Сейчас Конан собирает армию в герцогстве Шамарском, почти под боком графа Раймона — войску надо будет лишь переправиться на другой берег Хорота. Однако, место для сбора выбрано е самое удачное — летучие отряды врага, пришедшие из Немедии и Коринфии в любой момент могут атаковать гвардию, что приведет к серьезным потерям: мятежники используют гигантских птиц, воевать с которыми мы пока не умеем.
Я доселе непроизвольно морщусь при упоминании разгрома, который учинили фатарены двум нашим «горным легионам», шедшим в графство Толозы на помощь королю. Дознание показало, что птиц было всего тридцать две и поддерживал их отряд конницы в четыреста или четыреста пятьдесят мечей, однако столь небольшими силами мятежники сумели нанести Аквилонской пехоте неслыханный урон! Конечно, метаципленариев можно заманивать в «волчьи ямы» или бить из луков по глазам птиц, но всю Аквилонию такими ямами не покроешь, а во время нападения этих пернатых гигантов лучники не смогут стрелять прицельно…
Ничего, разберемся мы и с метаципленариями, только время дайте. Сейчас меня куда больше заботит другая проблема — Черное Солнце. По сравнению с фатаренскими магами самый жуткий метаципленарий покажется вам белокрылым голубком, воркующим на крыше садовой беседки.
— Итак, каковы первые впечатления от нашей очаровательной пленницы? — спросил я у Тотланта, когда он ввалился в мой кабинет, утер рукавом пот со лба и повалился в кресло. — Крепкий орешек, верно?
— Вы, барон великий мастер преуменьшать, — огрызнулся Тотлант, и шепнул под нос несколько таких словечек, какие и от Конана, пребывающего в состоянии крайнего душевного волнения, не всякий раз услышишь. — Настоящая ведьма из страшной сказки!
Соглашусь с волшебником — баронесса Астер не столь давно доставленная каттаканами из Коринфии была отнюдь не подарочком. Разумеется, мы с самого начала предприняли надлежащие меры предосторожности: магичку поместили в камеру отделанную серебряными плитками и защищенную простенькими, но действенными заклинаниями, пальцы госпожи Астер были скованы особыми кандалами, тоже сделанными из серебра, до разговоров с ней допускались только подготовленные и опытные люди, наподобие престарелого мэтра Савердена, главного советника Латераны по вопросам колдовства. Саверден, формально, магом не являлся — он не входил ни в один из орденов, никогда не учился у настоящих волшебников, но способностями обладал изрядными. А кроме того, старый прохвост был очень умен и хитер.
И все-таки после первого же разговора с прелестной баронессой мне пришлось отпаивать мэтра легким вином — проклятая ведьма едва не довела Савердена до удара, не то силой внушения, не то своей стервозностью, превосходящей все виданные мною прежде примеры. Женщины, особенно потерпевшие неудачу в любви и отдавшие силы политике или магии всегда тяжелы в общении, но попавшийся нам экземпляр был настоящим уникумом, истинная кобра в человеческом обличье. Дело дошло даже до того, что приставленный к ней глухонемой надзиратель отказался исполнять свои обязанности, написав мне крайне эмоциональную записку — она каким-то образом и его ухитрилась вывести из себя…
Чего мы только не перепробовали — ласковые уговоры и обещания золотых гор с алмазными ледниками, настойчивы просьбы с недвусмысленными намеками на то, что если госпожа не перестанет запираться, то Латерана будет вправе оказать на нее «давление», обычно выражающееся в вульгарных, но действенных и проверенных временем методах — от заколачивания иголок под ногти, до расплавленной смолы, вполне способной изрядно попортить ее нежную девичью кожу. Бесполезно! Она ничего не боялась, шипела как змея, скандалила, пыталась кусаться и пинаться, отказывалась от еды, оскорбляла всех, кого видела и вообще вела себя непристойно.
Хуже было другое: колдовать баронесса не могла по вполне понятным причинам — никакой маг не способен творить заклятья, если у него скованы серебром руки, это непреложный и нерушимый закон, известный с древнейших времен. Однако, ведьма могла оказывать на окружавших ее людей некое иное воздействие, наподобие внушения. Из всех моих подчиненных, работавших в подземной тюрьме, устроенной в подвалах поместья, невосприимчивым к этому оказался только Жайме из Карташены — милейший человек, уже семь лет являвшийся нашим лучшим палачом.
Жайме переманив в Латерану граф Кертис, впервые встретившийся с зингарцем на Черной Реке, где тот служил в наемном войске Пуантенских герцогов. Выяснилось, что Жайме в прежние времена долго и успешно трудился на поприще палача в морской управе дознания Зингары — эти месьоры занимаются искоренением пиратства на Полуденном побережье. Жайме пришлось покинуть любимую работу из-за непростительной ошибки — получил взятку и попался. Пришлось бежать на Черную Реку, где могучий карташенец моментально был принят в армию наемников.
Кертис положил глаз на бывшего палача не только из-за его опыта. Дело в том, что у Жайме была весьма примечательная внешность — я в жизни не видывал таких страшилищ! Обликом зингарец напоминал человека лишь весьма отдаленно, скорее он вылез в наш мир из леденящей кровь легенды о вурдалаках
Ростом он был очень высок — локтей пять с половиной. Узловатые лапищи, даже пальцы которых покрыты густым вьющимся черным волосом и чудовищно изуродованное лицо — Жайме в молодости получил сильнейший ожог на пожаре. Большая часть лысого черепа представляла собой сплошной фиолетовый рубец, этот же шрам покрывал лоб слева, оставляя для затянутого бельмом глаза неприятную узкую щель, распространялся на щеку и часть шеи — кожа возле губ была стянутой ожогом и у зингарца были постоянно видны желтые обломанные зубы. Правый глаз был двуцветным — половина радужки пронзительно-черная, вторая почему-то голубая. На правой руке шесть пальцев. Некое подобие бороды росло только на здоровой щеке и куст жестких волос свисал до груди, напоминая драный конский хвост.
Словом, темный ужас. Однако, если забыть о внешности зингарца и взглянуть, так сказать, за фасад, выходило, что Латерана приобрела в его лице замечательного палача, исполнительного, безоговорочно верного и не склонного к лишним разговорам с посторонними людьми. Более того, в обычной жизни Жайме являлся добродушным и веселым человеком, отцом изрядного семейства — он еще на Черной Реке взял в жены маркитантку, от которой прижил на сегодняшний день аж семерых очаровательных детишек. Человеческая душа — потемки!
Так вот. Магия внушения на Жайме вообще не действовала, что было проверено много раз, задолго до появления в Латеране нежданной гостьи из Коринфии. Мэтр Саверден выяснил это самолично — он владел надлежащими способностями. Объяснить невосприимчивость Жайме можно было только наличием «печати богов», в виде двуцветного черно-синего глаза, но копаться в этой загадке у нас с Саверденом не было ни времени, ни желания. Так оно даже лучше — по крайней мере существует уверенность, что Жайме никто и никогда не сможет переманить на вражескую сторону.
Ныне с баронессой Астер занимался только зингарец — носил ей еду, убирал в камере, со спокойствием каменного идола выслушивал потоки оскорблений, а когда потерявшая терпение ведьма попыталась открыто его соблазнить, Жайме только посмеялся, чем окончательно вывел магичку из себя…
Тотланту сегодня тоже досталось — по лицу видно. Настроение стигийцу испорчено на несколько дней вперед.
— Я поставил защиту, но она сумела пробить щит, — сказал Тотлант, после долгого молчания. — И это была не магия. Никаких заклинаний ключа, все было проще и сложнее одновременно. Я не понял, каким образом заключенная в баронессе Астер сила проникла через защитное заклятье. Если сравнивать, то это было похоже на воду, просочившуюся сквозь ткань. Ведьма запросто начала копаться в моих мыслях, очень неприятно… Пришлось позвать Жайме и уйти.
— Но хоть что-то понять ты сумел? Что она такое?
— Баронесса Астер, на мой взгляд, одержима. Одержима демоном. Иных объяснений не найти.