Заметим кстати, что мамаши из «Малой Италии», с завистью смотревшие на то, как американские родители запросто отправляют на операцию своих детей, попались на удочку и поверили слухам, будто американцы преуспевают именно потому, что у них удалены миндалины и аденоиды. При первом же желанном чихе ребенок оказывался у практикующего врача с фальшивым дипломом, но низким гонораром, который и удалял ему миндалины. Возможность последующих осложнений была настолько велика, что многие итальянцы этого поколения говорили тихо, тщательно оберегая скверно прооперированное горло. Фрэнк был одним из таких неудачников. Но он произвел впечатление на Сальваторе главным образом тем, что обрисовал ему планы на будущее таких парней, как они. Совсем так, как представлял себе сам юный сицилиец, но подкрепив их очень толковыми аргументами. Кастилья доверительно сообщил: «Я из Козенцы, что в Калабрии…»

Он и в самом деле рассуждал не хуже, чем еврейские ребята. Границы мира Сальваторе как бы раздвинулись. Ему становилось все более тесно в шкуре сицилийца. Избавиться от нее оказалось непросто, но ничто не мешало ему попробовать влезть в чужую.

Хотя бы для того, чтобы попытаться понять других. С первого взгляда он почувствовал уважение к Фрэнку и в знак дружбы протянул ему руку, предлагая ее надолго. До конца своих дней они никогда не оставляли друг друга.

Фрэнк – он был старше Сальваторе на шесть лет – был вооружен револьвером 38-го калибра, который носил за ремнем на животе. Его сопровождали верные стражи: брат Эдди и подросток из их квартала Уилли Моретти, с лицом ангелочка, любитель шуточек, от которых порой вяли уши, душа компании, что, однако, не мешало ему быть отчаянным драчуном, способным, когда дела складывались плохо, отвлечь внимание полицейских на себя, чтобы дать возможность смыться своим товарищам. Среди них, был и уроженец Англии Оуни Мадден, который брался за самые рискованные дела. Из-за многочисленных шрамов и повреждения головы к нему относились как к ненормальному, но каждый тем не менее уважал его за исключительную смелость.

Большинство подростков были невысокого роста и отнюдь не отличались атлетическим сложением, возможно от того, что плохо питались в детстве, но им были свойственны безграничная смелость, агрессивность и дерзость. Своего рода безрассудство позволяло им удачно выходить из ситуаций, в которых другие терялись и терпели поражение.

К этому времени Фрэнк Кастилья решает изменить свою фамилию и становится Костелло. Фрэнк располагал всем необходимым, чтобы достичь того, к чему он стремился. Он был всегда наготове. Сальваторе Луканиа нока уступал ему в этом. Для него самым трудным было скрывать что-то от своих родителей. Регулярно полицейский приходил к его отцу и предупреждал, что Сальваторе смывается с уроков. Антонио неторопливо вытаскивал ремень и в кровь избивал своего бездельничающего отпрыска, приговаривая: «Ты можешь получить образование, но сам от него отказываешься. Я вколочу в тебя его…»

Он не смог, однако, ни вколотить, ни изменить что-либо. 25 июня 1911 года министерство просвещения поместило Сальваторе в одно из учреждений Бруклина, предназначенное для перевоспитания трудных подростков.

Пройдя через это испытание, Сальваторе нашел работу у некоего Макса Гудмана, изготовлявшего дамские шляпки. Хозяин и его жена почувствовали искреннюю симпатию к маленькому сицилийцу, использовали его на должности курьера, но платили гораздо больше и вечерами частенько приглашали поужинать в кругу своей семьи. У них Сальваторе пристрастился к достатку, к еврейской кухне, к деньгам… Однако его манера добывать их станет иной.

Он принял предложение Джорджа Скоплона, пользовавшегося поддержкой полиции и политиков, и стал доставлять наркотики, пряча их за лентами шляп. Его карманы стали наполняться деньгами. Сердце начало взволнованно биться: он становился уже кое-кем.

24 июля 1914 года в Европе разразилась первая мировая война.

Фрэнк и Эдди Костелло, Уилли Моретти, Оуни Мадден в пакгаузах Уэст-Сайда нашли для себя новое занятие: они стали посредниками между предпринимателями и докерами, обеспечивая рабочую силу для одних и работу для других. А раскошеливаться приходилось рабочим, потому что нуждались-то они. Хозяева потирали руки, рабочие храбрились – скорее от страха потерять и эту работу.

2 марта 1915 года за незаконное ношение оружия был арестован в Манхэттене Фрэнк Костелло. Полиция уже давно за ним охотилась. 15 мая он предстал перед судом, возглавляемым судьей Эдвардом Суонном.

Судья: «Я вижу, что в 1908 году, то есть семь лет тому назад, подсудимый был арестован за кражу с насилием, но был освобожден за отсутствием улик. Я вижу, что он был арестован второй раз, в 1912 году, по тем же основаниям и что и на этот раз также был освобожден за отсутствием улик. И в том и в другом случае он пожелал назваться Фрэнком Костелло. Сейчас он утверждает, что его настоящее имя – Фрэнк Саверио. Хотя мне адресовано несколько писем в его защиту, нет сомнения, что подсудимый обладает весьма сомнительной репутацией. Можно даже сказать, что она весьма скверная. По мнению соседей, подсудимый просто бандит. И действительно, в случае, который мы рассматриваем, он показал себя, конечно, как бандит…»

Костелло: «Если я признаю себя виновным, ваша честь, то только потому, что уже месяц нахожусь в тюрьме, а мои семейные обязанности требуют, чтобы я всячески избегал неприятностей. К тому же пистолет был найден не у меня, а в ста метрах от того места, где я был арестован».

Судья: «Это правда, но вы забыли упомянуть, что полицейские, которые преследовали вас, видели, как вы его отбросили. Другими словами, ваше поведение было со всех точек зрения поведением виновного. Я вас приговариваю к одному году исправительной тюрьмы, тогда как закон предусматривает, что преступление, которое вменяется вам в вину, карается семью годами тюрьмы».

Как осужденного, совершившего первое преступление, его отправили в исправительную тюрьму Вельфе-Айленд. Его поведение было отмечено тюремной администрацией как хорошее, и через одиннадцать месяцев его освободили. Когда в апреле 1916 года массивные ворота тюрьмы открылись перед ним, Фрэнк вышел не торопясь. Он хотел услышать скрип старого железа, когда они будут закрываться, чтобы решительно плюнуть на свой левый башмак, висевший на большом пальце правой руки, и негромко поклясться: «Больше никогда». И это обещание, данное самому себе, он не нарушил.

Фрэнк Костелло трижды встречался со своим молодым приятелем Сальваторе Луканиа, делясь с ним своим тюремным опытом. Вдвоем они долго обсуждали множество новых приемов и методов работы, которых следует придерживаться, чтобы избежать тюрьмы.

Грандиозный план уже рождался в их умах, когда в начале июня 1916 года Сальваторе Луканиа был задержан в биллиардной на 14-й улице при попытке доставить наркотики уже известным полиции наркоманам. Полицейские обнаружили в одной из шляп, изготовленных у Макса Гудмана, ампулу, содержащую два грамма героина. 26 июня 1916 года Луканиа был без проволочек осужден нью-йоркским уголовным судом, компетентным рассматривать дела лиц, признавших предъявленное им обвинение.

Мать Сальваторе была безутешна, но заступничество его хозяина, Макса Гудмана, всячески пытавшегося оправдать его, произвело большое впечатление, и Сальваторе был приговорен только к одному году заключения в исправительной тюрьме Хэмптон-Фармс.

В тюрьме он был кротким как овечка. Он взбунтовался только один раз: заключенные сразу же стали называть его Саль, затем его переименовали в Салли и стали добиваться, чтобы он подчинился сложившейся тюремной практике, когда более сильные господствуют над слабыми. Реакция Сальваторе была устрашающей. Даже охранники воздержались от представления рапорта.

Освобожденный за примерное поведение на исходе шестого месяца заключения, Сальваторе Луканиа вышел из Хэмптон-Фармс накануне рождественских праздников. Он рассказывал потом: «Я решил никогда больше не попадаться. Я твердо решил, что покончу с собой, если они опять попытаются упрятать меня за решетку».