Перед обязательной послеполетной пресс-конференцией разгорелся ожесточенный спор: должны ли космонавты рассказывать правду о полете? Надо ли говорить, что были трудности с возвращением в шлюз, отказ автоматической системы ориентации и вследствие этого аварийная посадка в тайгу с перелетом в 368 километров относительно расчетной точки?

Удивительно и непонятно почему, но Келдыш требовал, чтобы космонавты ничего не говорили об отказе автоматической системы, а утверждали, что корабль приземлился в расчетной точке и двое суток они провели не в тайге, а отдыхали на космодроме под наблюдением врачей.

Королев против такого вранья резко возразил и сказал, что будет говорить с Брежневым. Его поддержал Каманин, который тоже считал, что надо рассказать все, как было.

В актовом зале МГУ на пресс-конференции собралось больше тысячи человек. Я на этой пресс-конференции не был. Но, выслушав рассказы бывших там знакомых и прочитав отчет, понял, что всю правду сказать так и не разрешили.

Вступительная речь Келдыша была необычно короткой и закончилась награждением космонавтов от имени Академии наук золотыми медалями имени Циолковского.

В своем выступлении повышенный до звания полковника Беляев заявил, что космический корабль 19 марта в 12 часов 02 минуты благополучно приземлился в районе города Перми.

Бедный Беляев! Ему все же запретили говорить настоящую правду и заставили произносить нечто правдоподобное. Получилось, что космонавты только и мечтали об использовании ручной ориентации для выдачи тормозного импульса. И когда в процессе подготовки к посадке по автоматическому циклу спуска они заметили некоторые ненормальности в работе солнечной системы ориентации, то это их очень обрадовало. Теперь у них появилась возможность совершить посадку вручную и тем самым раскрыть еще одну замечательную способность советских пилотируемых, теперь уже в полном смысле этого слова, космических кораблей.

Получалось, что космонавты просили разрешение у «земли» и боялись, что она им не разрешит. Система ручной посадки сработала безупречно, «и мы приземлились примерно там, где и рассчитывали, но с некоторым перелетом из-за новизны такой посадки».

В заключение Беляев поздравил американских космонавтов Гриссома и Янга, которые в день возвращения наших в Москву совершили полет на корабле «Джемини».

Леонов свое выступление полностью посвятил красочному описанию новизны ощущений при выходе в открытый космос. Он удачно намекнул па свое хобби — художника, сказав, что «тому, кто знаком с кистью и мольбертом, трудно подыскать более величественную картину, чем та, которая открывалась передо мною».

На этом закончился этап «Востоков» и «Восходов», занявший в нашей истории пять лет поистине героического труда.

При всей новизне проблем, несмотря на несовершенство техники и рискованные решения, все восемь пилотируемых пусков имели счастливый и, можно сказать, триумфальный конец.

Наступал двухлетний перерыв в наших пилотируемых пусках.

В сентябре 1965 года состоялся XVI конгресс Международной федерации астронавтики в Афинах. Главньм ученым представителем Советского Союза на этом конгрессе был неутомимый академик Леонид Седов, главной достопримечательностью советской делегации — космонавты Беляев и Леонов.

Американцы не поскупились и не испугались делегировать на конгресс технического руководителя, по-нашему — главного конструктора, еще не летающих, но уже знаменитых ракет серии «Сатурн» — Вернера фон Брауна.

В европейской печати была опубликована обширная статья «отца реактивного снаряда Фау-2, немецкого ученого, натурализованного американца, Вернера фон Брауна». Надо отдать должное фон Брауну. Статья, описывающая тогдашнее состояние космонавтики, ближайшие планы США и прогноз на будущее, даже спустя тридцать лет читается с большим интересом. Фон Браун описывает основные особенности ракет «Сатурн-lB» и «Сатурн-5», сравнивает их возможности по доставке полезных нагрузок на околоземную орбиту и стоимости возможных полетов человека на околоземную орбиту и на Луну. В этой статье и последующих интервью он называет сроки полета на Луну — не ранее 1969 и не позднее 1975 года. Прогноз фон Брауна оказался точным. Под его руководством все шесть американских экспедиций на Луну были совершены в период 1969 — 1972 годов. Но в отношении других экспедиций фон Браун оказался слишком оптимистичным. Он писал:

«Первые миссии человека на Венеру могут быть осуществлены к 1975 году, если будут выделены достаточные кредиты и будут использованы с этой целью все промышленные средства. Для первой высадки на Марс или на одну из его лун надо будет дождаться 80-х годов…

…Путешествие на Луну по программе «Аполлон» — это просто разведывательная миссия, подобная той, какую осуществляет армия, прежде чем проникнуть на неизвестную территорию. После программы «Аполлон» начнется действительное покорение космоса».

Далее фон Браун остановился на проблемах ядерно-энергетических установок для космического транспорта, многоразовых системах, астрономических обсерваториях и орбитальных «отелях».

У нас исследования и проекты на. эту тему шли под грифом «совершенно секретно». То, что публиковалось в популярной литературе некомпетентными журналистами, было настолько выхолощено и далеко от реальной техники и ее проблем, что расценивалось специалистами как халтура для школьников младших классов.

Фон Браун не только писал и рассказывал. Он привез на конгресс модель лунного корабля, 360-футовой ракеты «Сатурн-5» и десятки различных диапозитивов. Газеты писали, что «все еще моложавый, но уже седой» доктор фон Браун руководит армией в 300 тысяч человек.

«Только выкладывая на стол все наши карты, мы можем надеяться побудить русских рассказать нам, что они делают», — сказал фон Браун корреспондентам.

Рассказывая о своих космических планах, американцы не блефовали. Они действительно «выкладывали карты на стол». Это ставило нашу делегацию в трудное положение. В ее составе, кроме космонавтов Беляева и Леонова, не было ни настоящих компетентных ракетчиков, ни создателей космических кораблей. А ведь мы могли блеснуть, показав конструкцию трех модификаций семерки и хотя бы общий вид УР-500.

Оценивая тогдашнюю закрытость по прошествии 30 лет, можно утверждать, что она не оправдывалась ни здравым смыслом, ни идеологией, ни реальной заботой о безопасности. Даже Хрущеву не удалось преодолеть тупую бюрократическо-чиновничью установку сильнейшего в мире партийного аппарата, действовавшего по принципу «держать и не пущать». Советские ученые на конгрессе по поводу экспедиции на Луну в ответ на многочисленные вопросы отказывались подтвердить или опровергнуть сообщения о том, что они собираются отправить человека в полет вокруг Луны. Согласно инструкции, полученной в ЦК перед отлетом в Афины, члены нашей делегации отвечали[16].

«Подождите и вы сами увидите».

Но уклониться от встречи с фон Брауном нашим делегатам не удалось. С ним встречался и беседовал Седов, имели часовую беседу Беляев и Леонов.

По этому поводу у нас разгорелся секретный скандал, который я имел неосторожность в разговоре с Тюлиным по «кремлевке» назвать «бурей в стакане воды».

Прочитав экспресс-информацию ТАСС о том, что происходило в Афинах, Пилюгин позвонил мне по «кремлевке». Он был очень возбужден.

—Я возмущен тем, что Седов здоровается и общается с фашистом, эсэсовцем фон Брауном. Я хочу уговорить Келдыша и Сергея разобрать его поведение на президиуме академии. Ты собирал в Германии материалы о зверствах на подземном заводе Фау-2, там погибли тысячи людей с ведома фон Брауна, ты должен мне помочь!

— Чем же я тебе могу помочь? Наказать безвинного Седова за грехи фон Брауна? По-моему, это более чем несправедливо, даже, если хочешь, смешно.

— Он не имел права разговаривать с фон Брауном!

—Ты вспомни, Николай! В 1945 году, когда мы с тобой были в Бляйхероде, то пытались организовать похищение или переманивание этого самого фон Брауна с американской зоны в свой институт «Рабе». И хотели мы его приобрести отнюдь не для того, чтобы наказать за пребывание в нацистской партии, а для того, чтобы использовать его опыт и знания на пользу своей страны. Если бы это нам удалось, с ним, я уверен, общались бы не только мы, но и министры. Кстати, ты с другими бывшими нацистами, вроде доктора Руле, не единожды сидел за одним столом, успешно работал, пил кофе и даже тридцатиградусный «корн».