Она не выдержала, и выдала цветистую матершинную вязь. После этого гостью пробило на слезы. Супруги переглянулись, потом, чуть переждав, начали давать бессмысленные советы.

— Ну, я бы сейчас посоветовал вам только одно. Хотя бы пару дней посидеть в отеле, — сказал Юрий.

— Да, и не выходить в город вечером, — вторила ему Ольга. — Днем он вряд ли решится повторить это.

Юрий не согласился.

— Да кто его знает. Парень он, чувствуется, наглый, без тормозов. Такой борзый перец может отчудить все, что угодно.

Сказав это, Юрий поднялся, прошел в ванную. Когда Астафьев, уже освежившись, вернулся, девушки беседовали о чем-то своем, причем обе дымили, как два паровоза.

— Все, кажется, я отошел, — сообщил он Ольге. — Можно идти есть, а то опять пропустим время завтрака.

— Пошли, — согласилась та.

— Ой, а можно я у вас в номере ванну приму? — попросила Елена. — А то Васька вчера крану с горячей водой голову свернул, пришлось ее перекрыть. Мы там залили соседей снизу, так что управляющий еще вчера приходил, ругался.

— Да, пожалуйста, купайся, в чем дело, — согласилась Ольга.

Тем временем Ольга подняла с кресла и бросила мужу его штаны. При этом из его кармана выкатился тот самый перстень. У Елены при виде его расширились глаза.

Она подхватила его, пролепетала: — Откуда это у вас?

— Вчера нашел в том кафе после драки, — пояснил Юрий. Он и сам впервые рассмотрел свою находку при свете дня. Массивный, черный перстень, теплый на ощупь, и в нем, золотой, сильно выступающий над черной полировкой, равнобедренный треугольник.

— Это его любимый перстень, Сократоса, — пояснила Елена. — Черное эбеновое дерево, и золото.

Она подняла рукав все той же своей голубой футболки, и они увидели на плече Елены темный отпечаток, словно от прививки от оспы, но в форме точно такого же треугольника.

— Тавро. Он всех своих девушек метит этим треугольником. Нагревает треугольник на зажигалке и припечатывает к плечу. Сократос очень дорожит этим перстнем. Там, внутри, есть даже его имя. Он что-то вроде его талисмана.

Она содрогнулась, и отдала Юрию перстень.

— Не хочу даже в руках держать эту гадость.

Юрий пожал плечами, примерил его. Перстень слазил у него даже с большого пальца. Тогда он снова сунул перстень в карман. Ольга к этому времени уже оделась, так что они все втроем вышли из номера. У двери номера Зубриловых топталась филиппинка в форме горничной, с ведром, совком и шваброй. Она что-то залопотала хозяйке номера, но Елена, открыв ключом номер, отрицательно замотала головой.

— Нет-нет! Ноу-ноу! Гоу хом! Потом-потом!

Они увидели лежащее на кровати тело Василия. Нефтяник храпел удивительно мощно, с залихватскими руладами. Елена прошла во внутрь номера, а супруги сделали еще несколько шагов по коридору, но тут Ольга вспомнила, что не оставила подруге ключ от номера.

— Ключи! — сморщившись, сказала она, и метнулась назад. — Лен, ключ от номера возьми.

— Хорошо, брось его на столик.

Юрий невольно прошел за женой, и оказался в номере как раз вовремя. Ленка в этот момент сбросила с себя халатик, и, находясь в чем мать родила, искала в чемоданах какую-то одежду. Она не видела, что кроме Ольги в номер вошел еще кто-то, зато гневный взгляд Малиновской заставил Юрия торопливо попятиться назад, столкнуться с дверным косяком, и выскользнуть из номера. Ольга, в свою очередь, выйдя в коридор, молча показала супругу кулак, который он поспешно поцеловал. Они прошли по коридору несколько метров, но могучий храп Василия Зубрилина сопровождал их и там.

— Вот это Васька мастер по храповецкому! То-то она поднялась так рано, — высказал свое предположение Юрий.

— Да, ты у меня храпишь гораздо тише, — согласилась Ольга.

— Я храплю?! — удивился Юрий. — Ты первая, кто говоришь мне об этом.

— Причем не первый уже раз.

— Первый.

— Нет не первый. Ты просто не хочешь помнить ничего про себя плохого. А до этого ты про свой храп ничего не знал потому, что все бабы тебе льстят. Только мне уже не зачем тебе льстить, я уже и так твоя жена. Вот только знаешь, что мне интересно, ты специально вперся в номер в тот момент, когда Ленка была голой?

— А больше ты ничего не могла спросить умного? Я то откуда знал, что она в этот момент решит показать тебе стриптиз? Кстати, почему тебе, а не мне, у вас что там, развиваются розовые отношения?

Но Ольгу так просто было не пронять.

— Не переводи стрелки, дорогуша. Я знаю эту твою манеру наводить тень на плетень.

Они препирались весь завтрак. Отвлеклись только когда услышали через открытое окно звонкий голос разносчика газет.

— "Кипрские вести", свежий номер! Цены на бензин поднялись еще на десять центов! Вчера в кафе «Сандал» произошла массовая драка между русскими и греками. Инициатор драки небезызвестный сутенер Сократос Михаилидис.

— Эй, парень, дай сюда газету! — крикнул в окно Юрий.

Пацан, по виду типичный еврейчик, охотно поделился с ними новостями за два доллара, и при этом попытался не дать сдачи с пяти долларов.

— Смотри-ка ты! Быстро это они все срисовали! — Восхитился Юрий, показывая Ольге газету. — Какие здесь, на Кипре, крутые репортеры. Прямо как Антон Рябцев у нас в Кривове.

Да, на снимке был изображен момент, когда Василий бил грека по лицу. При этом на заднем плане был виден и сам Юрий Астафьев. У Ольги был свой взгляд на подобную популярность.

— Да, если этот кадр дойдет до нашего с тобой руководства, то они пожалеют, что дали нам с тобой этот отпуск.

— Ну, попробовали бы они еще отказать Герою России, — хмыкнул Юрий.

— Да? А ты больше еще ничего не заметил? Вот тут еще один вот человечек за твоей спиной, видишь — Коля Занченко.

Она ткнула пальцем в снимок. Юрий присмотрелся, и кивнул головой. — Да, это уже гораздо хреновей. Опер и вор в законе в одном кафе, это может хорошо испортить нам репутацию.

Несмотря на это они, в довольно благодушном настроении начали подниматься вверх по лестнице. Но тут они обратили внимание, что мимо них как-то слишком оживленно повалили вниз, на выход, и туристы, и прислуга. Когда Ольга и Юрий поднялись на свой этаж и завернули за угол к своему номеру, то первое, что увидели, это двух полицейских, стоящих рядом с их дверью. Но, подойдя поближе, они поняли, что полицейские охраняют апартаменты Зубрилиных. При попытке супругов заглянуть в открытую дверь те всполошились так, словно Юрий и Ольга собирались что-то украсть. Но из-за плеча стоящего на пороге человека Астафьев успел рассмотреть, что Василий Зубрилин все так же лежал на кровати вниз лицом, вот только в его затылке прибавилось два аккуратных пулевых отверстия.

У комиссара полиции Солона Либератиса в последнее время начали пошаливать нервы. Сейчас его сильно раздражали два обстоятельства: эти чертовы русские, и следователь прокуратуры Янгелос Папандреу. Этот щенок приходился родственником одной из самых богатых семей на острове, и поэтому с ним приходилось считаться самому комиссару. Солон уже проклинал себя за то, что не сразу подъехал на место преступления, просто эта Катрина высасывала из него столько сил, что сразу после объятий любовницы ехать на место убийства комиссару было жутко лень. Как назло, в этот раз Янгелос повел себя совершенно вызывающе. Вместо того, чтобы запихнуть всех троих русских в камеру, и по одному дожать их до состояния, когда они сами признаются в убийстве, он начал допрашивать подозреваемых прямо там, в отеле. Хорошо еще, что он сделал это, как и положено, по очереди, в соседнем номере.

— Значит, вы утверждаете, что при этом у вас был свидетель? — спросил Янгелос.

— Да, уборщица филиппинка, — подтвердил Астафьев, переводчик коротко перевел его ответ на греческий. А Юрий перевел взгляд со следователя на невысокого, лысоватого толстяка с густыми усами, ходившего за спиной следователя. Юрий чувствовал, что тот настроен против него очень негативно, хотя и видел его первый раз. А от этого невзрачного человека зависело очень много. А вот к следователю у него претензий не было, хотя тот и вел свой допрос очень агрессивно. Этот жгучий брюнет был красив в чисто южной манере: черные глаза, черные, чуть вьющиеся волосы, густые усы. Только нижняя челюсть следователя подкачала, она была слишком маленькой для такого внушительного лица. Что еще удивляло Юрия, ему показалось, что киприот понимал его раньше, чем переводчик начинал свою работу. Это просто читалось на его лице.