, погоди! Председатель сельсовета - это ведь Айкиз?

- Да, Айкиз… А в чем дело?

- Так бы и говорил: я и моя жена.

Алимджан недоуменно пожал плечами.

- Ну пусть будет так: я и моя жена. Так вот, обсудили мы все, обдумали и пришли к выводу: до того как колхоз засеет целину хлопком, он успеет вырастить на ней джугару и кукурузу. Дело это не очень тяжелое, зато оч-чень полезное! Партийное собрание я решил не созывать, время горячее, страдное, но посоветовался с коммунистами, с бригадирами. Все-«за». Слово за тобой, раис.

- С бригадирами-то зачем советовался? - подозрительно, уже готовясь обидеться, спросил Кадыров. - Им ведь с твоей кукурузой не возиться!

- Все равно надо было знать их мнение. Бригадир- сердце колхоза]

Кадыров возмущенно засопел; теперь и на лбу у него выступили крупные капли пота.

- Та-ак, парторг… Ко мне ты, значит, идешь к последнему? Значит, я, председатель колхоза, вообще уже нуль без палочки. Пугало на колхозном огороде! Колхозный сторож!.. Так прикажешь тебя понимать?

Алимджан внимательно посмотрел на Кадырова и с раздумчивой укоризной, с какой-то даже жалостью поначал головой. Разубеждать председателя было сейчас бесполезно. Глупая обида, упрямое честолюбие замутили ему глаза, и он все видел переношенным, как в кривом зеркале.

- Вот что, раис, - сухо и твердо сказал Алимджан. - Никто не покушается на твои права. Но ты, кажется, начал забывать, что у тебя есть и обязанности… Вместо того чтобы считать обиды да печься о своем престиже, ты бы лучше подумал, как успешней провести сев кормовых. Партийная организация проследит за этим.

Уже оседлав велосипед, он обернулся к Кадырову, на которого словно столбняк напал, и предупредил:

- То, о чем я говорил тебе,"'это партийное поручение. Учти это.

Кадыров, не поднимая головы, медленно повернулся и медленными шагами направился к своим друзьям… Среди приятелей царило пасмурное молчание. На Кадырова устремились ожидающие, спрашивающие взгляды. Он тяжело опустился на свое место, пошарил вилкой в миске с овощами, в сердцах бросил ее на хурджун так, что она подпрыгнула несколько раз, и крикнул: