Ответом мне был дикий крик, по силе превзошедший все те, что изрыгались его мокрым от слюны ртом до этого. Я провернул кость и беглец упал на землю словно переломанная ветка. Ему больше никогда не подняться — с перебитыми жилами в хребте не побегаешь. И не попрыгаешь.
— Прыг-скок-прыг-скок — издевательски рассмеялся я и поспешил вернуться назад, поспев как раз вовремя — второй пленник уже собрался с духом и приготовился… дать мне отпор.
Он не бежал! Стоя на коленях, он сгреб горсть земли пропитанной моей кровью, сверху положил лохмотья содранной кожи, сошедшей с меня как шелуха сходит с влажной гнилой луковицы. При этом парень что-то бормотал поспешно и невнятно, руки сминающие землю были опущены вниз, а с его запястий сбегала кровь выходящая из кусаных ран, напитывая сминаемую землю. Он месил ужасное тесто — из моей крови и кожи, из взятой из-под ног земли и его собственной крови.
Я был настолько удивлен, что замедлил шаг. И это дало врагу возможность завершить начатое — изогнувшись в сторону, он наклонился над своим товарищем лежащим без сознания и… впихнул отвратную кровавую массу в его безвольно приоткрытый рот. От восхищения я закачал головой — руками столь молодого юноши будто бы сам Темный водил. Как можно поступить так с другом находящимся в беде?
Хриплый стон задергавшегося несчастного меня не удивил. От такого угощения не поправишься и боль уж точно не утихнет. Затем его скрутила ужасная судорога. Бедолага выгнулся крутой дугой, упираясь в землю затылком и пятками. Его руки схватились за собственную шею и пытались пережать ее, чтобы не дать «гостинцу» проскользнуть дальше по глотке.
— Если ты так сильно хотел меня убить — улыбнулся я, сдирая с губ почерневшую коросту — То почему не сожрал эту гадость сам, а?
Молодой некромант мне не ответил. Хотя в его расширенных глаза плеснулся стыд. В следующий миг он навалился всем телом на товарища, прижал его к земле на мгновение. Испачканным в собственной крови пальцем начертал на его лбу какой-то загадочный символ, выкрикнул несколько неизвестных мне гортанных слов. И отскочил в сторону. На его лице сияло торжество. На моем искореженном лице застыла кровавая маска недоумения смешанного с интересом.
Затихший несчастный менялся на глазах. Пахнуло запахом затхлого болота. Затем послышалась вонь падали. Его кожа начала стремительно сереть и покрываться черными трупными пятнами. Колени с хрустом выгнулись в обратную сторону, безжалостно ломая суставы. То же самое произошло с локтями. Шея перекрутилась, с щелканьем и треском удлинилась в два раза. Протыкая потемневшие губы насквозь наружу поперли острые корявые клыки, на меня уставились бельма глаз, на упертых в землю пальцах рук отрастали длинные когти. Все тело начиная от плеч и до пояса стремительно худело, будто из него высасывали всю жижу. Костистый хребет стал толще, массивней, такой не каждый воин сможет перерубить. Своим новым чутьем нежити я отчетливо ощущал как в новорожденном чудовище прекратила пульсировать нормальная жизненная сила. Воин умер. Вместо него родилось умертвие. Вот и в будто бы сваренных вкрутую глазах заплескалось зеленое свечение…
— Убей! — яростно и вызывающе крикнул создавший тварь некромант, указывая на меня красным от крови пальцем. Он так торопился, что не потрудился перетянуть свои искусанные запястья. Вскоре он истечет кровью. Какая глупая трата жизненной силы…
Тварь выглядящая как странный четвероногий паук повела головой, удивительно быстро скакнула вперед. А затем замерла в нелепой позе, задрав зад кверху и прижавшись головой к земле у моих ног. Из клыкастой пасти послышался сиплый стон, вонь стала почти нестерпимой.
Глядя на жавшегося к земле уродца, я тяжело вздохнул, затем перевел взгляд выше, на внезапно побелевшего как полотно некроманта. Глупец. От меня шарахаются даже древние киртрассы, что чуют во мне что-то, непонятное мне самому. А этот дурак попытался натравить на меня свежесозданного мертвяка, пусть быстрого и сильного, несколько измененного, но все же слишком обычного. Простая нежить видит во мне такую угрозу, что даже их лишенное инстинкта самосохранения естество начинает трусливо дрожать.
Взглядом оценив количество жизненной силы в них обоих — твари и ее создателе, я досадливо поморщился. Слишком мало. Впрочем, мое лицо стремительно заживало, тело тряслось и требовало пищи. Не плотской, а д р у г о й пищи. Мне сгодятся любые крохи. Однако… Я повернул голову и взглянул в ту сторону куда ушли мои ниргалы — они уже возвращались. И тащили за собой сразу четверых врагов. Живых и целых. Полных до краев энергией жизни…
— Сожри его — велел я новорожденной твари, что по-прежнему прижималась мордой к земле.
— Силой и волей самого Темного заклинаю я тебя создание… — закричал некромант суетливо делая руками странные и, на мой взгляд, просто глупые пассы — Приказываю тебе подчи… А-А-А-А-А-А-А! А-А-А! Нет! Нет! Нет! А-А-А!
Тварь начала с его ног. Бывший друг давно оставил свое бренное тело и не мог чувствовать мести к убившему его товарищу. Но чем больше мучений причиняешь — тем больше энергии получаешь. И тварь начала с того, что сорвала с ног некроманта короткие сапоги — вместе с большей частью ступней. И принялась их жадно жрать, трясясь всем выкрученным телом. Я занялся тем же — опустившись на колено над парализованным воином, я сделал первый надрез, не обращая внимания на его тихие просьбы о помощи.
Мы оба смотрели в одну сторону — туда, где на земле извивался обезножевший молодой парень, пытающийся отползти прочь от пожирающего его плоть монстра.
Удар. На этот раз мясо было содрано с голени.
— А-А-А-А-А-А! Создатель спаси и сохрани! Создатель спаси и сохрани! Создатель… Больно, больно, больно… А-А-А! Создатель! Создатель! Созда-а-а-атее-е-е-ель!
— Вряд ли он слышит — задумчиво произнес я, сдирая с шеи жертвы тонкую полоску кожи. Сквозь волчью кость зажатую у меня в руке начали пробиваться столь желанные пульсирующие искры чужой жизненной силы, вливаясь в меня подобно бурлящим речным водам попавшим в пересохшее озеро.
Я насыщался. Я впитывал.
Мы питались вместе. Я и та тварь. Но я ел более аккуратно…
Ведь я могу получить чужую силу и без пожирания сырой плоти… Поэтому я даже не чавкал…
К моменту, когда вернулись ниргалы с новой добычей, все было кончено. На побуревшей от крови хвое лежал изувеченный костяк с переломанными костями. Я стоял чуть поодаль и массировал ноющими пальцами розовую кожу щек — боялся, что снова откроются раны и хлынет кровь. У моих ног чуть подросший мертвяк с треском взламывал грудную клетку второго трупа, стремясь добраться до внутренностей, где могли сохраниться крохи жизненной силы.
Закованные в металл воины толкнули четверых пленников вперед. Толкнули с такой нечеловеческой силой, что те пролетели несколько шагов кувырком и едва не упали на разметанные по земле кровавые куски, в которых трудно было опознать останки их товарища.
Все четверо начали кричать. К моему большому разочарованию. Вот почему? Зачем было бросаться по следу противника с такой показной смелостью? Стоило им попасться, как вся их отвага бесследно исчезла. Улетучилась из их выпяченных грудных клеток, а ее место занял липкий визгливый страх.
Я бережно вынул из поясной сумки тряпку, аккуратно развернул ее и достал влажную и почерневшую от пропитавшей ее крови обломанную волчью кровь.
— Работает она получше мясницкого тесака — доверительно сообщил я самому старшему из связанной четверки — Кромсает и рвет кожу просто на загляденье. Сколько десятков воинов из вашего селения пошло по нашему следу? Отвечай мне быстро. Говори только правду. И тогда я не стану вырывать тебе пальцы по одному. Отвечай.
— Я скажу все! Мы все расскажем все что знаем! — сбивчиво заверили меня, стоящий на коленях воин уткнулся лбом в траву — Расскажем все!
— Так начинайте. А то я вновь ощущаю голод…
На меня обрушился словесный поток. Говорили все четверо сразу, избегая глядеть на меня, но не в силах оторвать полубезумных взглядов от трапезничающей твари, уже вскрывшей грудину и начавшей вытягивать сизые ленты кишок…