Конец этим каботажным злоключениям положил знаменитый мореход Хуан Фернандес, которого обессмертил остров, названный в его честь: он отважился на рискованный опыт, как то сделал до него да Гама [23] по отношению к Европе, — решил идти курсом вдали от берега. Здесь ветры для продвижения на юг оказались благоприятны, и он, удалившись к западу настолько, чтобы избежать влияния пассатов, потом без труда возвратился к материку, совершив рейс хоть и в высшей степени обходный, но оказавшийся куда более быстрым, чем так называемый прямой. Вот на этих-то новых путях около 1670 года и были открыты Энкантадас [24] и другие острова-часовые, если позволено будет их так назвать. Хотя я нигде не читал о том, оказались ли какие-нибудь из них обитаемыми, можно с уверенностью предположить, что они от века были пустыней. Однако вернемся на Родондо.

К юго-западу от нашей башни, в сотнях и сотнях миль от нее, лежит Полинезия; а прямо на запад, на одной с нами параллели, вы не встретите ничего, пока не ткнетесь килем в Кингсмильские острова [25] совсем неподалеку — в пяти тысячах миль или около того.

Теперь, когда мы с помощью таких далеких ориентиров (а иных на Родондо не придумаешь) определили свое место в океане, займемся предметами не столь отдаленными. Посмотрите на мрачные обугленные Энкантадас. Вот этот, ближайший к нам мыс в виде кратера — часть Альбемарля, самого большого из Заколдованных островов, в длину не меньше шестидесяти миль, а в ширину пятнадцать. Видели вы когда-нибудь подлинный, неподдельный экватор? Приходилось ли вам в буквальном смысле «стоять у черты»? Так вот, экватор разрезает этот мыс-кратер, эту сплошную желтую лаву, в точности так, как нож разрезает пополам пирог с тыквой. Если бы человеческий глаз мог видеть дальше, вы бы приметили чуть сбоку от этого мыса, вон за той низиной, остров Нарборо, самую высокую точку архипелага: ни горстки почвы; сверху донизу одна застывшая лава; на каждом шагу — черные пещеры, подобные кузницам; металлическая прибрежная отмель громыхает под ногой, как лист железа; а вулканы в центре стоят тесно друг к другу, как исполинские печные трубы.

Нарборо и Альбемарль — соседи, но не обычные. Простой рисунок даст вам представление об этом странном соседстве:

Прорежьте пролив у основания средней поперечины, и эта поперечина будет Нарборо, а все остальное — Альбермаль. Нарборо лежит в черном зеве Альбемарля, как красный язык волка в его открытой пасти. Если вас интересует, какое на Альбемарле население, могу предложить в круглых цифрах некоторые статистические данные, результат подсчетов, произведенных на месте:

Людей — нет

Муравьедов — неизвестно

Людоедов — неизвестно

Ящериц — 500.000

Змей — 500.000

Пауков — 10.000.000

Саламандр — неизвестно

Чертей — тоже

Итого — 11.000.000

да еще неисчисленное множество чертей, муравьедов, людоедов и саламандр.

Альбемарль разинул свою пасть в сторону заходящего солнца. Его раскрытые челюсти образуют большую бухту, которую Нарборо, его язык, делит на две части, названные: одна — бухта Наветренная, другая — бухта Подветренная; а вулканические мысы, которыми заканчивается остров, носят названия Северный и Южный. Отмечаю я это потому, что вышеназванные бухты часто упоминаются в анналах китобойных промыслов. В определенное время года киты заплывают сюда рожать детенышей. Мне рассказывали, что первые китобои, достигавшие этих мест, перегораживали вход в бухту Подветренную, а затем их шлюпки проходили через бухту Наветренную в пролив Нарборо, и таким образом левиафаны оказывались в ловушке.

На следующий день после того, как мы ловили рыбу у подножия Родондо, наш корабль при попутном ветре резво обогнул Северный мыс, и вдруг мы увидели целую флотилию, не менее тридцати судов, голова в голову несущихся против ветра. Удивительно красивое зрелище. Полная слаженность при стремительном движении. Тридцать килей звенели, как тридцать натянутых струн, и прямыми, как струны, были параллельные пенные следы, которые они оставляли на воде. Но охотников оказалось больше, чем дичи. Завидев нас, китобои бросились врассыпную и исчезли из вида, оставив на месте только наше судно да еще двух щеголеватых лондонцев. Однако и те, ничего не найдя, скоро исчезли, и бухта Подветренная, со всем, что в ней было, и без единого соперника досталась нам.

Лавировать здесь приходится так. Долго топчешься у входа в бухту — шаг вперед, два назад. А бывает — не всегда, как в других частях архипелага, но временами, — что поперек этого входа со скоростью арабского скакуна проносится какое-то течение, и тогда ничего не остается, как, поставив все паруса, осторожно менять галс. Сколько раз на рассвете, пока наш корабль терпеливо ждал, нацелившись носом в проход между двумя островами, я, стоя у фок-мачты, разглядывал эти берега — не пряничные, а каменные, и на них — не сверкающие брызгами ручьи, а застывшие потоки взбаламученной лавы.

Перед кораблем, проникшим наконец в бухту из открытого моря, Нарборо предстает темной, плотной скалистой громадой, уходящей ввысь на пять-шесть тысяч футов, а еще выше окутанной тяжелыми тучами, ровный нижний край которых так же четко выделяется на фоне его черного склона, как нижняя линия снега — на фоне Анд. Там, в заоблачном мраке, творятся злые дела. Там орудуют огненные демоны, что время от времени на много миль в округе озаряют ночь призрачным светом, в остальном же, однако, ведут себя тихо; а не то неожиданно заявляют о себе оглушительными взрывами и всеми ужасами вулканического извержения. Чем чернее эти тучи днем, тем вероятнее, что ночью будет светло. Китобоям нередко случалось видеть вблизи эти горы, залитые огнями, как бальная зала. А еще больше, пожалуй, этот остров Нарборо с его высокими трубами напоминает стекольный завод.

Отсюда, с вершины утеса Родондо, на которой мы все еще стоим, видны не все острова, но указать, где они находятся, можно. Однако вон там, к ост-норд-осту, я могу различить темный горный кряж. Это — остров Абингтон, один из самых северных в группе; затерянный, далекий, пустой — так выглядит Ничья земля с наших северных берегов. Сомневаюсь, чтобы там когда-либо побывали хоть два человека. Если судить по этому острову, Адам и миллиарды его потомков вообще не были сотворены.

Южнее острова Абингтон, скрытый от нас за длинной стеной Альбемарля, лежит остров Якова, некогда названный так флибустьерами в честь злополучного Стюарта, герцога Йоркского [26]. Заметим, кстати, что, если не считать островов, нанесенных на карты сравнительно недавно и по большей части носящих имена знаменитых адмиралов, первые свои названия Энкантадас получили от испанцев; но на английских картах эти испанские названия были затем изменены флибустьерами, которые в середине XVII века переименовали их в честь английских вельмож и королей. Об этих верноподданных пиратах и о том, как они связаны с Энкантадас, будет рассказано ниже. Впрочем, один пустячок можно упомянуть и сейчас. Между островом Якова и Альбемарлем лежит островок с чудноватым названием Заколдованный остров Коули [27]. Но поскольку заколдованным считают весь архипелаг, следует объяснить, какие же еще особые чары дали повод для такого наименования. Оказывается, доблестный флибустьер сам окрестил этот остров, когда впервые здесь побывал. В своих опубликованных записках он говорит: «Мне вздумалось назвать его Заколдованный остров Коули, ибо он, будучи наблюдаем с различных румбов, всякий раз являл новые очертания — то походил на развалины крепости, то на большой город...» и т.д. И надо ли удивляться, что посетившие эти места часто оказывались жертвой фата-морганы и всякого рода обмана зрения.

То, что Коули связал свое имя с этим хамелеонским насмешником островом, наводит на мысль, что в минуты раздумья он, возможно, отождествлял его образ с самим собой. Правда, если он, что вполне возможно, приходился родственником поэту Коули [28], жившему примерно в одно время с ним и известному созерцательным складом ума и склонностью к самобичеванию, то такое предположение едва ли справедливо, ибо кровь не вода и есть семейные черты, свойственные равно поэтам и пиратам.