О выполнении боевого задания доложил заместитель командира эскадрильи. Вражеская колонна была сильно потрепана и остановлена. Но летчики вовсе не радовались своему успеху: потеря двух товарищей сильно опечалила всех.

- Эх, как же теперь без бати! - сказал кто-то.

Я, как мог, утешил летчиков: рано еще считать Свитенко и Слонова погибшими, надо подождать, может, их только подбили и они где-нибудь приземлились. Но сам так расстроился, что даже забыл поблагодарить ребят.

Подождав полчаса, я уехал в Ленинград. Вернувшись в город, по телефону доложил Ворошилову о результатах налета на вражескую колонну. О невернувшихся с боевого задания умолчал, в сердце все еще жила надежда на благополучный исход. Поддерживало меня в моей надежде простое соображение: не могли летчики прозевать гибель сразу двоих.

Предчувствие не обмануло меня. Приблизительно через час после моего возвращения зазвонил телефон. Звонил командующий ВВС Краснознаменного Балтийского флота генерал Самохин. Он сообщил, что на одном из морских аэродромов приземлилась "чайка" с человеком на плоскости.

- Это кто-то из ваших, Александр Александрович,- добавил Самохин.

Аэродром, названный Самохиным, находился недалеко от Стрельны, на южном берегу Финского залива. Я сразу подумал о Свитенко и Слонове и так обрадовался, что в первый момент не придал словам "с человеком на плоскости" никакого значения. Лишь немного погодя встревожился: не ослышался ли? Не напутал ли Самохин?

Вечером я узнал подробности спасения Николая Свитенко. Вот как это произошло. Восьмерка "чаек" вышла на цель с бреющего полета. По дороге от Губаницы на Нисковицы плотной массой двигались вражеские танки и мотопехота, по обочинам мчались мотоциклисты. Колонну прикрывали зенитные установки.

Свитенко решил громить врага поочередно. Первым вступило в бой его звено. Старший лейтенант вывел самолеты на колонну с ее хвоста и под небольшим углом. Прочесав колонну пулеметным огнем, Свитенко повел экипажи на второй заход. Второе и третье звенья ударили по противнику эресами. В середине колонны все смешалось: немецкие шоферы инстинктивно рванулись вперед, но впереди уже пылали две автомашины, с них горохом сыпались автоматчики, получилась пробка, и часть колонны остановилась.

Развернувшись, "чайки" снова обрушились на врага. Но теперь открыли яростный огонь автоматические зенитные установки - эрликоны. Их тонкие стволы следовали за И-153 и очередями посылали в них снаряды. Над дорогой густо висели сероватые шапки разрывов.

Выходя из второй атаки, Свитенко принятой эволюцией самолета просигналил отход. И вдруг "чайку" резко дернуло, как будто бы ее чем-то ударили снизу: в мотор угодил вражеский снаряд. В кабине запахло гарью. Свитенко быстро окинул взглядом приборную доску. На приборе, показывающем давление масла, стрелка упала почти до нулевой отметки. Мотор заработал с перебоями, машина стала терять высоту. К командиру тотчас подстроился Слонов. Но мотор "зачихал" сильнее, и самолет начал как бы проваливаться в воздухе. Свитенко огляделся, ища подходящее место для посадки, и знаком приказал Слонову возвратиться к своим.

Но Алибек свел на переносице густые черные брови и указательным пальцем правой руки упорно показывал вниз, потом что-то выкрикнул. Мотор на машине Свитенко в этот момент заглох, скорость резко упала, и Алибек проскочил вперед.

Слева, у деревни Клопицы, виднелась ровная площадка, за которой сразу начинался лес. Свитенко узнал площадку. Это был полевой аэродром, на который он не раз садился в первые недели войны. Отсюда он совсем недавно летал на штурмовку войск противника под Кингисепп, Большую Пустомержу, Старые Смолеговичи, Кряково, Выползово и другие населенные пункты.

Все поле аэродрома было в воронках от недавно рвавшихся здесь бомб и снарядов. Введя машину в правый разворот, Свитенко нацелился на узкую полоску земли, как ему показалось сверху, не тронутую разрывами, и приготовился выпустить шасси, но вовремя заметил, что и она в частых воронках. Пока позволяла высота, Свитенко подвернул "чайку" правее, ближе к лесу, и притер ее к земле брюхом. В самолете все заскрежетало, и пилот, чтобы его не бросило головой на приборную доску, сильно уперся в нее руками.

Быстро освободившись от парашюта, старший лейтенант выскочил из кабины и огляделся. Аэродром был пуст: гитлеровцы не пользовались им. Кругом было тихо. Он зашагал к лесу, но тут же остановился и глянул на свою "чайку", которая лежала на земле будто подбитая насмерть большая птица. Достав ракетницу, Свитенко выстрелил в кабину, поджег машину и поспешил к лесу.

Не прошел он и двадцати шагов, как в середине поля разорвалась мина, а потом еще несколько. Немцы били из минометов. Свитенко побежал. И вдруг над ним раздался гул мотора. "Чайка",- на слух определил старший лейтенант. Он остановился и поднял голову. Над кромкой леса, входя в глубокий вираж, промелькнул И-153. По номеру на хвосте Свитенко узнал машину Слонова. Высунувшись из кабины, Алибек сделал какой-то знак рукой. Свитенко приняв этот жест ведомого за прощанье, тоже помахал рукой. Но Алибек и не думал улетать. Развернувшись, он повел машину на посадку.

На поле разорвалось еще несколько мин. У дальнего края в стороне Клопиц Свитенко приметил вражеских солдат.

Он скрестил над головой руки. Это был знак, запрещавший посадку. Но Слонов не послушался командира, выпустил шасси и приземлился. "Чайка", подпрыгивая на неровностях, покатила к Свитенко. Около носа ее разорвалась мина, и Свитенко увидел, как земля посыпалась на левую плоскость. Алибек отчаянно замахал рукой, подзывая к себе командира.

Свитенко бегом бросился к товарищу. В тот момент он даже не подумал о своем спасении. Забыв об опасности, он думал только о Слонове, о том, что он не сможет взлететь под минометным огнем, погубит машину и тоже окажется в тылу врага.

- Алибек! - во весь голос закричал он.- Немедленно взлетай! Я приказываю!

И Свитенко даже погрозил Слонову кулаком.

- Командир! - донесся сквозь рокот мотора голос Алибека.- Быстрее! Прыгай на плоскость.

Только тогда Свитенко сообразил, что задумал Слонов. Подбежав к самолету, он взобрался на нижнюю правую плоскость и ухватился за металлические расчалки.

- Держись крепче, командир! - прокричал Алибек и дал газ.

"Чайка" тронулась с места и, все убыстряя бег, помчалась по полю. Гитлеровцы открыли по самолету автоматный огонь. Краснозвездный ястребок взмыл над их головами и исчез.

Полет продолжался недолго - минут десять: но дался он Слонову труднее, чем самая отчаянная штурмовка противника. Он боялся, что командир не выдержит напора ветра, силы покинут его и он сорвется с крыла. Когда они отрывались от земли, струя ветра от винта сорвала с головы Свитенко шлем, очки и теперь яростно трепала его волосы, больно стегала по глазам, парусом надувала кожаный реглан. Под тяжестью человека на плоскости центр тяжести самолета переместился, и машину все время тянуло вправо. Слонов взмок, работая рулями и стараясь не дать "чайке" свалиться на крыло.

Но вот впереди показался Финский залив. Где-то здесь у Стрельны аэродром моряков, Алибек повернулся к Свитенко и рукой показал вниз. Командир кивнул головой и грудью навалился на расчалки. Силы покидали его, совсем закоченели пальцы, а острые края расчалок врезались в ладони до мяса.

Еще секунды - и земля. Наконец дробно застучали о сухой грунт колеса, машину сильно встряхнуло, и мотор тут же заглох, только со свистом крутился винт. Свитенко с трудом разжал затекшие пальцы и почти плашмя свалился на землю. Слонов, успевший выскочить из кабины, подхватил командира на руки.

По полю бежали люди в морской форме. Это были свои. И Алибек, поддерживая старшего лейтенанта, сказал:

- Все в порядке, батя: мы у своих.

Свитенко негнущимися пальцами благодарно пожал руку боевому товарищу. Только сейчас он понял: то, что совершил Алибек, двадцатитрехлетний парень из Осетии, по плечу не каждому даже опытному, закаленному воздушному бойцу.