— По-моему, лучше спать по очереди, — сказал он. — Какие мы были дураки, что сразу до этого не додумались!

От холода и голода Барнвельт проснулся еще до начала своей вахты. Подняв взгляд, он обнаружил, что Зея преспокойно спит, свернувшись калачиком под большим валуном. Он тактично ничего не сказал, а просто подбросил в костер дров и заступил на часы.

Ему не давала покоя одна логическая задача. Заключалась она в следующем: если тратить время на поиски пропитания в необходимом количестве, практически не останется времени на переходы. А если же питаться одними ягодами и сафками, которые можно набрать часа за два поисков, с каждым днем они будут все больше и больше чахнуть. Таким образом, продвигаться к дороге они станут все медленней и медленней, пока окончательно не свалятся от истощения где-нибудь в лесу — не исключено, что в каком-то полете стрелы от цели.

Если получится ухлопать какого-нибудь зверя покрупнее, еды должно хватить до самого конца. Но как? По пути они то и дело вспугивали всяких мелких животных, поедавших листву и корешки. Но таких животных можно было разве что подстрелить, скажем, из арбалета. Барнвельт очень сомневался, что они подпустят его на такое расстояние, чтобы реально было пустить в ход меч. Даже если сделать копье, привязав кинжал к длинной палке, все равно этого недостаточно. Что же до лука, то Барнвельт даже не представлял, с какого бока к нему стрелу приставляют.

Медленно тянулись часы, мерцающими роями по небу ползли звезды. Три луны, которые успели уже заметно отдалиться друг от друга, опускались за лес. Как только первые рассветные лучи розово окрасили небо на востоке, Зея проснулась.

— Почему, вероломный ты тип, не разбудил ты меня в должный час, возмутилась она, позевывая. — Верно, впала я в дремоту во время вахты своей и за халатность сию строжайшего взыскания заслуживаю. В чем заключаться оно будет?

— Если ты… — начал было Барнвельт, чуть не ляпнув, чего ему действительно хочется, но вовремя прикусил язык. — Ну… Один маленький поцелуй, и будем считать, что мы квиты.

Пока она выполняла это пожелание, он даже руки сцепил, чтоб ненароком ее не сграбастать. Вдруг какой-то странный звук заставил его резко обернуться. Зея тихонько взвизгнула:

— Екий!

Барнвельт суматошно вскочил на ноги, чуть не столкнув Зею в костер. У основания песчаного мыска, на котором они расположились на ночлег, притаился какой-то огромный зверь. Хоть было еще темновато, чтобы разглядеть его в подробностях, Барнвельт уже видел екия в маджбурском зоопарке и прекрасно представлял, как он выглядит.

Хищник, ростом и весом не уступающий земному тигру, но раза в полтора длиннее, на шести относительно коротких ногах. Башка и лапы у него — как у земного медведя или, только в куда более крупном масштабе, как у норки. Зверь был сплошь покрыт бурой лоснящейся короткой шерстью.

Екий, подогнув все шесть своих коротких лап и, почти касаясь брюхом земли, скользнул вперед, словно кот, охотящийся за канарейкой. Барнвельт выхватил из костра пылающую головню и швырнул в него. Он не попал, но зверь отскочил вбок, цапнул в воздухе лапой и рыкнул, когда крутящаяся головня пролетала над ним. Потом он опять стал подкрадываться. Лихорадочно соображая, что бы такое предпринять, Барнвельт швырнул в него еще одним поленом.

— Они умеют лазать по деревьям? — пропыхтел он.

— Нет… Разве что детеныши, но только не взрослые екии!

— Кидайся в него головнями и подбрось еще дров в костер!

Барнвельт поспешно подхватил верхушку молодого деревца, срубленного вечером. Остаток ствола вместе с ветвями оказался чуть повыше его самого.

— По-моему, вот-вот он бросится, Сньол! — тревожно проговорила Зея.

— Кидай, не останавливайся!

Барнвельт зажал верхушку деревца в левой руке и принялся торопливо обрубать ветки мечом — по одному быстрому, с оттяжкой удару на каждую.

Через несколько секунд он получил длинный прямой шест, который оканчивался похожим на оленьи рога ершом из сучьев, обрубленных в футе-другом от ствола и довольно острых.

— А теперь, — бросил он, — видишь вон то большое дерево? Ну, где сучья почти у земли?

— О да!

— Сейчас мы на него залезем.

— Но как, ежели зверь, сей ужасный, отрезал нам путь к нему?

— Сейчас увидишь. Бери топор и не высовывайся у меня из-за спины.

Держа в левой руке горящую головню, а в правой импровизированную рогатину, он осторожно двинулся навстречу екию. Зверь, который никак не ожидал от своей добычи подобного поведения, отпрянул на шаг и встал на дыбы, оставшись на двух задних парах лап. При этом он весьма злобно рычал и ворчал.

Барнвельт, напряженный, как тетива, ткнул ему в морду рогатиной и замахнулся факелом. Зверь хрипло заорал, исходя пеной, и цапнул пучок сучьев передней лапой.

— Проваливай! Кыш! — завопил Барнвельт, вновь тыча его рогатиной.

Зверь по-рачьи отодвинулся вбок, пытаясь обойти торчащие сучки. Барнвельт старался этого не допустить, поворачиваясь вслед за ним и выставив факел.

Екий угрожающе рыкнул и подобрался для прыжка, но Барнвельт скакнул вперед и ткнул его прямо в глаза. Зверь отпрянул, содрогаясь всем телом и оглашая лес хриплым визгом.

Дюйм за дюймом он теснил хищника вбок. Каждый раз, когда тот готовился к прыжку, Барнвельт опережал его и заставлял отступить. Наконец ему удалось оказаться между екием и спасительным деревом. Зея держалась у него за спиной. Он прекратил орать на зверя, чтобы гаркнуть девушке:

— Лезь на дерево! Быстро!

Она повиновалась. Пятясь спиной вперед, он вслед за ней отступил к стволу и швырнул пылающую головню в башку екия.

Ветка стукнула зверя по носу, отчего тот бешено подскочил и вздыбился, хватая воздух передними лапами.

Барнвельт полез на дерево, цепляясь за ветки одной рукой, а другой сжимая рогатину. Преодолев первые несколько сучьев, он бросил свое деревянное оружие и полез уже быстрее.

Екий неистово взревел, подскочил к дереву и, встав на задние лапы, во всю длину вытянулся вдоль ствола. Барнвельт успел отдернуть ногу как раз в тот момент, когда жуткие челюсти щелкнули в каком-то дюйме от каблука.

— Мамочки! — выдохнул он, пристраиваясь на суку рядом с Зеей. — В жизни так не пугался!

— О, мой герой! — вскричала Зея, удушая его поцелуями. — Да как же храбрец такой и говорить может о страхе!

— Если б ты знала, что происходит внутри героев, дорогая, даже когда они спасают девиц прекрасных от чудищ ужасных! Интересно, скоро ли наш друг внизу устанет нас поджидать? — ответил Дирк и ткнул пальцем в екия, который все еще сидел под деревом и поглядывал вверх с весьма обнадеженным выражением на морде.

— Покуда не ослабнем мы от голода и жажды иль не уснем, свалившись прямо в пасть его ненасытную.

— Тогда он просчитался. Отмотай с пояса веревку и привяжись вон к той ветке. Я же говорил, что она пригодится!

Надежно привязавшись веревками к дереву, они расположились на суку в надежде пересидеть хищника. Правда, екий, похоже, никуда не спешил.

Зея сказала:

— Как посетила тебя мысль светлая простой рогатиною чудище кровожадное отвратить?

Барнвельт хихикнул.

— В моих краях так дрессируют зверей для представлений перед публикой. Когда укротитель екиев находится в клетке со своими зверями, то всегда держит под рукой легкий стул, чтобы держать их подальше, если они вдруг забудут, кто тут главный, и полезут на него. Мимо ножек им никак не пробраться, а просто отнять стул, видно, ума не хватает. Так вот, когда эта холера навалилась на нас, я зациклился на том, что нужен стул. А поскольку никакой мебели под рукой не оказалось, пришлось искать замену.

Зея вздохнула.

— Сказки, кои рассказывают о доблести генерала Сньола, видать, и впрямь былью являются. Скажи, а есть ли у тебя гарем из ньямских девиц сладострастных, как, говорят, полагается человеку заметному в далеких твоих краях?

— Да что ты, и одной-то не успел обзавестись. Слишком много приходится ездить.