Именно с этой целью было за уши притянуто и раздуто событие старины глубокой – капитуляция московского гарнизона поляков и литвинов перед народным ополчением Пожарского в 1612 г. Праздновать, если честно, здесь особо нечего, ибо война русскими все равно была вдрызг проиграна, а капитуляция малочисленного польского гарнизона была вызвана техническими причинами (тем, запертым в Кремле, просто нечего стало кушать), а потому не сопровождалась никакими особыми подвигами ополченцев. К тому же называть поляков оккупантами можно только с очень большой-пребольшой натяжкой. Они были лишь одной из сил, принимавших участие в гражданской войне (Смуте) в России вкупе со шведами, татарами, поднепровскими казаками, повстанцами Ивана Болотникова, мятежными сторонниками обоих Лжедмитриев (с ними поляки то дружили, то воевали) и просто толпами разбойников. Причем именно поляки имели с определенного момента законное право находиться в Кремле, ибо польский королевич Владислав был избран русским царем и народ белокаменной бил ему челом. Драматизма тем событиям добавляет то, что западнорусские княжества, составлявшие основу Великого Княжества Литовского, выступали в той заварушке как противники Москвы. Итак, получается, что 4 ноября мы отмечаем не очень значительный эпизод Смуты, имевшей все признаки гражданской войны. Если же воспринимать те события как межгосударственное противостояние России с Речью Посполитой и Швецией, то оно являло собой лишь длинную череду поражений, закончившуюся тяжелым Столбовским миром со Швецией, а с поляками даже не миром, а Деуллинским перемирием, результатом которых были большие территориальные потери на севере и западе. Ну в каком еще государстве правителям может прийти в голову праздновать поражение в войне и кровавую гражданскую бойню? В царской России официальные власти использовали те события как сырье для пропагандистских мифов (вспомним хотя бы миф о Сусанине, ни единого подтверждения которому так и не найдено), хотя и довольно вяло, по одной лишь причине. Изгнание ратников русского царя Владислава из Москвы послужило прологом к поражению династии Ягеллонов в борьбе за московский престол и воцарению династии Романовых. Формально, кстати, Владислав, как потомок Рюриковичей, имел много больше прав на титул царя всея Руси, нежели худородный Михаил Романов, и если бы первый официально принял православие, то не было бы у русских и формального основания нарушить данную ему присягу на верность.
Впрочем, критиков путинской инициативы отмечать 4 ноября, как… – ей-богу, забыл название сего великого праздника, и без меня хватает. Я же хочу обратить внимание на то, что именно 4 ноября можно с полным основанием праздновать победу над поляками, коли уж так приспичило, правда совсем по другому поводу – в этот день в 1794 г. блистательным графом Суворовым было с боем взято варшавское предместье - крепость Прага, в результате чего польская армия капитулировала, а Речь Посполитая прекратила свое существование. Итогом войны 1794 г. стало возвращение в состав Российской империи западнорусских областей с городами Луцк, Брест, Гродно, Вильна и вхождение в ее состав Курляндии, населенной преимущественно литовцами, латышами и немцами. Собственно польские земли поделили между собой формальные союзники России в той войне – Пруссия и Австрия.
Нам, русским, той суворовской победы стыдиться никак не приходится, ибо мы не захватывали чужое, а возвращали свое, несли населению присовокупленных к империи земель освобождение от польского экономического, религиозного и культурного угнетения, причем это относится не только к русским, но и к курляндским немцам вкупе с местными прибалтийскими племенами. Кстати, назвав Брест и Луцк русскими городами, я нисколько не оговорился. Население сих земель само себя считало русским, а слов «украинец» и «белорус» тогда никто даже не знал. Единственными отличиями от остальных русских было засорение местных диалектов множеством полонизмов да наличие униатской церкви, то есть православной по обряду, но признававшей верховенство Папы Римского и некоторые католические догматы. Впрочем, весьма скоро полонизмы стали исчезать из народного обихода, а униаты в подавляющем большинстве либо вернулись в лоно православной церкви, либо перешли в католичество (последнее не имело ни малейшего повода для ущемления прав). Что же касается грамотного слоя (части городских обывателей, служилых людей и дворян), то они пользовались литературным общерусским языком, знали польский язык и местные русско-польские диалекты, на которых говорило крестьянство. Правда, вместе с русскими землепашцами и немецким дворянством (оно честно служило царям, причем зачастую более рьяно, нежели собственно русские дворяне) России выпало сомнительное счастье принять в свое подданство массу евреев и ополячено-окатоличенную шляхту, но это отдельная песня.
Почему же нынешние хозяева Кремля даже не подумали о том, что славная суворовская победа (сам он приравнивал пражское дело к штурму Измаила) гораздо более подходит как повод для праздника, ибо во-первых, это была действительно блестящая победа, классический пример торжества русского оружия в момент его наивысшего расцвета в конце XVIII столетия, во-вторых, победа, поставившая точку в более чем двухвековом межгосударственном польско-русском противостоянии, победа, в результате которой было восстановлено национальное единство русского народа? (Единственная русская земля, оставшаяся под властью Австрии, Восточная Галиция вкупе с Буковиной были присоединены к СССР только по результатам Второй мировой войны.) Вероятно, главная причина в том, что в течение двух столетий отечественная интеллигенция из кожи вон лезла, чтобы извратить эту славную эпоху, причем не потому, что это было ей зачем-то нужно, а исключительно из подобострастия перед Западом в связи с собственным слабоумием и алчностью. В результате общими усилиями были сформированы два стойких мифа:
1. О благородных польских повстанцах, борющихся под предводительством славного Тадеуша Костюшко за святую свободу.
2. О звериной жестокости русских солдат, которые, взяв штурмом Прагу, подчистую вырезали мирное население этого пригорода Варшавы. Всех монахинь, дескать, предварительно изнасиловали, а убитых младенцев накололи на пики и в таком виде носили их с целью устрашения врагов.
Собственно, миф о пражской резне выполнял тогда абсолютно ту же роль, какую в минувшем веке играла геббельсовская ложь о невинно убиенных русскими польских пленных в Катыни. Если немцы использовали эту пропагандистскую утку с целью мобилизации европейцев для борьбы с «русским варварством», то на рубеже ХVIII-XIX вв. поляков попользовали в своих интересах французы, которым удалось собрать общеевропейскую армию двунадесяти языков для похода на Россию. И в том, и в другом случае отечественная интеллигенция радостно подтявкивала вражесткой пропаганде, что продолжает делать по сей день. В позапрошлом веке известными популяризаторами суворовских «зверств» были небезызвестный литератор Фаддей Булгарин и крупный «историк» Николай Костомаров, сегодня наиболее раскрученными пропагандистами этого мифа являются беллетрист Александр Бушков и «историк» Андрей Буровский (он вообще являет собой клинический случай). Этим типам сегодня подпевает целый хор интеллигентов «демократической» национальности, окопавшихся в СМИ.
Пятая колонна действует во вред России во имя торжества «общечеловеческих ценностей». Значит ,война продолжается, и идёт она уже не за нефть и алмазы, не за политический контроль над так называемым постсоветским пространством, эта война ведется ради искоренения самого русского имени. Планомерный «дранг нах остен» ведется с целью уничтожения нашего национального самосознания, ибо человека без роду и племени, ивана, родства не помнящего, легче обратить в раба и меньше сил нужно тратить на удержание его в скотском состоянии. Если враг победит, то территорию от Бреста до Владивостока будущие историки назовут пострусским пространством, а русский народ превратится в такую же химеру, как римляне, карфагеняне, древние египтяне, скифы или этруски.