Евсебио встретился с ней взглядом; ему все еще было стыдно за происшедшее, но, по крайней мере, он сделал все, что было в его силах, чтобы загладить свою вину.

— Так что насчет наших занятий?

— Я хочу, чтобы они продолжались, — ответила Ялда. — Составьте мне руководство о том, как пережить прихоти правящего класса Зевгмы, и потом мы займемся по-настоящему важным делом.

Тюремщики не вернули ей монеты, которые полиция забрала из ее кармана, но у Ялды оставались сбережения в банке. Сличив подпись, которую Ялда изобразила у себя на груди с оттиском на бумаге, банковский служащий засомневался и настоял на проверке с помощью трех секретных вопросов.

— "Назовите наибольший собственный делитель суммы: гросс в восьмой степени плюс пять гроссов в квадрате плюс одиннадцать?" — Служащий перебил ее еще до того, как она успела дать ответ. — Что это еще за вопрос?

— Слишком простой? — задумалась Ялда. — Возможно, вы и правы.

Она купила на рынке каравай, а затем прошла мимо того места, где стоял лоток Антонии.

Ей все еще было неловко показываться в университете; до вечера она просидела в тихом парке, а потом отправилась домой к Туллии.

Туллия встретила ее с лицом, полным изумления.

— Что случилось? До меня дошли слухи о каком-то баснословном штрафе, но в бараках мне бы все равно ничего не рассказали. Я ждала, пока ты передашь мне письмо! — Она проводила Ялду внутрь; комнату по-прежнему освещали только цветы, но, благодаря тюрьме, у Ялды выработалось зрение, как у астронома, и теперь она отчетливо видела в комнате каждый листок бумаги.

Она пересказала Туллии слова Евсебио.

— Следующий раз, когда я стану жаловаться на своих студентов, можешь смело шлепнуть меня по голове, — сказала та в ответ.

— Есть новости насчет Антонии?

— Я встретилась с ней три дня назад, — ответила Туллия. — На рынке, вместе с ее ко. Она настаивала, что пришла к нему по своей воле; он настаивал, что ее ни к чему не станут принуждать.

— И ты ему поверила?

— А какая разница, во что я верю? Мы-то теперь все равно ничего сделать не можем.

— Я так глупо поступила, — в сердцах произнесла Ялда. — Полицейские ее даже не искали…

— А как же Евсебио!

— Ну а что Евсебио? — Ялда не собиралась винить его в собственном безрассудстве. — Той ночью любой придурок мог затеять со мной драку; даже если бы Евсебио предупредил меня насчет Ачилио, на его месте мог оказаться кто-нибудь другой.

Туллия подошла к одному из своих растений и, раскопав почву тонкими пальцами, наконец, извлекла флакон.

— Полиция не нашла твой холин? — спросила Ялда.

— Ни чахлика. Тебе надо бы принять немного — после стольких-то пропущенных доз.

— Я не старше Антонии, — возразила Ялда. — К тому же спонтанная репродукция была ее наименьшей проблемой.

— Вообще-то Антония принимала холин, пока жила здесь, — ответила Туллия. — Я настояла. Хуже, чем жить под одной крышей с нерешительной беглянкой, может быть только одно — прийти домой и обнаружить, что она превратилась в четырех визгливых детишек. — Она передала Ялде два зеленых кубика; Ялде больше не хотелось спорить, и она их просто проглотила.

Она села на пол и обхватила лицо руками.

— Так что, теперь все вернулось в норму?

— Нельзя выйти победителем из любой битвы, — твердо сказала Туллия. — Если хочешь услышать хорошие новости, то… Руфино и Зосимо тоже наблюдали гремучую звезду. А еще одна, как это ни странно, прилетела уже через три дня.

— Еще одна?

— Отсюда ее было не видно, но ее заметили в Красных Башнях.

— И о чем это нам говорит? — недоуменно спросила Ялда.

— О том, что это случайные события? — предположила Туллия. — Нет никакой космической рогатки, которая годами накапливает энергию, чтобы сделать очередной выстрел. Если время прилета меняется совершенно случайным образом, то иногда два события вполне могут следовать прямо друг за другом.

— И все летят в одном и том же направлении? — Насколько можно было верить беглым наблюдениям людей, траектории всех гремучих звезд были более или менее параллельны друг другу. — Почему они случайно распределены во времени, но не в пространстве?

Туллия задумалась над ее словами.

— С точки зрения самих гремучих звезд они случайно распределены именно в пространстве. То, что нам кажется промежутком времени, для них выглядит как расстояние.

— Так, теперь у меня начинает болеть голова.

— Ты знаешь, что Джорджо не отменил твой доклад, даже когда узнал, что ты попала в тюрьму? — с восхищением сказала Туллия. — Вот бы мой руководитель так в меня верил. Я уже хотела сообщить ему неприятную новость о том, что мы так и не справились с проблемой предсказания… — Она внезапно замолчала, увидев выражение лица Ялды. — Ты ведь ее не решила?

— Больше никаких экспоненциальных взрывов, — с гордостью объявила Ялда. — И прочитать все знания космоса в любой песчинке тоже нельзя.

— Как же? — стала радостно торопить ее Туллия.

Ялда вздрогнула, на мгновение поддавшись эмоциям; она знала, что не сможет рассказать о своем открытии, не пережив заново своего заточения и увечья; проведя в темном одиночестве одиннадцать дней, она была не готова снова заснуть под рынком в окружении незнакомцев, которых нисколько не заботила ее жизнь.

— Подойди ближе, и я напишу ответ на твоей коже, — сказала она.

Грузовик высадил Ялду в поселке, и оставшуюся часть пути до фермы она шла пешком по предутренней жаре. Проведя в дороге три дня, она надеялась, что быстро преодолеет последний этап своего путешествия, но вскоре поняла, что в ее воспоминаниях прогулка оказалась заметно короче настоящей; сосредоточившись лишь на некоторых отличительных особенностях местности — холм, дерево, дорожный разъезд, — ее память не сохранила монотонного пути, который пролегал между ними. На пол-пути к ферме в случайных нагромождениях придорожной гальки ей стали мерещиться фигуры, которые — Ялда была готова поклясться — она видела здесь еще в детстве.

Когда она шла на север по тропинке, ведущей к ферме, к ней подошла незнакомая девочка.

— Ты Ялда? — спросила она.

— Да. А ты кто?

— Я Ада.

— Приятно познакомиться, — сказала Ялда.

Они пошли по тропинке вместе. Ялда чувствовала, что ее кожа подрагивает от прикосновения зудней с того самого момента, как вышла из поселка, но теперь, оказавшись в компании Ады, была вынуждена с удвоенной силой следить за тем, чтобы случайные обрывки текста не проступали на ее коже всякий раз, когда она сгоняла с нее насекомых.

— Папа велел мне проверить, идешь ты или нет, — объяснила Ада.

— А кто твой папа?

Ада удивилась, что кто-то мог этого не знать.

— Аврелио! — ответила она.

Ялда стряхнула затянувшееся чувство ностальгии. 

— А двоюродные братья или сестры у тебя есть?

— Конечно. Лоренца с Лоренцо и Ульфа с Ульфо. — Немного поразмыслив о глубине Ялдиного невежества, Ада решила дополнить свой ответ. — Это дети Клавдио. А мою сестру зовут Флавией.

— И у вас обеих есть ко?

— У всех есть ко! — весело прожужжала Ада.

— Правда?

— Да, — подтвердила Ада. — Я знаю, что твой ко живет в городе под названием Зевгма, но он не родился вместе с тобой, поэтому в гости к нам не приедет.

— А ты много обо мне знаешь, если учесть, что мы только что встретились.

— Ты же папина двоюродная сестра, — сказала Ада, как будто этого было достаточно, чтобы жизнь Ялды стала для нее открытой книгой.

— Расскажи мне про моего брата, — попросила Ялда.

— Лючио? Они с Лючией собирались переехать на собственную ферму. Вито хотел с ними. Но теперь… — Ада запнулась, не зная, что сказать.

— Я знаю о Вито, — тихо произнесла Ялда. Никто не потрудился оповестить ее о кончине Аврелии или Клавдии. Только уход Вито воспринимался как смерть, достойная траура.