— Спать! — гаркнул Барнвельт, ощущая очередной приступ мужского превосходства.

— Хорошо-хорошо, господин благородный, — пробормотала она, кидая на него воинственный взгляд.

Он уселся на палубе, спиной к мачте, обводя глазами горизонт. При этом ему то и дело приходилось отвешивать себе чувствительные щипки и шлепки, чтобы не задремать ненароком. Высохнув, морская вода оставила на коже множество крохотных крупинок соли, отчего та жутко зудела. Почесывая бритую голову, он обнаружил, что на ней проклюнулась основательная щетина. Надо было в темпе придумывать, чем ее сбрить, иначе его инопланетное происхождение очень скоро стало бы очевидным.

— О Сньол! — воззвала Зея жалобным голоском. — Слишком замерзла я, чтобы заснуть!

— Ну иди сюда, я тебя погрею, — не подумав, ляпнул Барнвельт и тут же об этом пожалел. Быстрым кошачьим движением Зея поднырнула ему под правую руку и пристроила голову у него на груди. Она действительно вся дрожала от холода.

— Так-то лучше, — удовлетворенно пробормотала она, улыбнувшись ему.

«Да неужели?» — подумал Дирк, в душе которого две стороны его натуры осторожный, расчетливый делец и здоровое, молодое животное — тут же сцепились в смертельной схватке. Кровь гулко застучала у него в висках.

На сей раз делец одолел.

— Извини, — буркнул Барнвельт, решительно поворачиваясь к Зее спиной и протягивая руку к своей одежде, которая свисала с вант.

Она была еще влажной, чего и следовало ожидать при столь близком соседстве с водной поверхностью. Тем не менее он напялил на себя непросохший костюм, бросив через плечо:

— На веревке наши шмотки в жизни не высохнут. А если их надеть, тепло тела их со временем высушит. Тебе, пожалуй, тоже лучше одеться.

— Уф! — вздохнула она, вертя в руках порядком потрепанную тунику. — Ну ладно, как скажешь, господин мой.

Она через голову влезла в свое полупрозрачное одеяние.

— А теперь изволь-ка опять согреть меня, ибо зубы мои начинают стучать, будто кастаньеты танцора балхибского!

Они опять устроились у основания мачты. Луны зависли уже у самого горизонта — в самом скором времени должно было показаться солнце. Зея довольно вздохнула и улыбнулась Барнвельту. И прежде чем он осознал, что такое творит, он склонился над ней и поцеловал.

Она ни оттолкнула его, ни ответила на поцелуй. Вместо этого на лице ее было написано неподдельное изумление и растерянность. Наконец она выговорила:

— Ужель сие и есть тот земной обычай, «поцелуем» именуемый, о коем знаю я только из слухов?

— Ну да. А он что, еще не дошел до Квириба?

— Говорят, что повесы отдельные в наших краях уж вовсю его практикуют, хоть никто из круга нашего придворного пока мне его не показывал. Верно ли, что средь землян это нечто вроде приветствия, что свидетельствует о любви и почтении?

— Так меня, по крайней мере, уверяли.

— Чудесно! Можно и должно, чтоб подданные верные любили особ династии царствующей! Так что, дражайший Сньол, яви доброту свою еще разок, дабы доказать свою преданность трону!

В голове у Барнвельта мелькнула мысль, что у слова «любить» довольно много значений, но он уступил просьбе. Зея, как он обнаружил, демонстрировала исключительные способности совершенствоваться с практикой.

В висках у него опять застучало. Барнвельт-Здоровое животное, сбитый было с ног, опять поднялся и вцепился в Барнвельта-Дельца. Последний взмолился: «Ради всех богов, Дирк, опомнись! Если ты будешь продолжать в том же духе, а она не станет противиться — что просто однозначно, — это может стоить тебе головы! Погоди, вот уладишь все дела и проблемы, связанные с нынешним предприятием…»

Барнвельт-Животное никаких аргументов не выдвигал, да это ему было и ни к чему. Пользуясь явным превосходством в грубой силе, он повалил Барнвельта-Дельца на ковер. Ко всему прочему он выяснил, что частичное прикрытие прелестей Зеи ничуть не преуменьшило его желаний, а, скорее, еще больше их стимулировало.

Он поменял положение, поскольку придавленная Зеей правая рука у него начала затекать. В этот момент показавшееся вдали светлое пятнышко заставило его резко выпрямиться.

— В чем дело, дражайший мой друг? — забеспокоилась Зея. Барнвельт неохотно высвободился из ее объятий и указал на крошечный белый треугольник, который поднимался на фоне светлеющего неба над западной стороной горизонта.

— Если не ошибаюсь, это парус «Шамбора»!

Он обвел Зею долгим, медлительным взглядом. Однако Барнвельт-Делец к тому моменту сумел вновь оказаться у руля. Дирк мрачно занялся утренней зарядкой. Трухлявые доски древнего плота только поскрипывали под его отжиманиями и приседаниями.

— Чем это занят ты? — изумилась Зея. — Уж не ежеутренним ли поклоненьем угрюмым богам ньямским?

— Понимай как знаешь. Просто слегка упражняюсь, чтобы… гм… усилить кровообращение. Хочешь, сама попробуй.

Наконец он остановился, тяжело отдуваясь.

— Слушай, мне тут пришло в голову, что, может, это вообще не наш корабль. Так что давай-ка лучше заляжем за мачтой, чтоб зря не светиться.

— А ежели это неприятели наши?

— Слезем в воду и будем молиться, чтоб фондаги нам чего-нибудь не отгрызли.

Под напором рассветного бриза парус стремительно рос. Когда он приблизился настолько, чтобы из их укрытия можно было разглядеть корпус, Барнвельт удостоверился, что это действительно «Шамбор». Однако он выждал еще немного, пока не углядел на руле Часка, после чего вскочил, издавая вопли и размахивая руками.

Через несколько минут суденышко врезалось носом в водоросли и уткнулось в плот. Барнвельт помог Зее перелезть через фальшборт и вскарабкался следом.

Он мрачно уверял себя, что только редкостная удача позволила ему избегнуть вступления с принцессой в интимную связь, которая бог знает чем могла закончиться. Но в то же самое время еще одна, наименее практичная сторона его натуры — Романтичный Мечтатель Барнвельт — тихонько шептала: «Ах, но ты же все равно ее любишь, и вовсе не как верный подданный царственную особу, вовсе нет! И когда-нибудь, наверное, вы все равно с ней как-нибудь, где-нибудь соединитесь. Когда-нибудь. Когда-нибудь…»

Когда Барнвельт с Зеей перелезли через фальшборт, Часк позвал на руль кого-то из матросов и прошел вперед, восклицая:

— Да это же сама властительница Зея! Морские боги и впрямь благоволили предприятию нашему!

Перед принцессой он опустился на колено, а Барнвельту крепко пожал большой палец, сам в этот момент очень похожий на какого-то коренастого морского божка.

Дирк приветствовал остальной экипаж взмахом руки и ухмылкой:

— Здорово, ребята!

Матросы, которые сидели на веслах и стояли у шкотов, молчаливо отвели глаза. Один или двое нерешительно улыбнулись, остальные же, похоже, были настроены более хмуро. Барнвельт с неприятным холодком в животе вспомнил, что так и не успел наладить с ними прежних отношений, с тех пор как отверг их требование свернуть экспедицию,

— Угодно ли вам, — подал голос Часк, — чтоб направились мы к проливу Палиндос со всею возможной быстротою, капитан?

— Именно так!

— Есть, зер!

Вскоре они окончательно выбрались из водорослей.

— С правого борта впереди греби… Теперь все разом — навались! Шкоты набивай… Руль на ветер… А теперь гребите во всю мочь свою, покуда галеры сунгарские нас не заметили! Курс на северо-запад. Круче к ветру держать!

Боцман опять повернулся к Барнвельту:

— Что приключилось с вами, зер, и где тот юный чудак, что сопровождал вас?

— Пошли с нами в каюту, — предложил Барнвельт.

Пока Дирк, распотрошив шкаф с медикаментами, смазывал бальзамом и бинтовал ноги Зее, Часк собрал им перекусить и выложил свою историю.

— В общем, стояли мы у причала спокойно, покуда к нам не пришвартовалась другая посудина, с коей высадился отряд пиратов и взошел по трапу на большую галеру. А потом вдруг узрели мы, как один из наших матросов прыгает с оной галеры прямо в воду и к нам на борт лезет с криками, что все пропало и надобно удирать немедля. Покуда медлили мы, не желая отваливать, пока хоть какая-то надежда оставалась, появились сунгарцы с клинками обнаженными, выкликая, что задержать нас потребно.