Он подумал еще несколько секунд, а потом, вероятно рассудив, что от его рассказа ничего уже не изменится, заговорил:

- Начну с конца.

- Хорошо, - я улыбнулась, благодарная, что он идет навстречу.

- Как уже сказал, я был в той лаборатории, откуда вырвался вирус. Там проводились сложные медицинские опыты над животными. Ученые были близки к созданию препарата, способного полностью излечить диабет. Поджелудочная железа уже вырабатывала инсулин у больных собак после очень короткого лечения. Полное выздоровление! И это не просто научное достижение, это настоящий медицинский прорыв, достойный Нобелевской премии. Единственное, почему эти исследования к тому времени не получили огласки - побочный эффект. Гиперразвитие поджелудочной железы нарушает действие всей эндокринной системы. Отсюда сбой гомеостаза, непреодолимый голод, изменение эмоционального и психического состояния. Я не знаю точно, что там произошло. Известно только, что внезапно умер главный ученый, который и проводил основные исследования. Возможно, двое сотрудников что-то не учли или запаниковали, когда у их шефа прихватило сердечко, и нарушили технику безопасности, но это не так важно. Важно, что он был настоящим гением, очень близким к устранению и этого побочного эффекта, что следует из его записей.

Собеседник замолчал, а я решила вставить единственное, на чем сейчас могла сосредоточиться:

- Ага, гений, который мучил беззащитных животных.

- Новость дня: вся человеческая цивилизация строилась на жестокости. Прежде чем осуждать его, посчитай-ка в уме, сколькими собаками ты бы пожертвовала, чтобы еще раз увидеть своего безумного отца?

Я сочла вопрос риторическим, Торек продолжил:

- Это случилось в конце января. Главный ученый проекта умер от сердечного приступа на рабочем месте, и это стало случайной причиной того, что вирус вырвался за рамки лаборатории. Но его смерть не была случайной - в этом и вся загвоздка. В течение недели по всему миру умерли десятки ученых. И все они были близки к созданию какого-то новейшего лекарства, способного избавить человечество от одного из неизлечимых недугов.

- Что?! Я об этом не слышала! - я все же решилась перебить. Десятки величайших умов современности в конце января, когда все это еще не началось, умерли практически одновременно. Да об этом бы все СМИ кричали! Я не интересовалась новостями науки слишком серьезно, но вряд ли пропустила бы такое.

- Никакой связи между смертями установлено не было. Все умерли от разных причин, в том числе и естественной природы, а какие-то исследования были засекречены, как в случае подмосковной лаборатории. Но и посчитать случайностью все эти трагические события тоже не получилось. Особенно после того, как сразу пять ведущих специалистов в одной из американских клиник погибли в течение нескольких дней. И каждый из них, останься он жив, мог бы закончить их общее исследование. Научное сообщество было потрясено, но выяснить, где корень всех зол, не могло.

- Но ты знаешь где? - получилось немного язвительно, тем более что сейчас я больше наслаждалась звуком его голоса, чем вдумывалась в правдивость этой истории.

- Да. Всех их объединял один факт - каждый в скором времени мог бы претендовать на Нобелевскую премию за достижения в физиологии и медицине. Вопрос был только в том, кто закончит свое исследование раньше других, но все они были ее достойны. И вдруг все они внезапно умирают.

- Я не понимаю...

- Тогда слушай дальше. Незадолго до этих событий в Нижнем Новгороде произошла сенсация - женщина на грани смерти от рака мгновенно излечилась, приняв какой-то экспериментальный препарат. Так же мы выяснили и имя создателя этого средства - профессор Ранцев.

- И он тоже умер? Ведь он... как и те...

- Нет. В отличие от остальных его коллег по цеху, он был жив и покинул свою московскую квартиру гораздо позже, уже после того, как началась паника с эпидемией. Вот тебе и первая разгадка. Теперь, после смерти всех остальных ученых, он стал первым претендентом на премию. Его лекарство, несмотря на полную научную ничтожность исследования, каким-то чудесным образом помогало. Вернувшись из Нижнего Новгорода в Москву, он успел вылечить еще нескольких человек. И каждый раз - одной единственной таблеткой. Теперь, за неимением других кандидатов, Нобелевский комитет обязательно впишет его имя в историю, как только возобновит свою работу. Я был в квартире Ранцева. Посмотри, на заднем сидении лежат его дневники. Все основное он забрал с собой, когда сбегал. Не имею понятия, где он, но он точно будет жив, пока ему, пусть даже заочно, не припишут эту самую премию. Или умер, если это уже произошло. Как это ни иронично, но именно в Швеции у меня нет контактов в научных кругах... да и все заняты другим - сейчас оставшийся мир больше интересует излечение от этой новой болезни, чем моментальное лекарство от рака четвертой стадии, поэтому точно я не знаю, как там обстоят дела. Но и лекарство от нового вируса не изобретут, пока Ранцев не получит своего Нобеля, потому что в этом случае появятся претенденты вместо него. Так что бедолага кочует где-нибудь и будет жив, пока это не произойдет.

Рассказ становился все более и более абсурдным. Я решила пока не уточнять, откуда такая уверенность в зависимости доброго здравия профессора от работы Нобелевского комитета, а перегнулась к заднему сиденью и ухватила объемистую тетрадь. Она лежала на длинном свернутом рулоном куске ткани, который я заприметила еще раньше, когда перетаскивала в машину свои банки.

- Сверток не трогай! - прозвучало слишком резко, и я отдернула руку.

- А что там? - все же рискнула поинтересоваться.

- С чего все началось. Но сначала ты должна поверить в то, что уже услышала.

Кивнула, принимая его правила игры, а потом раскрыла тетрадь профессора Ранцева. Куча формул, наблюдений, записи о пациентах, номера телефонов и прочая информация, которая ни о чем не говорила. Перелистнула в самый конец. Последняя оставленная запись: «Предлагая „Антикенс“ пациентке онкологического отделения Нижегородской больницы Данченко, я в лучшем случае намеревался стабилизировать ее состояние. Но уже через несколько часов она ощутила явное улучшение самочувствия. Первые же анализы показали полное выздоровление! Ее благодарность и восхищение в глазах врачей я не могу описать словами. Я спас эту женщину от неизбежной смерти! Ради этого я и трудился столько лет. Признание... К своему стыду, я и сам не могу объяснить такую эффективность „Антикенса“. Эффект Плацебо? Я ученый - верю в эффект Плацебо, но не в таких случаях! Скорее - простое и благоприятное сочетание компонентов, результат моих разработок и удачи. Я видел десятки больных с такой стадией рака, а ее болезнь прогрессировала быстрее, чем у любого другого. Боясь и надеясь одновременно, уже в московской больнице я добился официального разрешения на применение „Антикенса“ на другом больном. И очередное, практически моментальное выздоровление. Уже сотни специалистов изучили предложенный мною состав, и я получил сотни отрицательных отзывов. Ни одного, в котором было бы сказано, что я совершил медицинский прорыв! Неужели доказанная эффективность и спасенные жизни не важнее их профессиональной гордыни? Каково же будет удивление всех этих недотеп, когда я стану очередным лауреатом Нобелевской премии! Я, всеми осмеянный, не получивший ни моральной, ни финансовой поддержки, сделал то, что не смогли создать в лучших медицинских лабораториях мира».

И дочитав это, я вдруг на самом деле испугалась. До сих пор я думала, что Торек - немножечко псих, выдумывающий мистическое объяснение и без того фантастической катастрофы. Но вряд ли он написал этот талмуд сам, только для того, чтобы убедить кого-то в своей бредовой идее.

- Получается, что этот... Ранцев захотел получить Нобелевскую премию, но она ему вряд ли светила, потому что научного объяснения эффективности его лекарства никто дать не мог. И после этого каким-то образом убил всех, кто смог бы претендовать на нее раньше его самого?