— Кассий! — крикнул он мускулистому великану, рубившему снасти за его спиной. — Возьми двух человек и отправляйся на корму. Буря заглушала его голос, и Лоту приходилось кричать Кассию прямо в ухо. — Видишь тех бездельников? — палец капитана указал на рабов. — Руби цепи и отправь их за борт к дельфинам! Кассий кивнул и отправился выполнять приказ. Молнии засверкали так часто, что стало светло как днем. Разгневанная на людей стихия словно просила человеческих жертв. Гигант Кассий шел через мечущийся на волнах корабль, чтобы удовлетворить ее. По пути он взял с собой двух матросов, таких же здоровяков, как он сам.

И они, как три призрака, возникли перед уже готовыми сойти с ума невольниками. Увидев их, вооруженных огромными железными топорами, кормчий захохотал:

— Нептун требует мяса! Что ж, мы накормим его!

— Заткнись! — крикнул ему один из тех, кто пришел с Кассием. — Без тебя тошно.

Рабы, среди которых были только молодые мужчины и женщины, в ужасе молчали. Но, когда топор Кассия разрубил тяжелую цепь, к которой они все были прикованы, поднялся страшный крик. Огромными сильными руками матрос схватил первого раба, высокого и бледного юношу, и, не снимая с него кандалов, потащил к тому месту, где стоял рулевой. Молодой раб кричал и умолял Кассия пощадить его; от страха он почти не сопротивлялся. Кассий выволок его наверх, затем, под безумный смех кормчего, поднял высоко над головой и швырнул в морскую пучину. Жалобный вопль несчастного захлебнулся во мраке. За Кассием уже шел другой матрос, неся на руках бьющуюся в истерике женщину. Рулевой все еще дико хохотал, и Кассий наотмашь ударил его по лицу.

— Займись делом, — зарычал он, — а то отправишься вслед за ними!

Страшная работа продолжалась. Невольников было человек тридцать, и все они один за другим исчезали за кормой, пытаясь иногда сопротивляться, молить о пощаде или осыпая палачей проклятиями. Последнюю жертву Кассий нашел в глубоком обмороке. Это была красивая молодая девушка. Она лежала на промокшей насквозь рогоже, и лицо ее было спокойным и нежным. Посреди того безумия, что творилось вокруг, матросу показалось, будто он видит перед собой божество. Он вдруг испугался, что должен убить ее и, увидав груду тряпья — бывшие лохмотья утопленных рабов, разбросанные вокруг, закидал ими невольницу. Освобожденное от рабов судно чуть выправилось. Корабль несло по волнам, как весенний ручей несет скорлупу ореха. Волны и ветер, будто по чьему-то приказу вдруг стали стихать. Гром гремел уже не здесь, а где-то в другом месте. На севере горизонт начал очищаться от туч. Удивительно было то, что за все время, пока продолжалась буря, с неба не упало ни колли дождя. Боги приняли от «Исиды» страшные дары и сменили гнев на милость. Шторм кончился. Люди валились с ног от усталости и пережитых волнений. Но надо было ставить запасной руль, и работа продолжалась…

Сейчас, когда солнце светило и опасность была позади. Лот Моний подсчитывал убытки. Потери были огромными: два корабля с экипажами, почти полторы сотни невольников и весь торговый груз. Лот волосы готов был рвать от досады. Но что поделаешь, потерянного не вернуть. Капитан оглядел свою команду. Тридцать шесть усталых, сильных мужчин разных народов и цвета кожи занимались различными делами.

Часть из них во главе с Кассием чистила оружие, которого было слишком много для торгового судна. Лот Моний возглавлял корабль пиратов.

Два месяца назад Зеникет, предводитель разбойничьего общества в горах Киликии, собрал к себе на совет командиров небольших пиратских флотилий. Киликия была будто самими богами заселена теми, чьим ремеслом был разбой в водах Средиземного моря. В этот край люди стекались отовсюду — приплывали в челноках, спускались по горным тропам с сумой за плечами, бежали от непосильных поборов, находя здесь новых друзей, чтобы в будущем вместе испытать судьбу, грабя богатые торговые корабли, похищая молодых девушек и женщин, где обманным коварством, а то и прямым насилием. Не раз морским разбойникам приходилось вступать в бой с римскими военными кораблями, не раз их разбивали, но всякий раз пиратство возрождалось, как Феникс из пепла. Неистребимым было гнездо разбоя…

Совет проходил в роскошном зеленом шатре, укрытом от посторонних глаз неприступными скалами, командиры молчали. Зеникет восседал на мягких персидских подушках, то и дело, запуская пальцы в роскошную, черную, как смоль бороду.

— Я вас позвал, братья мои, — сказал Зеникет, — чтобы обсудить план нападения на египетский флот с ценным грузом для Рима.

Лот Моний и его сосед Руола переглянулись. Давно уже они не выходили в море, чтобы перехватить суда с такой крупной добычей. Приходилось довольствоваться небольшими экспедициями, грабя селения и храмы, находившиеся невдалеке от моря. И такая жизнь устраивала Лота, когда-то имевшего римское гражданство и лишенного его из-за постоянных нарушений закона. Лот Моний не хотел испытывать мощь римского флота, и ему вполне хватало мелких грабежей, когда он с тремя своими либурнами захватывал врасплох одинокое торговое судно, обобрав его дочиста, обратив команду в рабство, а корабль пускал ко дну. А теперь грандиозные замыслы Зеникета пришлись ему не по душе. Он знал, что такой большой караван наверняка обладает мощной поддержкой. В его охране не менее двенадцати актуарий[3] или либурн. К тому же корабли Равенского флота всегда, как волки, рыскают на главных судоходных путях. И даже если Зеникету удасться разбить и ограбить караван, то уйти от Равенского флота ему уже не удастся.

Почти сто пятнадцать лет минуло с того времени, когда Гней Помпей Великий[4] разбил могущество пиратов. До этого они владычествовали на морях так же, как римские легионы на суше. Римская республика, раздираемая борьбой за власть, не могла направить свой военный флот для борьбы с морскими разбойниками. Любые попытки сопротивления, оказываемые пиратам, жестоко пресекались. Еще бы! Как можно было сопротивляться пиратам, которые в короткое время построили арсеналы и наполнили их оружием, воинскими снарядами и машинами? На всем азиатском берегу поставили маяки и разместили гарнизоны. Флот их состоял из тысячи с лишним кораблей. Добычи они брали столько, что суда их, блистая царской роскошью, имели позолоченные пурпурные паруса и отделанные серебром весла. Но вскоре море стало для них тесным, и они объявили миру беспощадную войну. Их огромная армия разграбила четыреста городов в Греции и Италии. Пользуясь своей безнаказанностью, они становились наглее с каждым днем. Город, в котором была какая-либо святыня с богатыми дарами и приношениями, опустошался пиратами, которые оправдывали себя, утверждая, что богам не нужно золото, оно, дескать, только портит их.

Они похищали для азиатских геникеев[5] молодых девушек и женщин консульской породы из их богатых вилл, поместий и дворцов, омываемых голубыми волнами италийских заливов. И будь происхождение такой женщины даже от тех триумфаторов, чья слава прошла по всей земле, она, выставленная обнаженной на рынках Востока, продавалась на вес золота. И стыдливость ее сатрапы из Босфора оценивали дороже прелестей. За каждую ее слезу, они готовы были отдать целую провинцию. Наконец, пираты явились показать свои окровавленные паруса в Тибр и вызвали на бой владычицу мира — Капитолийскую волчицу. Им удалось взять в клещи Рим и его окрестности, и в Великом городе, зависимом от поступления хлеба из Африки и Сицилии, начался голод.

Тогда и решено было раз и навсегда покончить с пиратством. Разгромить морских разбойников поручили Гнею Помпею. После нескольких незначительных сражений полководцу удалось оттеснить пиратские флотилии к берегам Малой Азии, и там, у крепости Карацезиум, и произошла битва, в которой было истреблено более десяти тысяч пиратов, уничтожены множество разбойничьих судов и взято в плен бесчисленное количество рабов.