Падали великопостные звоны. К певучему бархату колоколов примешивались звуки сирен, звон трамваев, пестрый, разноголосый крик и шум городского движения... Таяло... Просыхали тротуары на солнцепеке. На бульвары, где липла к ногам растоптанная шелуха семечек, выползали няни, мамаши в чепцах, плакала скрипка слепого музыканта, пела окруженная детьми шарманка, на которой уныло сидел голодный зеленый попугай. А неподалеку кучка людей смотрела в подзорную трубу на первые вечерние звезды...

И ярко-ярко на афише: "1856 невероятнейших строк. Про это... Про что про это? Маяковский улыбается, Маяковский смеется, Маяковский издевается..."

Да, Цандеру, возможно, повстречался Маяковский.

Шум города, плавающие гулы колоколов и предвечерние крики газетчиков, предпасхальное убранство магазинов, роскошь и нищета, переплелись старое и новое, доживающее и расправляющее крылья...

А за городом, прорезывая малиновое небо и предзакатное затишье, дружно перекликались гудки фабрик...

Теперь уже совсем нетрудно представить тишину заводского собрания, любопытствующие взгляды рабочих, еще держащих в руках ветошь, и прерывающийся от волнения голос Фридриха Артуровича:

- Товарищи! Как мне передал исполняющий работы секретаря нашего заводского комитета товарищ Медведев, вы отчислили мне постановлением общего собрания, состоявшегося в апреле, один процент с вашего апрельского заработка! Вы сами находитесь в неблестящих условиях жизни, и я поэтому тем более выражаю вам благодарность. Одновременно высказываю надежду на то, что своим докладом дам вам возможность увидеть, над каким делом я работал. Надеюсь также, что внесенные вами деньги не пропадут даром... Для того чтобы ввести вас в область, к которой относится означенная машина, я должен в кратких словах ввести вас в мир звезд... Как вы, вероятно, знаете, наша Земля - одна из ряда планет, которые вращаются вокруг нашего центрального светила - Солнца... Ближе к Солнцу, чем Земля, а также дальше, чем Марс, находятся еще такие же земные шары - планеты. Отчасти на них или на их спутниках - лунах мы могли бы обнаружить новые человечества. А далеко за всей нашей солнечной системой находится еще много солнц. Это все звезды нашего неба, и вокруг них на планетах мы могли бы найти себе подобных... Использование их достижений, изобретений дало бы нам, живущим на Земле, огромнейшее облегчение труда...

Кто-то из рабочих закурил, пыхнул сизоватым дымком цигарки, на него цыкнули, шумнули, и он тут же пригасил, придавил окурок ногой.

"Понятно ли я им объясняю?" - спохватился Фридрих Артурович и начал снижать "высоту" своих рассуждений, пояснив, какое значение имел бы уже полет вокруг Земли. Летая, как Луна, можно было бы большими астрономическими трубами наблюдать много лучше другие планеты.

"Да, надо проще, доступней", - подумал он и сам не заметил, как привел совсем уж земное сравнение: - Человечество, так сказать, из своего гнездышка вылетит в большой мир и ознакомится, развивая свои силы и умения в беспредельном этом мире...

Странно - он вдруг ощутил то, что год с лишним назад ощутил в разговоре с Лениным, - напряженность внимания собеседников, а сейчас просто слушателей. А вспомнив о встрече, почувствовал горечь вины, словно бы задолженности и перед Лениным, и перед этими усталыми людьми за их веру и бесконечную доброту. Практически он еще ничего не успел сделать.

"Интересно, где сейчас Владимир Ильич и помнит ли он о моем обещании как можно быстрее представить проект?" - подумал Цандер и начал закругляться, жалея и свое и чужое время.

Помнил ли Ленин о проекте, так фантастично названном "Путь к звездам"? Наверное, помнил, ибо даже в те дни, когда ему серьезно угрожала болезнь, в его библиотеке очутилась только что вышедшая книга Симона Ньюкомба "Звезды". Она и по сей день стоит в книжном шкафу в серой, как бы чуть-чуть подсиненной небом обложке. В самом верху над заглавием карандашом надписано "Ленин".

...Быть может, такой же закат золотил кремлевские окна... За тысячи верст отсюда тонула во мгле еще мертвая байконурская степь. Как далеко было до нее! Но, считая себя посланником Ленина, шел к этой степи, к ее космодрому человек, как факел державший в руках паяльную лампу треста Ленжатгаз, из которой сконструировал первый реактивный двигатель.

Да, это был первый реактивный двигатель Цандера ОР-1, обычная паяльная лампа емкостью бачка для бензина один литр, с диаметром поршня шестнадцать миллиметров. Он удлинил медную трубку, приделал термометр к баку, впаял электрическую свечу... Делать все заново не было средств, а он очень спешил. Он хотел доказать, что такое возможно - полеты вокруг нашей планеты и даже к Марсу, к далекой звезде. И еще он желал одного, самого главного - сдержать слово, данное Ильичу...

Потом был второй двигатель и был третий. И была ракета, взлетевшая над подмосковным лесом. Но он не увидел ее в полете. Уже в постели, тяжело больной, писал он слабеющей рукой письмо, ставшее завещанием: "Вперед, товарищи, и только вперед! Поднимайте ракеты все выше и выше, ближе к звездам". Он писал эти строки, обращая их ко всем своим ученикам и к одному из них - кареглазому, коренастому, стоящему как бы на земном шаре в особенности. Это был Сергей Королев.

Цандер писал эти строки, уже веря в победу и жалея лишь о том, что не успел доложить о ней Ленину лично.

За него это сделали другие. Солнечным апрельским утром они вошли в кабинет Ленина и постояли минуту-другую у стола с зеленой лампой. Через несколько дней имя одного из них повторил весь мир. Путь к звездам был открыт. Бескрайний, героический путь. Но, как бы он ни был далек, начинается он отсюда. Вот почему, прежде чем над Байконуром загремит реактивный гром, в кабинете Ленина раздаются тихие шаги космонавтов.