В начале полета я держалась от экипажа подальше, развив бурную деятельность по обслуживанию пассажиров и всем своим видом демонстрируя сугубую занятость, в результате чего поймала на себе несколько недоуменных взглядов. Сондергард, похоже, отнюдь не являлась гордостью «Панам». Но это было не так уж важно. По ходу дела я заменяла стюардесс одну за другой, как только в клозете среднего салона «боинга» на мгновение появлялись Ворота.

Это фокус нехитрый. Мои наручные часы снабжены индикатором, определяющим присутствие Ворот. Услышав писк индикатора, я шла в сортир, открывала дверь и звала кого-нибудь из стюардесс.

— Нет, ты только взгляни, какое свинство! — с отвращением восклицала я.

Они со всех ног бежали взглянуть на очередное безобразие, учиненное пассажирами в их владениях. (Бортпроводники презирают козлов ничуть не меньше, чем я.) Стоило стюардессе зайти в клозет, как я незамедлительно давала ей ногой под зад, и она улетала в Ворота, не успев даже вскрикнуть. А оттуда сразу появлялась замена.

Когда опустели обеденные подносы, мы начали испытанный гамбит прореживания.

Перехват можно проводить разными способами. Прореживание- один из лучших, и мы всегда им пользуемся, если есть возможность. В этом деле нам большую помощь оказывают киносеансы: когда в салоне погашен свет, люди почти не замечают, что творится кругом. Мы можем умыкнуть несколько десятков пассажиров, и их никто не хватится. Отправив в Ворота последнюю стюардессу, я оставила на посту у сортира среднего салона перехватчицу. При случае она позаботится о том, чтобы пассажиры, которым приспичило отлить, сделали это не ранее чем через пятьсот столетий.

Каждый перехват уникален, и каждый рождает свои проблемы.

На сей раз мы занимались двумя лайнерами одновременно, что было и хорошо- в смысле количества козлов- и плохо, поскольку Ворота могут появиться не более одного раза в каждый момент времени. А следовательно, их приходилось постоянно перебрасывать с самолета на самолет.

Оба рейса были трансконтинентальными. На первый взгляд, это вроде удобно для нас, но на самом деле не очень. Мы не можем забрать пассажиров в первый же час полета и оставить салоны пустыми в надежде на то, что пилот ни разу не выйдет из кабины.

После столкновения «боинг» еще немного продержится в воздухе, поэтому мы должны были оставить на борту настоящего пилота. Заменять его нашим человеком, даже камикадзе, было рискованно: слишком велика вероятность, что лайнер в таком случае приземлится там, где, как известно из истории, он не приземлялся.

С DC-10 дело обстояло проще. При необходимости мы могли умыкнуть экипаж, а затем просто следовать указаниям авиадиспетчерской службы, которые как раз и привели к аварии.

Прореживание шло как по маслу. Осталось еще два часа полета, а человек сорок-пятьдесят из 747-го уже испарились. «Боинг» стартовал, набитый пассажирами почти под завязку. Казалось бы, люди должны заметить опустевшие кресла, но, как показывает практика, пассажиры долго не врубаются, в чем дело. Отчасти благодаря тому, что кандидатов на прореживание мы выбираем очень тщательно. Например, мы никогда не отнимаем ребенка у матери, не то она как пить дать устроит переполох. Но умыкнуть мамашу с орущим младенцем- милое дело. Соседи по салону, конечно, заметят прекращение плача, но ни один не поинтересуется причиной внезапной тишины. Дескать, привалило счастье, так радуйся жизни и не вякай.

Не менее пристально мы наблюдаем за пассажирами, недовольными теснотой этой консервной банки. Например, за теми, кому в соседи попался какой-нибудь верзила, или, скажем, за троицей незнакомых между собой людей, сидящих в одном ряду и пытающихся заняться работой. Если средний из ряда выходил попить или пописать, он, как правило, не возвращался. И я еще ни разу не слышала жалоб от его соседей.

Но самым надежным нашим козырем была полнейшая невероятность того, что мы делали. Порой кое-кто из пассажиров, идя по проходу, бросал по сторонам удивленные взгляды. Человек видел, что во время старта все места были заняты, и не мог понять, откуда взялись свободные сиденья. Ну и что? Логика была на нашей стороне. Парень-то знает, что никто не мог выйти наружу на перекур. Стало быть, рассуждая логически, все пассажиры по-прежнему на борту, а следовательно, они просто находятся где-то в другой части самолета. Дальше подобных умозаключений никто не идет, умыкни мы хоть полсамолета.

Убедившись, что перехват проходит гладко, я решила наведаться на «десятку». И когда в очередной раз появились Ворота, я… прошла в будущее, переоделась в форму «Юнайтед», пока операторы настраивали Ворота на другой самолет, и… шагнула на борт DC-10.

Еще одно преимущество больших лайнеров: никто не замечает новой стюардессы.

Поскольку на этом рейсе риска было меньше, моя команда совсем обнаглела. Перехватчицы под тем или иным предлогом заманивали пассажиров в хвост самолета, откуда те уже не возвращались. Одобрительно кивнув своим, я подозвала Ральфа Бостона. Он последовал за мной на кухню.

— Как дела? — поинтересовалась я.

— Прекрасно. Через пару минут приступим к заключительной операции.

— Который час по местному?

— Осталось двадцать минут.

Как вам это нравится? Когда я покинула 747-й, он летел где-то над средним западом и ему оставалось еще три часа полета. А «десятка» уже пересекала Калифорнию два с половиной часа спустя. Вполне достаточно, чтобы голова пошла кругом.

Хотя, с другой стороны, зачем, спросите вы, операторы в верхнем времени ждали целые сутки, пока я смотрела шоу Карсона в номере нью-йоркского мотеля?

Конечно же, ничего они не ждали. Как только Ворота исчезли из моего номера, их сразу перебросили в сортир 747-го на следующий день. С точки зрения Лоренса, события происходили непрерывно: я ушла в Ворота, Сондергард из них вышла, а потом Ворота померцали- и в них показалась первая стюардесса, выпихнутая мною назавтра из «боинга».

К этому просто надо привыкнуть.

— Что-то не так? — спросил Ральф.

Я взглянула на него. Ральф на сей раз не изображал из себя бортпроводника-мужчину. Кожкостюм превратил его в превосходную копию очень темнокожей и очень женственной особы, чье имя наверняка осталось ему неизвестным. Ральф маленького роста и в перехватах участвует уже давно. Больше года.

— Все в порядке, приступайте. Мне остаться с вами или вернуться на «боинг»?

— Лили в первом классе одна. Можешь пойти подсобить ей.

Я так и сделала. Теоретически, конечно, я руковожу операцией, но командиром группы на DC-10 был Ральф, а на 747-м- Кристабель. Во время подобных перехватов я предпочитаю не мешать своим командирам командовать.

Операция в первом классе прошла как по нотам. Мы разыграли стандартный гамбит «кофе-чай-или-молоко», основанный на нашей стремительности и козлиной инертности. Я склонилась над первыми двумя сиденьями слева, улыбаясь до ушей.

— Надеюсь, вы довольны полетом?

Шпок-шпок. Дважды спущен курок, дуло упирается в голову, чтобы другим пассажирам не было заметно.

Следующий ряд.

— Привет, ребята. Я Луиза. Полетели!

Шпок-шпок.

Мы добрались уже до задних сидений, и только тогда до них начало доходить. Несколько человек привстали, глядя на нас в изумлении. Я посмотрела на Лили, она кивнула, и мы вырубили их быстрой очередью. Весь салон первого класса заснул безмятежным сном, а стало быть, никто из них не сможет помочь нам тащить спящих к Воротам. Это совершенно несправедливо, но другого выхода нет. Вот вам еще одно преимущество полета первым классом, воздушные путешественники!

Мы поспешили в салон второго класса, где хлопот, как правило, побольше. Усыплять пассажиров там еще не начали. Ральф продолжал процедуру прореживания: я увидела, как он склонился над креслом у прохода и пригласил сидящего пройти за ней (за ним) на минуточку.

Парень встал, и тут спина Ральфа взорвалась. Что-то ударило меня наотмашь в правое плечо. Я крутанулась и начала оседать.