Прошло совсем немного времени, и Свете довелось его увидеть. Забежала к сменщице рассчитаться за купленную у нее косметику, а он как раз стоял на улице и смотрел на близлежащий пустырь взглядом, которому позавидовал бы и Гойко Митич в роли вождя североамериканских индейцев.

Поболтали, вышли из ларька покурить, и Света спросила без всякой задней мысли:

— Молодой человек, у вас зажигалки не найдется?

— Не курю, — ответил он после паузы, и опять пришло на ум сравнение с индейцем.

— Он не курит, — шепотом сказала и сменщица, лицо которой отражало всю гамму положительных чувств, испытываемых ею к охраннику.

Света пренебрежительно фыркнула: на нее Заваров впечатления не произвел. Чуть позже, когда он, привлеченный каким-то шумом, отошел на расстояние, с которого не мог услышать их разговор, Света повторила слова, некогда сказанные ее одноклассницей по поводу Игоря:

— Чего ты телишься? Такого мужика надо хватать обеими рукам, отбирать паспорт и волочить в загс.

— Куда там мне, — вздохнула сменщица, на которой «висели» старенькие родители, малолетний ребенок и долги мужа, сбежавшего от кредиторов в неизвестном направлении. — Это ты не теряйся.

— Надо мне такое счастье!

— Счастья всем хочется…

Через несколько дней, слегка опоздав на пересменку, вместо привычного милицейского пенсионера она увидела индейского Рэмбо.

— Артур, — представился он и молчал до тех пор, пока Света не «посчиталась» и не отпустила отработавшую свое продавщицу.

Потом он, правда, тоже продолжал молчать, так что пришлось начинать диалог самой. Не потому, что он понравился и хотелось развить отношения, а просто так. Чтоб не скучать, наверное.

— С Петровичем ничего не случилось?

— Он в порядке, просто мы поменялись.

— На один раз?

— Навсегда.

— Чего так?

— Просто ты мне понравилась. Не найдя, что ответить, Света принялась вытирать тряпкой прилавок. Когда почувствовала, что это занятие затянулось и она выглядит глуповато, спросила:

— А ты принес с собой дощечку?

— Кого?

— Ну эту фигню, по которой ты все время молотишь.

— Это не фигня. — Заваров отвернулся, и Света сочла необходимым извиниться.

— Прости, — сказала она тремя минутами позже, — я не хотела тебя обидеть. Ляпнула, не подумав, что для тебя это может быть важно.

— Меня обидеть невозможно.

Собственно, до конца смены они практически ни о чем больше не говорили. Свету это одновременно и раздражало, и забавляло… И настраивало на определенные мысли.

Во время следующего дежурства Артур «базаром развел» троих братков, подваливших к ларьку покачать права по поводу купленной якобы бодяжной водки. Света не сомневалась, что драки не избежать, готовилась, когда она начнется, бросить все и бежать искать помощи, но обошлось. Странным образом присмирев, отморозки сели в расхристанную «Самару» и убрались восвояси.

— Проще было им стошку отдать, — заметила Света, когда Артур вернулся в ларек. — Зачем было так нарываться?

— Вот именно, зачем было им так нарываться? А если всем давать, так давалка быстро отвалится.

— Нет, обязательно надо подраться!

— Мужчина иногда должен драться. Если, конечно, за правое дело. За свою женщину, например.

— Один уже…— Света прикусила язык, отвернулась к висевшему на стене зеркальцу, резкими движениями стала поправлять прическу.

Она чувствовала, что Артур на нее внимательно смотрит, и это ей нравилось.

Впервые после гибели Игоря мужской взгляд заставил ее испытать волнение.

При всем желании она не могла избавиться от параллелей. Оба — сильные, надежные, молчаливые. Серьезные. Не торопыги, стремящиеся переспать с женщиной прежде, чем случится какая-нибудь история и станет ясно, как мало они из себя представляют на самом деле. Однажды был такой поклонник: петушился, шептал жаркие клятвы и однажды поздним вечером обделался, когда к ним подвалили двое подвыпивших юнцов, чтобы попросить сигарету и «занять» денег на пиво.

— Я бы справился с ними обоими, — говорил поклонник, когда захлопнулась дверь подъезда, отгородив их от полного опасностей внешнего мира. — Но эта картина могла плохо сказаться на твоей психике. Сто рублей — не деньги, я завтра больше заработаю…

Эта сценка семилетней давности вспомнилась, пока Светлана причесывалась. Она представила Артура в той ситуации… И попросила прощения у Игоря.

— Чтобы чувствовать себя уверенно при разговоре с дуболомами, надо время от времени в одиночестве стучать по дереву, — сказал Артур, вжикая «молнией» спортивной сумки и вынимая свой тренировочный снаряд.

— Ты сам это придумал?

— Мне объяснил это… Один хороший человек. Потом он погиб.

Света была удивлена, когда узнала возраст Артура. Только-только двадцать один год исполнился; всего несколько месяцев, как демобилизовался из армии! Она старше его на два с половиной года…

— Ну и что? Внешне этого незаметно, — невозмутимо сказал Заваров и, подумав, добавил: — Тем более, ты выглядишь намного моложе.

Потом она узнала, что он воевал в Чечне, куда отправился добровольцем:

— А что было делать? В тыловых обозах отсиживаться?

Он поцеловал ее в то утро, когда пошел впервые проводить до дому. Помимо воли, она ответила, но быстро оторвалась от него, погрозила пальчиком и, быстро взбежав по ступенькам, скрылась в своей квартире. Долго сидела на кровати, тяжело дыша; голова кружилась.

Если с Игорем у них долго, невероятно по нынешним меркам долго, не доходило до секса, то здесь все было наоборот. Артур не стал прибегать к хитростям вроде похода в гости к приятелю, который при их появлении резко вспоминал про неотложные дела и сматывался, оставив ключи от квартиры. Все было предельно ясно с самого начала, и, как только они оказались вдвоем, он накинулся на нее с такой страстью, какой нельзя было ожидать, судя по его всегда невозмутимому облику.

Ночь прошла чертовски быстро. Наутро со Светой случилась истерика — она принялась колотить Заварова кулачками по груди и плечам, рыдала и спрашивала:

— Теперь ты меня бросишь, да? Добился своего и бросишь, да? Ну что ты молчишь, ответь мне, быстро!

Столь же внезапно она переключилась на другую тему и принялась просить прощения-не у Артура, у Игоря.

Потом были еще несколько безумных ночей, и вот однажды, проснувшись рядом с мирно посапывающим Артуром — он спал, как всегда, с края кровати, на спине, готовый, казалось, вскочить при первом подозрительном шорохе, — она поняла, что расставаться с ним не желает.

— Индеец, ты не оставишь меня? Не оставишь, как все оставляют? — спросила она, когда он открыл глаза.

— Я — не все, — сказал он, прижимая девушку к себе. — Как это — оставлю? Я же люблю тебя.

— Мой индеец, — прошептала она, чувствуя себя на седьмом небе…

Эпизод с дракой ее напугал.

Хозяин, чтобы сэкономить, отменил дневные дежурства охранников, теперь они заступали только с восьми часов вечера.

— Да что со мной может случиться? — возражала Светлана Артуру, когда он заявил, что не отпустит ее на работу одну. — Господи, да не переживай ты так! Прежде без тебя спокойно торговали, и никогда ничего не случалось. Спи, ты ночью потрудился на славу!

Он дал себя уговорить, пообещав прийти позже, когда немного отдохнет и приберется в квартире.

Этих троих азербайджанцев, торгашей с ближайшего рынка, она прежде не видела.

Двое молодых и наглых, один — лет сорока, в приличном костюме, как будто спокойный. Первым прицепился молодой. Сначала вроде шутил, хотел познакомиться, показывал «лопатник» с «котлетой» сотенных баксов, предлагал все удовольствия… Потом начал хамить, обозвал «русской овцой», сунувшись в окошко, которое Света не успела захлопнуть, стал хватать за руки, выматерился, с особым тщанием выговаривая слова про ее родственников.

В этот момент и появился Заваров. Он швырнул молодого на газон и, обратившись к старшему, в достаточно энергичных выражениях предложил им принести извинения и убираться. Несколько фраз он произнес на азербайджанском. Произнес, очевидно, со знанием дела, потому что, не дожидаясь их завершения и не обращая внимания на вывихнутое плечо, молодой вскочил с газона и бросился на Артура.