— Здесь еще кто-нибудь есть? — спросил он.

— Нет.

Нино прополз по полу, цепляясь за сетку. У двери он замешкался, будучи ненадолго сбит с толку, затем Ялда подалась назад и освободила для него место на веревке, которая была закреплена на стене у входа. Он ухватился за веревку, подтянулся к ней, затем протянул руку назад и захлопнул дверь, чтобы в каюту не попало еще больше пыли.

Он взглянул на постель навигатора, которая сверху была целиком закрыта брезентом.

— Я так и думал, что вы сделаете нечто подобное. Ей легко пользоваться так, чтобы ничего не высыпалось наружу?

— Не совсем, — призналась Ялда. — Я думаю, нам придется смешивать песок с какой-нибудь смолой.

— У меня была только одна проблема, — сказал Нино, — в такой пыли тяжело читать. Если бы ты могла выделить мне пару таких брезентовых покрывал…

— Забудь про этот бедлам. — Ялда с пренебрежением указала на его камеру. — Я позабочусь о том, чтобы наверху у тебя была нормальная постель.

Нино замешкался; она увидела знакомое напряжение мышц вокруг его тимпана, которое говорило о том, что Нино пытается подобрать наиболее тактичные слова, чтобы выразить свою мысль.

— Это очень мило с твоей стороны, — сказал он, — но, думаю, будет лучше, если я смогу привести в порядок то, что у меня уже есть.

— Здесь никого не останется, — сказала она. — Теперь мы движемся ортогонально, и на нашем веку уже никто не станет запускать двигатели — если только не возникнет какая-то экстренная ситуация.

— Я понимаю, — сказал Нино. — Штатные навигаторы больше не потребуются, и тебе придется работать где-то в другом месте. Но мне лучше остаться здесь.

— Тебя беспокоит путь наверх? — спросила Ялда. Последнее переселение прошло не так гладко, как могло бы. — Я найду несколько механиков, которые сыграют роль охраны на время подъема. Никто не сможет обвинить тебя в том, что ты сбежал, если у тебя будет такой эскорт.

— Люди ни за что смирятся даже с тем, что я буду просто жить там наверху, — сказал он. — Не говоря уж о том, чтобы видеть, как ты приходишь ко мне в камеру.

— Если по-твоему проблема в этом, — с раздражением перебила его Ялда, — я помещу тебя в камеру внутри своей каюты. Тогда никому не понадобится знать, как часто я тебя навещаю.

Нино прожужжал тоном мрачного изумления.

— Сделаешь это, и не пройдет череды, как нас обоих прикончат.

— Я в это не верю.

— Да? Значит, ты просто не знаешь, на что способны люди.

Теперь Ялда начала злиться.

— Не надо меня поучать. Я и сама была в тюрьме, если ты вдруг забыл.

— Ты немного пострадала от рук маменькиного сынка, который в первую очередь хотел причинить вред совсем другому человеку, — заметил Нино. — Это не то же самое, что жить в мире, где тебя окружают одни враги.

— А трюк, который ты провернул для этого же маменькиного сынка, — сердито возразила Ялда, — отнюдь не вопрос жизни и смерти на «Бесподобной». У людей есть более насущные проблемы. — Она отпустила веревку и на мгновение зависла в воздухе. — Ты знаешь, как в таком состоянии испечь каравай? Как починить лампу? Как сеять зерно?

— Значит, какое-то время все будут заняты проблемой невесомости, — согласился Нино. — Но это не повод лезть на рожон. Оставь меня здесь и пусть люди обо мне забудут. А даже если и вспомнят, то пусть довольствуются тем, что я изгнан как можно дальше от них самих. Изгнан и забыт.

С этим Ялда смириться не могла.

— Забыт, чтобы умереть с голоду? Забыт, чтобы лишиться рассудка?

— Мох вполне съедобен; разве ты никогда его не пробовала? — ответил Нино. — Но если ты хочешь мне помочь…, то выбери того, кому ты доверяешь — того, чьи действия не привлекут к себе внимания — и пусть он раз в пару черед спускается сюда, чтобы принести несколько караваев и книг. Если у меня будет возможность время от времени читать что-нибудь новое, я не сойду с ума. К тому же у меня есть еще один черновик саг, над которым я могу работать.

— Если я брошу тебя здесь в одиночестве, — сказала Ялда, — то что помешает кому-нибудь спуститься в эту каюту и убить тебя? Ты боишься, что если я возьму тебя с собой на вершину и ясно дам понять остальным, что ты находишься под моей защитой, люди будут так возмущены, что пойдут против меня… Но скажи мне, как долго ты продержишься, не имея защиты вообще?

Нино всерьез задумался над ее словами.

— Если ты поставишь на их пути достаточно запертых дверей — то это, вероятно, поможет. В качестве оправдания ты можешь сказать, что это не даст мне пробраться на верхние ярусы, даже если я сумею выбраться из своей камеры. Некоторым людям хватит и мысли о том, что я заперт в каком-то глухом подземелье — а тем, кто не успокоится, пока я жив, будет сложнее до меня добраться.

— Если я созову собрание и всем объясню, почему ты сделал то, что сделал, то они наверняка согласятся с тем, что лишение свободы — это вполне адекватное наказание, — сказала Ялда. — Они должны отнестись ко мне не с меньшим, а наоборот, с большим уважением, потому что я отказалась преклоняться перед традициями. Цель «Бесподобной» — нести перемены. Все до единой беглянки на борту должны быть готовы прокричать: пусть старые порядки катятся на все восемь сторон! Если на самом деле они хотели жить по этим правилам, то им следовало остаться в мире, где они бы по-прежнему задавали тон.

Нино вновь попытался придать своим мыслям тактичную форму.

— Это смелая речь, Ялда, ― сказал он, спустя какое-то время, — и лично я не вижу в ней никаких изъянов. Но прежде, чем ты попытаешься выступить с ней перед всем экипажем… Можешь ли ты назвать хотя бы одного человека, который бы благодаря этим отточенным словам, перешел на твою сторону, изначально будучи против твоего решения?

— Ялда! Ты не занята? Пожалуйста, ты должна на это взглянуть!

Исидора обращалась к Ялде, стоя перед ее кабинетом — она была слишком взволнована и не хотела попусту тратить время, втаскивая себя внутрь. Ялда была погружена в длинные расчеты энергии осциллирующих светородов, но мгновение спустя опустила свои конспекты в держатель и защелкнула его. Вспышки энтузиазма со стороны Исидоры порой раздражали, но именно благодаря ее стараниям оптическую мастерскую удалось так быстро привести в рабочее состояние. Если она хотела поделиться своим восхищением от того, что очередной прибор удалось приспособить к работе в условиях невесомости, отказывать ей было бы просто грубо.

Передвигаясь вдоль пары веревок с помощью четырех рук, Ялда пересекла комнату и выбралась наружу через дверь. Она оставила лишнюю пару рук, которыми пользовалась для работы со своими бумагами — с расчетом на то, что ей придется покрутить регулятор фокусировки или настроить угол призмы.

Не успела Ялда приблизиться и на пол-поступи, как Исидора уже двинулась назад по коридору, направляясь в сторону мастерской.

— Какое выдающееся достижение нас ждет? — прокричала ей вслед Ялда.

— Тебе надо самой это увидеть! — ответила Исидора.

Стены оптической мастерской постоянно очищались от вездесущего светящегося мха, поэтому густые тени и регулируемое освещение превратили ее в призрачный отголосок мастерской, расположенной в университете Зевгмы — и сюрреалистическое расположение людей и оборудования лишь усугубляло ощущение, будто Ялда забрела в одну из своих ностальгических галлюцинаций. Исидора ждала ее в углу, где молодой исследователь по имени Сабино работал с микроскопом, ухватившись руками за две деревянные стойки, расположенные между бывшим полом и потолком.

Микроскопы вернулись в строй несколько дней тому назад. Заинтригованная, Ялда подошла ближе.

— Так какие у вас новости? — спросила она. В фокусе прибора находились две хрусталитовые пластины, между которыми был небольшой зазор. Что бы ни находилось внутри, было — как и следовало ожидать — слишком мелким, чтобы его можно было рассмотреть невооруженным глазом; мало того, пластины были соединены с хитроумным механизмом, состоящим из рычагов и колес, который Ялда еще ни разу не видела, а в зазоре между пластинами располагался тонкий стержень. Перед небольшой соляритовой лампой, которая освещала образец, находилась тонкая пластина, сделанная из материала, в котором Ялда узнала поляризационный светофильтр.