— Пожалуйста, посмотри сама, — сказал Сабино.

С Ялдой он вел себя стеснительно, но, несмотря на это она поняла, что взволнован он был не меньше Исидоры. Он отошел в сторону и дал Ялде ухватиться за стойки перед микроскопом. Даже плотная древесина слегка задрожала от смещения сил, когда они поменялись местами; Ялда дождалась, пока вибрации не утихнут, а затем вгляделась в окуляр.

Поле зрения было заполнено полупрозрачными серыми частицами — по большей части их форма была близка к сферической, но с зазубренными краями. Если не считать формы, то в них не было ничего примечательного, никаких видимых частей или признаков более детальной структуры. Не все частицы находились в фокусе; пластины не были прижаты друг к другу достаточно плотно, чтобы войти в контакт с материалом и удержать его в неподвижном состоянии. Тем не менее, фокальная плоскость микроскопа была настроена на одну конкретную частицу; в отличие от остальных, она была надежно зафиксирована с помощью крошечного кронциркуля, который из-за своей непрозрачности выглядел абсолютно черным. Другие частицы находились в свободном состоянии, но лишь слегка подрагивали, указывая тем самым, что воздух между пластинами был практически неподвижен.

— И на что я смотрю? — спросила Ялда.

— Порошкообразный пассивит, — ответил Сабино.

— Под поляризованным светом?

— Да.

Щепотка мелкого песка — полученного растиранием пассивита или другого материала — обычно выглядела иначе. При поляризованном освещении песчинки, как правило, выглядели неоднородными и состояли из полудюжины серых областей, довольно сильно отличавшихся по своему оттенку. Эти же были окрашены в равномерный цвет и казались вполне однородными.

— Значит, ты их отсортировал? — спросила она Собино. — Ты отобрал самые чистые песчинки, какие только смог найти?

— Да. Такая песчинка попадалась где-то раз в десять гроссов.

— Раз в десять гроссов? Пришлось же тебе потрудиться.

После того, как Ялда покинула навигационный пост, у нее так и не нашлось времени, чтобы разузнать о проекте Сабино, но она, тем не менее, догадывалась о причинах столь изнурительного труда. Если твердые тела наподобие пассивита представляли собой регулярные решетки, состоящие из неделимых частиц — таких как гипотетические светороды Нерео — то лучшим способом изучения их свойств будет получение такой разновидности интересующего материала, в которой эта самая решетка содержала как можно меньше геометрических дефектов. Если решетка частиц поддерживает свою регулярную структуру, ее оптические свойства должны быть одинаковы в любой точке; типичное пестрое обличие крупинок песка при поляризованном освещении не допускало подобного варианта, но всегда было место для случайных исключений. Сабино нашел эти исключения и отмел все остальное.

— Попробуй покрутить колесо, — посоветовал он. — Верхнее, справа от тебя.

Не отводя глаз от окуляра, Ялда протянула правую руку из той пары, которую отрастила у себя на груди, и нашла колесо. Она провела пальцем по ободку, слегка поворачивая его в сторону. В ответ кронциркуль сдвинулся с места и перетащил свой крошечный груз на какую-то долю мизера.

— Что я должна была увидеть? — спросила она. Она не думала, что кто-то будет ждать от нее восхищения одной лишь возможностью передвигать отдельные песчинки.

— Так ты не просто смотри на кронциркуль, — посоветовала ей Исидора. — Следи за тем, что происходит вокруг него.

Ялда снова легонько повернула колесо; что-то привлекло ее внимание, но как только она остановилась, чтобы как следует рассмотреть, оно снова исчезло из вида.

Она повернула колесо еще немного и затем, когда нечто неожиданное и не вполне видимое ее глазу произошло снова, она стала крутить колесо вперед-назад — раскачивая кронциркуль и зажатую в нем песчинку пассивита.

И вслед за этим вторая песчинка, которая лежала поблизости, стала раскачиваться в такт движениям первой. Между двумя частицами был виден свет; они не касались друг друга. Но чтобы она ни делала с захваченной песчинкой, ее дублер повторял все движения так, будто они обе были частями единого твердого тела.

— Сила Нерео, — тихо произнесла Ялда. — Это она? Мы действительно можем ее видеть?

Исидора защебетала от восторга, посчитав ее вопрос риторическим. Сабино был более осторожен.

— Я на это надеюсь, — сказал он. — Более подходящего объяснения я найти не могу.

Согласно уравнению Нерео, каждый светород должен быть окружен бороздами более низкой потенциальной энергии, которые были наиболее предпочтительным местоположением любого другого светорода. В случае одного светорода эти борозды представляли бы собой простую последовательность концентрических сферических оболочек, однако тот же самый эффект, действующий на множество частиц, мог соединить их друг с другом в виде некоторой регулярной решетки — и в этом случае закономерность, описывающая расположение углублений энергетического ландшафта, будет соблюдаться и за пределами самой решетки, создав тем самым возможность поймать в нее другой фрагмент материала с аналогичным строением. В результате достаточно чистая частичка минерала могла «приклеиться» к другой такой же частичке без фактического касания.

— Ты пробовал делать это раньше, когда работали двигатели? — спросила Ялда.

— Череда за чередой, — ответил он. — Но эффект, скорее всего, терялся на фоне гравитации и трения, потому что ничего подобного я не видел.

А значит, не видели этого и на родной планете; провести такой эксперимент можно было только в условиях невесомости.

Ялда наблюдала за Сабино задним зрением; теперь, откинувшись от микроскопа, она повернулась к нему лицом.

— Ты отлично поработал! — воскликнула она. — Я хочу, чтобы в ближайшие дни ты выступил перед всеми остальными учеными. Есть успехи в плане теории?

Из держателя рядом с микроскопом Сабино достал лист бумаги.

— Пока что только это, — ответил он.

— Это локальные минимумы энергии вокруг шестиугольной решетки светородов, — объяснил он. — Я нарисовал их, когда впервые задумался об этом проекте, еще на Земле. На расчеты у меня ушло четыре череды.

— Охотно верю, — ответила Ялда. Этот пример прекрасно иллюстрировал именно такую закономерность, которая могла сохраняться за границей твердого тела. К тому же она могла легко представить, как другая решетка увязает в этих энергетических ямах подобно грузовику, осевшему в колесный след, оставленный другой машиной. — Нам нужно найти способы оценки сил, возникающих в гораздо более крупных решетках, — сказала она, — а также полностью учесть трехмерную геометрию. Но пока что не бери это в голову; тебе следует сосредоточиться на уточнении своего эксперимента.

— Хорошо. — Сабино по-прежнему был слегка ошарашен; несмотря на то, что Ялда и постаралась по возможности спустить его с небес на землю, он не мог не осознать важность своего открытия. Если этот эксперимент удастся воспроизвести и развить, то природа самой материи вполне могла стать объектом систематического изучения — положив конец тем дням, когда разница между камнем и клубом дыма не имела лучшего объяснения, чем бессмысленное заклинание в духе «твердые тела занимают определенное пространство». Нерео проложил им дорогу, но вплоть до этого момента вся его элегантная математика оставалась непроверенной гипотезой. Возможно, что в будущем Сабино и Нерео встанут в один ряд с Витторио, объяснившим орбиты планет, но Ялда подумала, что сейчас лучше не забивать молодому ученому голову всякой вульгарной славой и обещаниями бессмертия. Сейчас ему нужно было сосредоточиться на самой работе.

Втроем они обговорили возможные шаги, которые следовало предпринять в дальнейшем; очевидной целью было простое измерение силы, которую нужно было приложить, чтобы отделить одну песчинку пассивита от другой, однако зная вращательные моменты, необходимые для того, чтобы, раскрутив частицы, нарушить их предпочтительное расположение, можно было, вероятно, получить информацию и о геометрии, лежащей в основе этих явлений.