Из паробуса выпрыгнул ещё кто-то, двери захлопнулись, кондукторша завопила: "Ехай!", - и машина тронулась с места. И Таксон остался один против троих в глухом месте у заброшенного парка. Впрочем, двое были относительно безопасны: одного Таксон держал с заломленной за спину рукой, другой сам держался за сломанный нос. Третьего же, подскочившего сзади, Таксон лягнул каблуком в пах, и тот, охнув и не удержавшись на ногах, скользнул с откоса. О мостовую что-то звякнуло.

- Даже так... - процедил Таксон. Не обращая внимания на сообщника с разбитым носом, он подтолкнул карманника к лестнице с откоса.

- Э, куда? - всполошился вор на ступеньках. - Околоток в другой стороне!

- А нам - туда! - отрезал Таксон.

Он спустился с карманником по ступенькам, перетащил его через подъездные пути к химкомбинату и поволок в парк. Вначале вор отчаянно сопротивлялся, оглашая окрестности то отборным матом, то слезливым визгом с просьбой отпустить, но когда они, спотыкаясь о взорванные корнями деревьев куски асфальта бывшей аллеи, углубились в чащу, он вдруг перешёл к угрозам.

"Услышал то, что я давно вычислил, - понял Таксон. - Пора".

- Вот здесь и будем лясы тачать, - проговорил он, останавливаясь у покосившегося, насквозь проржавевшего фонарного столба. ("И как он ещё не упал, - отстранёно пронеслась мысль, - ведь одна труха...")

- Да, здесь, - сипло сказала выросшая за спиной тень. - Только говорить буду я.

- Это сколько угодно, - согласился Таксон и резко развернулся вместе с карманником к третьему сообщнику, действия которого предугадал ещё спускаясь по лестнице. И почувствовал, как дрогнуло тело вора, насадившись на лезвие ножа. Тогда Таксон отпустил его руку, выхватил из-под мышки пистолет и выстрелил через голову оседающего карманника в лицо нападавшему.

- А-а! - дико закричал чуть в стороне вор с переломанным носом и стал в панике ломиться сквозь кусты к дороге.

Таксон хладнокровно выстрелил ему в спину.

- Тремя мразями меньше... - спокойно констатировал он, пряча пистолет. Двое были мертвы, третий, с ножом в брюшине, лежал тихо, боясь пошевелиться. Он понял, на кого они напоролись.

"Жил шакалом и подохнешь собакой", - подумал Таксон, перешагивая через него. Жить карманнику оставалось недолго - не более получаса.

И тогда сзади мягко, поддерживаемый ветвями, рухнул фонарный столб, расплющившись по земле ровной дорожкой ржавчины. Наконец-то он не выдержал.

Лёд, сковавший рассудок, начал постепенно таять, расплывалась чёткость восприятия, и, когда Таксон выбрался из парка, он уже не видел в ночи ни зги.

На трассе он сел в паробус, идущий в обратную сторону, и поехал на работу кружным путём. Опоздал почти на час. Кроме того, остановка этого маршрута располагалась на параллельной улице, и пришлось месить грязь, пробираясь через квартал заброшенных девятиэтажек. Впрочем, не совсем заброшенных. Когда отключили газ и отопление, на первых этажах жильцы остались. Соорудили в квартирах печурки, вырубили окрест деревья на дрова и кое-как перебивались зимами. Хорошо, электричество редко, с перебоями, но подавали. Гидроэлектростанции ещё работали, чего нельзя было сказать о котельной в центре следующего квартала, куда и шёл Таксон. Здесь находился пункт кабельного телевидения, где он работал. Смешно, но телевидение в стране функционировало. И когда отключали электричество, жильцы садились на самодельные велогенераторы, крутили педали и с неуёмной ностальгией смотрели фильмы Золотого Века, когда были и газ, и вода, и ещё много такого, о чём уже не помнили, и о назначении которого на следующий день ожесточённо, до хрипоты, спорили, доказывая друг другу свою правоту. До следующего фильма.

- Оп'адывашь, - обиженно встретил его Андрик, когда Таксон открыл дверь. Андрик исполнял роль вахтёра, сидел в прихожей за старинным конторским столом и от нечего делать чистил ногти длинным узким ножом, выточенным из куска арматуры. Одна рука его была трёхпалой, другая четырёх. Керосиновая лампа тускло освещала несуразную фигуру, словно состоящую только из углов, и все его движения были такими же угловатыми, резкими, как бы разложенными в пространстве по векторам. Видимая несуразность телодвижений вызывала у постороннего обманчивую уверенность в его физической неполноценности. И напрасно. В бою Андрик обладал феноменальной реакцией. Когда он дрался, человеческий глаз был не в состоянии уловить перемещений его тела.

- Привет, - буркнул Таксон.

- П'ивет, - осветился дебильной радостью Андрик. - Су'огат бушь? - Он достал из-под стола чайник без носика. - Го'ячий!

Его плоское безобразное лицо, практически безносое, с одной вздрагивающей ноздрёй посреди и навечно застывшим приоткрытым ртом родился он с нижней челюстью, намертво сросшейся с черепом, - производило впечатление театральной маски. Лишь глаза жили.

- Спасибо, нет, - отказался Таксон. - Меня кто-нибудь спрашивал?

Андрик обиженно засопел. Скучно ему было сидеть в одиночестве.

- Пет'ус тебя ис'ал.

- Случилось что? - спросил Таксон.

- Не с'аю. У меня в'ё с'о'ойно.

- И отлично, - подбодрил его Таксон.

Не умел Андрик обижаться надолго. Стоило приветливо улыбнуться, как он сразу отходил. Имей он возможность улыбаться, рот бы его сейчас растянулся до ушей.

- У меня в'ег'а тип-топ! - самодовольно подтвердил он. Лицо просто лучилось собачьей преданностью. Так и хотелось подойти к нему и ободряюще потрепать по шевелюре. Но делать этого не следовало. Андрик не выносил жалости. Странное, несогласуемое сочетание готовности услужить, быть кому-то полезным и гипертрофированного болезненного достоинства единственных черт его характера - бросало настроение Андрика из крайности в крайность.

Таксон подмигнул Андрику и сунулся было в аппаратную, но Андрик остановил его.

- Он в коте'ной.

Дверь в котельную напоминала люк бомбоубежища. Таксон попытался повернуть штурвал, но он, как и положено, не поддался. Тогда Таксон достал из кармана ключ и постучал условным стуком: три удара и царапина по бугристой поверхности двери. Через некоторое время послышался щелчок разблокировки штурвала, он завращался, и дверь медленно распахнулась. На пороге стоял Петруз.