— Нет… Мне тогда казалось, что его открыли звуки лютни…

— Чушь, — отрезал Конан. — Окно открылось, потому что люди сдвинули какой-нибудь засов, вот и все. Итак, детка, ты узнала немного, но это все же лучше, чем ничего. Камень в щите статуи, а на потолке храма есть окно. Я правильно тебя понял?

— Да. Но… Было что-то еще… Она силилась вспомнить и не могла. Несколько секунд Конан пристально смотрел на нее, но потом, видя, как она мучается, махнул рукой.

— Все выяснится на месте, когда я буду уже там, в храме. Постарайся поспать и прийти в себя, девочка. Ночью тебе понадобятся силы. Как только я вернусь сюда с камнем, будем уходить. Жрецы наверняка обнаружат его отсутствие почти сразу же.

— Жрецы… — повторила Сфандра. — Они о чем-то спрашивали меня. Боги, я ничего не могу вспомнить!

— Лучше поспи, — сказал Конан.

Ночью храм Алат показался ему куда больше, чем днем. Притаившись в тени колодца, Конан осматривал высокие глухие стены, прикидывая, где бы лучше забраться на крышу. Проклятье, если бы несчастная дурочка приметила, нет ли лестниц, ведущих на крышу, ему было бы легче ориентироваться. Ладно, решил про себя Конан, будем исходить из того, что лучники на крыше имеются. Сколько их может там быть? Не больше двоих, решил он. Этого вполне хватит, чтобы прикончить любого самоубийцу, которому вздумается забраться в храм. Он хищно усмехнулся. Ну конечно, ведь эти люди исходят из того, что в Гиркании нет киммерийцев. Придется показать им, насколько роковым было их заблуждение.

Пригибаясь, он перебежал через площадь и оказался под самой стеной. Сандалии и плащ он оставил в лавке и теперь был почти голым, если не считать набедренной повязки и ножен с мечом. В руке он держал длинную веревку с крюком — давнее и испытанное средство штурма неприступных стен, скрывающих сокровища. Конан раскрутил веревку и забросил крюк за край стены.

— Ну вот, если лучники там, то они заметили крюк и непременно обрубят веревку, дабы вор вдребезги разбился о мостовую, — пробормотал он еле слышно. Он натянул и подергал веревку. Наблюдателю, если таковой имелся на крыше, показалось бы, что кто-то карабкается наверх. Однако к крюку никто не подошел. Конан потер ладони и взялся за веревку. Выбора не оставалось — нужно лезть.

Спустя несколько минут он был уже наверху и осматривался. Никого. Безумцы, неужели они так доверяют могуществу своей богини, что даже не считают нужным охранять ее? Нет такого бога, который помешал бы Конану украсть то, на что он положил глаз!

С этой отрадной мыслью киммериец принялся осматривать плоскую серую крышу. При ярком лунном свете он увидел блестящие медные лепестки, закрывающие отверстие в полу. Видимо, это и было то потолочное окно, о котором говорила Сфандра. Возле первого, самого большого, он обнаружил еще три, поменьше. Проклятье, сколько же их здесь? Киммериец покусал губу, раздумывая. Вероятнее всего предположить, что самое большое окно предназначено для освещения самого главного храмового объекта. То есть центральной статуи храма или центрального алтаря. Камень, скорее всего, именно там и находится. Если Сфандре не показали фальшивку, вдруг подумал он с тревогой.

Но времени на раздумья оставалось совсем мало. Поэтому Конан решил не мудрствовать лукаво. Камень — главная святыня храма, которая сделала Алат великой. Главная святыня — главный алтарь — самое большое окно. И нечего долго думать. С этой мыслью он начал шарить по крыше в поисках механизма, позволяющего раздвинуть эти четыре лепестка и открыть окно.

Искал он довольно долго. Гораздо дольше, чем считал возможным. Крыша была абсолютно пустой, голой — ни шероховатостей, ни выпуклостей, ни приметных камней с щелями, куда можно вставить пальцы. Ни одного украшения.

— Проклятье, да как же оно открывается! Не верю, что с помощью заклинаний, — пробормотал Конан, озираясь по сторонам. Раздосадованный, он топнул ногой.

И тут послышался легкий щелчок и медленно, бесшумно, плавным движением лепестки раздались в стороны. Конан поднял босую ногу, посмотрел на жесткую подошву, потом перевел взгляд на пол. Ничего. Где-то здесь, в плитах, спрятан потайной механизм. А может быть, его привела в действие вибрация? Сфандра говорила, что лепестки открылись при звуках музыки…

В конце концов, это было неважно. Конан заглянул в открывшееся отверстие и тихонько присвистнул. Пол находился на глубине в десять человеческих ростов. Веревки хватит едва ли до половины, а остальную часть пути придется проделать по стене. Конан прищурился. Барельефы, надписи, высеченные в камне, — все сойдет в качестве опоры для ловких пальцев рук и ног.

Он прикрепил крюк к краю, зацепив его за один из лепестков, и начал осторожно спускаться. Обвив веревку ногами, он повис в центре храма и огляделся по сторонам. Из темноты выступали три женские фигуры, изваянные с таким искусством, что поначалу Конан принял их за живых. Алебастровые тела женщин светились тихим таинственным светом. Они словно выступали из серого камня храмовых стен. Казалось, еще немного — и они шагнут вперед, поднимут свои мечи…

— Статуи, — пробормотал Конан и начал раскачивать веревку, чтобы ухватиться за стену. После недолгих усилий ему удалось превратиться в длинный маятник и он уже доставал рукой до стены. Наконец, прицелившись половчее, он схватился рукой за плечо одной из статуй и выпустил веревку. На ощупь камень показался ему странно теплым. Наверное, нагрелся за жаркий день, подумал Конан и перестал забивать себе этим голову. Нужно было думать о том, чтобы спуститься вниз без особых потерь.

Он перебрался на согнутый локоть статуи. Потом, ловко цепляясь за складки ее одежды, спустился на колено, тоже чуть согнутое. Дальнейшее не составляло особого труда. Еще несколько минут — и он уже стоял в центре храма перед статуей Алат, освещенной лунным светом, который струился из широкого окна в потолке. Тень от веревки, болтавшейся под потолком, пересекала детское чужеземное лицо, точно шрам.

При взгляде на богиню Конану на миг стало не по себе. В тишине и безлюдии храма Алат показалась ему живой. Дитя, жестокое в своей невинности. И синий камень, горящий на ее щите. Проклятье, не может же он рассматривать ее вечность!

Статуя была совсем невысокой. Конан протянул руку и без труда вынул камень из щита Алат. На ощупь Алазат Харра был холодным. Он был страшно тяжел. И от него действительно исходила сила, Конан ощутил это, как только прикоснулся к камню. Но об этом он смажет подумать потом, после, когда будет уже в безопасности. А пока… Конан сунул камень в мешок, привязанный к поясу, и повернулся к стене, чтобы по барельефам и трещинам взобраться на крышу, вытянуть веревку и вернуться в лавку старика тем же путем, каким он пришел сюда.

Но не успел он сделать и двух шагов, как раздался тихий шорох. Конан резко обернулся и выхватил из ножен свой широкий меч.

В лунном свете он увидел, как осыпается алебастр со статуи богини. Теперь в ее круглом щите зияла дыра — там, где раньше был камень. Но алебастр сыпался и сыпался, точно песок, обнажая плечи, руки, голову… Конан не поверил своим глазам. Оболочка стекала с Алат и постепенно освобождала настоящее живое тело! Вот показались черные, коротко стриженые волосы, жесткие, точно перья. Блеснула медь шлема… Красная туника поднялась на груди, когда богиня сделала вдох. Припухшие веки поднялись, узкие черные глаза недобрым взором глянули на варвара. Губы шевельнулись…

Конан отступил на шаг и поднял меч.

— Кто ты? — хрипло спросил он. — Предупреждаю, лучше тебе не нападать на меня, кем бы ты ни была!

Девочка-богиня молча смотрела на него. Потом раскинула в стороны руки одну с продырявленным щитом, другую с коротким кривым мечом и, резке, гортанно вскрикнув, соскочила с пьедестала и бросилась на варвара.

Он отступил еще на шаг, обороняясь от ее бешеного натиска. Алат, если она только действительно была богиней, оказалась нешуточным соперником. Его сбивало с толку, что приходилось сражаться с ребенком, да еще с девочкой, да еще такого малого роста. Но вскоре Конану стало не до благородства и он не забыл о своем смущения. Три каменных женщины недаром показались ему такими живыми, когда он разглядывал их в лунном свете. Много лет стояли они, замурованные в камень, но вот пришел человек и посмел коснуться синего камня. Он освободил их младшую, любимую сестру, и вызвал к жизни скрытые в ней силы, и она призвала их на помощь. Много лет стояли они неподвижно, готовые сделать шаг и выступить из стены — и вот настал их час. Они вышли из серого камня и, подняв мечи, атаковали варвара с четырех сторон.