В этой кутерьме Таксон Тей не сразу заметил высокого поджарого человека, одетого во всё чёрное, который неторопливо шагал вдоль вагонов. Чёрная рубашка военного покроя, обтягивающие брюки, заправленные в начищенные до лакированного блеска сапоги, портупея крест-накрест приковывали внимания своей аномалией аккуратности в разношерстно одетой ватаге налётчиков. Коротко подстриженный ёжиком, гладко выбритый, он спокойно, словно прогуливаясь, шагал по кромке насыпи, скучающе постукивая стеком по голенищу. На холёном лице явственно проступали брезгливость и высокомерие. Лишь огромный с тонким длинным стволом револьвер в правой руке портил картину аристократической прогулки.

"Прямо белая косточка голубых кровей, - ошарашено подумал Таксон Тей. - Франт. Но в эти-то времена - откуда?!"

Подойдя к люкс-вагону франт равнодушно скользнул взглядом по Таксону Тею и остановился.

- Отсюда все? - спросил он у увальня с полным безразличием, словно ответ его абсолютно не интересовал.

- А не сезон для толстосумов, вашество! - почему-то радостно гыгыкнул увалень.

- Да, не сезон... - неожиданно согласился франт. Но Таксон Тей почувствовал, что и на это - сезон, не сезон - ему наплевать.

Франт поднял к лицу правую руку и уставился на револьвер, словно недоумевая, каким образом в ней оказалось оружие.

Проводник судорожно глотнул воздух и задышал ещё надрывнее. Таксон Тей не понимал испуга проводника. От франта не исходило угрозы. Лишь скука и равнодушие. Таксону Тею ничего не стоило заставить его спрятать револьвер и продолжить высокомерное шествие вдоль состава. Но он не сделал этого.

И поплатился. Он не знал, что убивать можно и со скуки.

- Жаль... - протянул франт и нажал на курок. И прямо в лицо Таксону Тею полыхнуло пламя выстрела.

Проводник ёкнул, увидев посреди лба своего пассажира маленькую аккуратную дырочку, и мешком осел на землю.

Кажется, впервые за сегодняшний день на лице франта появилась заинтересованность. Он с удивлением уставился на два лежащих тела.

- Поди обмарался по самые уши! - заржал увалень и пнул ногой проводника.

Щека франта дёрнулась, брезгливость в удвоенной мере, будто компенсируя своё минутное отсутствие, проступила на лице. Он опустил револьвер в кобуру и продолжил свой неторопливый путь вдоль состава.

Глава вторая

Ровно в 7.30 на дисплее анализатора состава крови возникла бледная парабола инъекции адреналина. По мере своего роста кривая все больше набирала яркости. Достигнув интенсивно-розового цвета, парабола внезапно сломалась и перешла в прямую абсциссу. С заданным опозданием в четыре секунды с плутониевого элемента стал увеличиваться снимаемый потенциал на микропроцессор сердечного клапана. До сих пор равномерные редкие пики на дисплее регистратора сердечной деятельности начали учащаться, нарастая по амплитуде в соответствии с параболой инъекции адреналина. Пороком сердца страдала прабабка Маркстейна по отцовской линии и передала его по наследству всем своим потомкам.

Моросил мелкий дождь пополам с серо-жёлтой ледяной крупкой - ветер дул со стороны химического предприятия, где водяная морось захватывала пары сернистого ангидрида. Мостовая покрылась пупырчатой стеклоподобной бронёй, отблескивающей в свете редких фонарей чёрным металлом. Как всегда по такой погоде паробусы ходили нечасто. Таксон пропустил два, пока, наконец, не втиснулся в третий. Уцепившись за поручень, он повис на подножке.

- Братья и сёстры! - возопил он гнусавым голосом служителя культа. Пожалейте раба божьего, сделайте выдох!

Впрочем, милости ожидать не приходилось, и Таксон, поднатужившись, втиснулся в салон. Дверь, чавкнув пневматикой, стала закрываться, и тут сзади пристроился ещё один пассажир. Створки с трудом захлопнулись, толпа спружинила, и Таксона прижало спиной к ребристой двери. И он искренне посочувствовал стоящему за ним ступенькой ниже, припечатав своим крестцом его лицо.

В паробусе никак не отреагировали на шутку. Толпа стояла плотным сбитым монолитом; люди сипели, хрипели, но молчали. Попеременно, то в одном конце салона, то в другом кто-либо заходился кашлем - в спёртом воздухе салона паробуса висел, перша в горле, терпкий запах разъедаемой сернистой кислотой одежды.

- Вошедшие, оплатите проезд! - заорала кондукторша. Было в её крике что-то от злорадного: "Ага, попались!"

Таксон собрался полезть в карман, но тут почувствовал, как по бедру мягким, почти неощутимым движением прошлась чья-то рука.

- Ах ты ...! - мгновенно вскипел он от негодования и надавил крестцом на голову вора. Но руку из-за тесноты перехватить не успел.

- Эй, полегче... - сдавленно пробулькало из-за спины.

- Полегче?! - завёлся Таксон. - Да я тебя, подонок, сквозь двери выдавлю!

Он всё-таки перехватил кисть карманника и заломил ему пальцы.

- Ты чо делаешь? - Парень, стоящий впереди, наглым взглядом вперился в Таксона. - Чо человека давишь?

- И ты туда же! - сориентировался Таксон. - На пару шарите?!

Но тут же понял, что ошибся. Интуиция, словно включавшаяся в нём в экстремальных ситуациях, подсказала, что у другой створки двери стоит третий.

- Чо, ввёл пару кубиков и разошёлся?! - продолжал своё наглый парень. Роль прикрывающего он выполнял чётко. - Щас сдадим в околоток, там разберутся, кто здесь шарит!

Толпа в паробусе настороженно молчала. Она знала, чем заканчиваются подобные инциденты. Её спрессованный монолит дрогнул - все старались оказаться подальше от свары, - и у дверей стало свободней. Ярость схлынула с Таксона. В голове осталась лишь ясная, холодная, расчётливая жестокость.

- Я вас троих, как щенят... - сквозь зубы процедил он, глядя прямо в глаза парню.

Похоже, парень уловил в его глазах эту жестокость. Он сунул руку в карман, но достать ничего не успел. Таксон боднул лбом его в лицо, нос парня хрустнул, кровь брызнула на куртку. Кондукторша истерично закричала, паробус стал резко тормозить, открывая на ходу двери, и дерущихся выбросило на обочину.

Руки карманника Таксон не выпустил. С трудом удержавшись на скользкой мостовой, он так завернул её, что карманник с воплем крутнулся на месте, и его рука защёлкнулась вывихнутым суставом где-то возле лопатки.