Рассказ Императора потряс меня до глубины души. Я не могла поверить, что своей жизнью обязана грызупкам — зверюшкам, с которыми просто-напросто поделилась ужасной кашей и один раз заступилась за них. Надеюсь, Лиамарон понимает — теперь-то я вытрясу из него приличные условия проживания для них! Это стало моей последней мыслью, перед тем как я погрузилась в тяжёлый сон.

***

Быстрыми темпами я шла на поправку. Валяться в постели вместо того, чтобы вести борьбу за право грызупок на лучшую жизнь, для меня было истинным мучением. Однако, когда я начала ожесточённый спор с целителем касательно того, что я совершенно здорова, полна сил и вообще хоть сейчас могу вспахать целое поле картошки, лорд Гонрин заявил, что полей с картошкой у них в Империи нет. Более того, даже если бы они были, меня туда никто бы не пустил. О наших разногласиях целитель наябедничал Императору, который сразу же разгадал причину моего скорого выздоровления и лично явился дабы успокоить больную. Выяснилось, что он уже позаботился о зверушках, приказав перевести их на новую должность. В обязанность грызупок теперь входила проверка съестных запасов, готовой еды и комнат прислуги на наличие ядов. В награду за спасение будущей Императрицы и верную службу Империи им было назначено качественное многоразовое питание, новая уютная комната и полное освобождение от работы в темнице.

Через три дня после отравления мне всё-таки разрешили выбраться из императорской постели. Первым делом я нормально помылась, расчесалась и оделась, а затем отправилась навестить грызупок. С последней нашей встречи они изменились: набрали вес, перестали дёргаться от каждого звука и почувствовали себя нужными — это отражалось в их горящих глазах. Удостоверившись, что со зверушками всё в порядке, я со спокойной совестью и телом, бурлящим энергией, отправилась в сад. Там-то меня и выловила Даломея, которая решила направить все мои силы на бесконечное заучивание этикета и всего остального, что так необходимо знать Императрице.

— Леди Арина, я так рада, что вы живы и, наконец, здоровы! — застала меня врасплох демоница на полпути к саду. Молниеносно двигаясь, она ухватила меня за локоть и развернула в сторону дворца. — Мы столько дней потеряли из-за этого ужасного случая! А ведь нам столько работы предстоит! Ох, бедняжка Шиатэль, — без перехода заахала наставница, — такую глупость совершила! Слишком уж амбициозна она была… Ах, не будем же о грустном! — воскликнула она, снова перепрыгнув на самую важную для неё тему. — Пора приступить к вашему обучению.

Осознав, что от настырной демоницы мне не сбежать, я покорно семенила за ней, и старалась понять, правильно ли я расслышала её слова.

— Почему вы упоминали Шиатэль в прошедшем времени? — настороженно поинтересовалась, почувствовав себя крайне неприятно.

Демоница резко притормозила и в упор уставилась на меня.

— Как? Вам разве не сказали? — удивленно спросила она. — Шиатэль мертва.

Услышав это, я испытала смешанные чувства. С одной стороны — стало легче, ведь мне больше не будет угрожать сумасшедшая эльфийка; с другой стороны — стало тревожно. Причем тревожил меня не сам факт смерти Шиатэль, а то, что это сделал Император. Не сам, конечно же, но по его приказу. Меня очень беспокоило, что Лиамарон был вынужден из-за меня применить жестокое наказание. Почему-то мне казалось, что каждое такое решение даётся ему очень тяжело.

— Её казнили? — осипшим от волнения голосом, спросила я.

Даломея глянула на меня и ответила:

— Нет, что вы! До этого дело не дошло. Она сама умерла — не выдержала последствий заклятья «Правдивое чувство».

Не сказать, что новая информация полностью убрала тревогу, но, определенно, моё беспокойство пошло на убыль. В мозгу тут же всплыла актуальная в этом случае поговорка: «Не рой другому яму, сам в неё попадёшь». Очень жаль, что на Хотарисе о ней ничего не слышали. Правда маловероятно, что знание этой пословицы уберегло бы Шиатэль от такого печального конца.

Незаметно пролетела целая неделя. Даломея издевалась надо мной всеми известными ей способами. Мне пришлось запомнить фамилии всех знатных родов, изучить несколько книг по этикету вдоль и поперек, разобраться в экономике и политике Ассандрии (это было хотя бы действительно важно), научится держать ровно спину (деревянная указка, прилетающая меж лопаток, каждый раз, когда я сутулилась, являлась отличной мотивацией и существенно ускоряла процесс), довести свой почерк из состояния «более-менее ровный» в состояние «каллиграфический» (на некоторые письма Императрица должна отвечать лично), вникнуть в работу благотворительного фонда (а вот это даже заинтересовало меня, захотелось помочь всем, кому только смогу) и много-много чего ещё. Я и представить не могла, что за неделю возможно столько всего сделать, но для Даломеи нет ничего невозможного. Она стремилась занять всё своё и заодно моё свободное время. И к моему огромному огорчению, демоница занята была только ночью — спала. Причиной её излишней свободы стал роспуск гарема. Узнав эту прекрасную новость, я станцевала танец бешеного сурка и спела пару песен о любви. За этим занятием меня и застала грустная Удина. Ей, как и многим не хотелось покидать дворец, но не из-за Императора, как остальным девицам, а из-за меня. Зеленоволоска призналась, что я со своим отвратительным характером заняла место в её сердце и ей будет меня не хватать. Аналогичные эмоции от её ухода испытала и я.

Терять единственную подругу в этом мире не хотелось. Откупорив бутылку шампанского, мы принялись лить слёзы печали и разлуки. После второй бутылки они превратились в слёзы злости, а после третьей и вовсе высохли, оставив после себя возмущение несправедливым и быстрым окончанием нашей дружбы. Естественно, сидеть сложив пустые бутылки на пол, мы не собирались, а вот пойти и побороться за нас и наши «чувства» очень даже были готовы. В результате, прервав императорский ужин и испортив своим появлением аппетит Таргаду-старшему, мы добились-таки справедливости — Удину оставили. После тщательной проверки и принесения магической клятвы, она была определена мне во фрейлины и привлечена страдать вместе со мной от беспрерывных уроков Даломеи.

Император за эту неделю разительно изменился. Его поступки утратили всякую логику и приобрели флер загадочности. Во всяком случае для меня.

Первой странностью явилось моё переселение. Оповещение о нём было представлено в категоричной форме, а именно: возвращаясь после занятий с Даломеей я направилась в свою старую комнату, ведь я уже выздоровела и в заботе Императора не нуждалась (так думала я, но не он), открыла дверь и вошла в спальню. Да только не в свою, а в императорскую. Не поверив своим глазам, вернулась обратно и предприняла новую попытку. Результат не изменился. Естественно, меня это разозлило. Я уселась в кресло и нервно барабаня по подлокотнику, стала дожидаться Императора дабы излить на него своё негодование.

— И как это понимать? — накинулась я на Лиамарона, едва он переступил порог собственной спальни.

— Арина, конкретизируйте свой вопрос. Я не понимаю о чём вы, — надменно ответил Император.

Сухой тон и неожиданное обращение на «вы» слегка обескуражило меня. Я-то наивно предположила, что переезд в спальню Лиама означает незамедлительные домогательства с его стороны и намёк на некие физические потребности, которые в связи с устранением гарема исполнять кроме меня больше некому. Однако холодный взгляд и раздражение, написанное на лице кагара, никак не вязались с моей версией происходящего.

— Почему я не могу попасть в свою спальню? Вместо этого оказываюсь тут, — конкретизировала свой вопрос, согласно требованиям Императора.

— Потому что с сегодняшнего дня, леди Арина, вы будете жить здесь, — кратко и понятно изъяснился Таргад. Вот только понятно было одному ему.

— С какой стати я должна делить с вами комнату? Мы ещё не женаты и даже толком не помолвлены. Это неприлично, — попыталась я образумить его.