— Ну, если покушать пришли, так проходите и садитесь. Вот здесь еще за перегородочкой места есть. Зачем же сразу так нервничать?

Я — человек спокойный, и нужно приложить немало усилий, чтобы вывести меня из равновесия. Однако если это кому-то удалось, то вернуть меня в прежнее состояние бывает еще сложнее. В общем, так сразу взять и успокоиться я не смог. Приблизившись к перегородке в середине вагона, я вначале убедился, что столик за ней действительно свободный. Правда, на нем еще стояли пустые стаканы из-под чая. Резко развернувшись к толстухе, которая продолжала стоять, где и остановилась, я буркнул:

— Стаканы… уберите пожалуйста! И скатерочку не помешало бы заменить! А я пока за товарищем… моим схожу.

И, уже открывая дверь в тамбур, услышал ее недовольное ворчание:

— Смотри-ка, сам сопливый, а гонору-то, гонору! Скатерочку заменить ему надо! Может, тебе еще и свечи запалить?!

Когда я вернулся в вагон-ресторан в сопровождении лейтенанта Синицына, за нашим столиком уже кто-то сидел. Из-за полуовала вырезанной перегородки виднелась лишь темная, слегка подсеребренная сединой, шевелюра. Человек сидел к нам спиной и рассматривал меню. Синицын пожал плечами, и я ответил ему тем же. Но каково же было наше изумление, когда в присоседившемся к нам пассажире мы узнали вышвырнутого из «Березки» в Ташкенте мужчину.

— Вот тебе на! — удивившись не меньше нашего, воскликнул он. — И вы тоже здесь!

— Выходит что так, — ответил мой товарищ.

— И куда же вы держите путь?

— Нам еще долго ехать, — ушел от ответа Алексей.

— Никак в Барнаул?

— У нас там пересадка, — кивнул Синицын.

Всем давно известно, что меню в поездах особым разнообразием не оличается. Однако когда голод грызет тебя изнутри, то две котлеты с гарниром из гречки, обильно сдобренные подливкой, да еще с зеленым горошком, заставят позабыть все обиды. Словом, на толстую официантку, которая нас обслуживала, я после еды смотрел уже совершенно спокойно, даже безразлично. Окна облепила мгла. И только когда снаружи проносилось какое-нибудь заспанное селение, вспыхивали редкие огоньки.

— Вот где просторы! — воскликнул наш новый знакомый. И тут же представился: — Кацев Матвей Моисеевич.

— Алексей Синицын, — представился лейтенант и потом представил меня: — Вячеслав Майзингер.

— Вы немец? — тут же поинтересовался мужчина.

— У меня папа из волжских немцев.

— Сейчас многие уезжают. Вы, случайно, не собираетесь?

— Куда? — не понял я.

— Пока он никуда не собирается, — ответил за меня Синицын.

Что-то в ответе лейтенанта показалось Кацеву подозрительным, и следующий его вопрос застал нас с Синицыным врасплох:

— Простите меня за прямолинейность, молодые люди, но вы, случаем, не голубые?

— А что, здорово похоже? — рассмеялся Алексей.

— Ну, знаете ли, — неловко улыбнулся сосед по столику, — двое молодых людей, но с явной разницей в возрасте. Путешествуют вместе. Держатся очень странно. Отсюда сам собой напрашивается вывод, что вы либо голубые, либо…

— Военные, — закончил за него Синицын. — Мы — военные.

— А-а-а-а! — протянул мужчина. — Тогда прошу меня простить!

— Уже забыли, — отмахнулся лейтенант.

— У вас, видимо, командировка, если вы не в форме? — продолжал любопытствовать Кацев.

— Так точно, командировка, — быстро отреагировал мой спутник и, чтобы избежать дальнейших расспросов, добавил: — Однако о цели нашей поездки нам запрещено говорить. Так что, сами понимаете…

— Понимаю, — несколько обескураженно протянул Матвей Моисеевич.

— Вот за понимание и предлагаю выпить! — воскликнул лейтенант и, подозвав официантку, заказал два коньяка.

— А вы знаете, я вот сам с Алтая, — уплетая сосиску, рассказывал Кацев. — С Колывани.

Он густо намазывал кусочки хлеба горчицей и со смаком отправлял их в рот.

— «Колывань» — довольно странное название, — произнес Синицын. — Вам известно, что оно означает?

— Конечно, — уверенно ответил Кацев. — Я вообще считаю, что знать значение названий населенных пунктов, и даже регионов, в которых проживаешь, просто необходимо. Так ведь спокойнее.

Его точка зрения на данный счет меня очень заинтересовала, и я не преминул поинтересоваться:

— И почему же?

— Потому, Вячеслав, что названия тем или иным местам давались неспроста. Согласитесь, что населеный пункт, именуемый Чертовым лугом, привлек бы ваше внимание меньше, нежели, скажем, Светлая поляна.

— Каково же происхождение названия «Колывань»? — не унимался Синицын.

— Существует несколько предположений. Но наиболее вероятным мне видится следующее… Когда-то давно некоему человеку по имени Иван очень понравились те места. Чтобы запомнить их, он взял да и воткнул в землю колышек, то есть кол. Со временем из грубоватого Кол-Иван получилось благозвучное Колывань. Просто и понятно, не так ли?

— Не спорю, — согласился лейтенант.

— Или вот Алтай, — развивал тему наш новый знакомый. — Это слово пришло к нам из тюркского языка и означает «золотой». Так же вот как Сибирь означает «спящая земля»…

— И все же, люди живут как в «чертовых лугах», так и в «светлых полянах», — возразил я сказанному раньше.

— Что правда, то правда! Возможно, что какие-то определенные факторы, например неглубокие залежи руд, вынуждают людей селиться в не во всех отношениях благоприятных для проживания местах. Не знаю, проводились ли когда-нибудь такого рода исследования, но мне кажется, что процент смертей в населенных пунктах с предостерегающими нотками в названии куда выше, чем в иных.

— Поверьте мне, уважаемый Матвей Моисеевич, такого рода статистика уже ведется, — серьезным тоном произнес Синицын.

— Да?! — откровенно поразился Кацев.

В планы лейтенанта Синицына, похоже, не входило вдаваться в подробности этой темы и он решил ее как можно быстрее поменять:

— Я слышал, на Алтае есть где отдохнуть.

В Кацеве проснулся патриот края, и он стал живо описывать красоты Горного Чарыша, Коргонского и Коксуйского хребтов, Кулундинского озера и Тавдинских пещер. Его было очень интересно слушать. Этот забавный человек здорово любил свое отечество. Так, за разговорами о достопримечательностях Алтайского края, мы просидели до десяти вечера. Толстуха-официантка уже несколько раз напоминала нам, что ресторан закрывается. Она недовольно пыхтела на весь вагон, бросая в нашу сторону уничтожающие взгляды. В конце концов это надоело Синицыну, и он поднялся из-за стола.

— Пора и честь знать, — произнес он негромко. — Вы как хотите, а я пошел спать.

И он, покачиваясь в такт вагону, побрел в его конец. Я было тоже засобирался, однако Кацев удержал меня за руку и демонстративно громко сказал:

— Нет, вы только посмотрите, что творится, а! Ведь прямо со свету сживают! Уже и посидеть-поговорить не дают!

Поймав его взгляд, протирающий стойку мужчина в белом колпаке виновато развел руками:

— Да мне вы не мешаете. Можете и дальше сидеть.

— Что значит «дальше сидеть»? — возмутилась было толстуха.

— Степановна, успокойся! — чуть громче отозвался мужик за стойкой. Ее невежливость, похоже, ему тоже порядком надоела. — Пусть беседуют! Они ведь никому не мешают. Ресторан мы все равно не запираем. Наговорятся и уйдут.

Женщина лишь фыркнула в ответ. Матвей Моисеевич подмигнул мне и теперь уже обратился лично к мужику в белом колпаке:

— Любезнейший, вы последний заказ не примете?

— Заказывайте, — тяжело вздохнул тот.

— Мне бы бутылочку коньяка и две чистые рюмки.

— Извините, ну а рюмки-то вам зачем чистые? Неужели ваши успели так здорово замараться? — видимо, уже пожалев, что встал на защиту гостей, спросил мужик.

— А я вот вас и вашу сотрудницу на рюмочку-другую пригласить хочу. Не откажетесь?

Женщина прекратила создавать видимость уборки и немигающими глазами уставилась на своего старшего…

Заведующего рестораном звали Михаилом. Отчество свое он не назвал, пожелав оставаться для нас просто Мишей. Степановна, раскрасневшись после первой рюмки, быстро превратилась в Марину. И Михаилу, и Марине было что-то около сорока. А посему в их добровольном отказе от отчества в общении с новыми знакомыми не было ничего странного. Все объяснялось довольно легко. Для них это была последняя возможность обмануть свои годы. Ведь возраст Марины Степановны всегда легче определить, чем возраст просто Марины. Иными словами, Марина звучит куда как моложе…