«Давай, Кирилл, решайся. Зачем тебе копаться в чьём-то дерьме? Оксана? Она вернётся к мужу и успокоится, как только ты отстанешь от неё»

Какая жёсткая борьба теперь происходит во мне. Жуть. Благоразумный я пытается остановить меня без башенного. Я всегда знал, чего хочу и вот впервые стою на распутье. Чаша весов не шелохнётся - равновесие идеальное.

-А ты сама, что мне посоветуешь? - войдя в кухню, спросил я у Вари.

-Не хотите ехать, не надо, - пожимая плечами, ответила она. - Я бы тоже не стала спасать блондинку, которая суёт свой нос, куда не следует.

-Спасать блондинку? - переспросил я. - Хочешь сказать, что Оксана в опасности?

-А то, нет, - иронично хмыкнув, ответила Варя. - Дух совсем обнаглел, так сказал Павел Леонидович. По всему, Оксана ваша решила один на один сразиться с приведением. А то? С кем она, по-вашему, ругается в голос? А траву жжёт от нечего делать? Иван замок стороной обходит, а, значит, опасность почуял - блаженные чувствуют духов лучше нашего.

-Что же ты молчала? Не могла вчера мне все подробности рассказать? Ты, Варвара, бываешь просто невыносимая. Ладно, поехали, - поторопил я её. - Ты к Пелагее, а я в замок.

-Сначала доехать надо, не загадывайте раньше времени.

-А ты не каркай, целее будешь.

-Надеюсь, что выживем.

Я помню тот день, когда он впервые заговорил со мной. Я почувствовал его, знал, что он следит за мной, догадывался, что рано или поздно, он даст о себе знать. И он появился. Возник из неоткуда. Чёрт возьми, он проявился, словно фото на бумаге. Кажется, я выругался от испуга, и он пригрозил мне указательным пальцем - я помнил этот жест из далёкого детства и сразу притих. Я не боялся его, это была такая игра - он воспитывал меня, а я пытался не баловаться, хоть это было и нелегко. Усадьба недалеко от города - свежий воздух, речка, огород с пугалом, словом все предпосылки для активного отдыха.

-Кирюша, если не прекратишь шалить, я тебя накажу.

Дед сидит в инвалидном кресле и следит за мной, чтобы я не шкодил, пока бабушка готовит обед. Дед давно уже не ходит, ноги отказали и теперь он вынужден передвигаться при помощи кресла на колёсах. Когда он спит, я сажусь в его кресло и катаюсь по двору. Бабушка Нина просит, чтобы я ненароком не сломал его, потому что оно дорого стоит и второе такое им не потянуть. А мне интересно кататься и я не могу отказать себе в удовольствии.

-Кирюша, не шали, - снова кричит дед, когда я, соорудив копьё из карандаша и примотанного к нему изолентой гвоздя, целюсь в созревшие помидоры, которыми усеяны кусты - они красные, сочные и в них хорошо вонзается копьё. В помидоровых зарослях, как в джунглях, а дед мешает. Обидно.

Пришлось ретироваться - моя очередная шалость не осталась незамеченной дедом. Он добрый, но мои игры иногда заходят слишком далеко, и дед вынужден останавливать меня.

-Кирюша, подойди ко мне, - зовёт меня дед.

-Ага, ты меня накажешь, - отступая к крыльцу, говорю я. Там бабушка, она защитит меня, она не станет наказывать, потому что любит и всё позволяет. Вот я разбил горшок с геранью, так она его выкинула и даже слова не сказала.

-Не накажу, - обещает дед. - Прокатимся по дорожке, поговорим, как мужики.

О, это мне по душе, мне нравится разговаривать с дедом на серьёзные темы. От него я узнал, что мои предки с маминой стороны когда-то были священниками и жили в столице, а после революции их сослали в глубинку. Так и прижились тут. Сначала на этом месте стояла бревенчатая изба, а потом мой прадед каменный дом сложил. Дом крепкий получился и стоит до сих пор.

Я подхожу к деду. Он сажает меня на колени, и мы вместе катимся по асфальтной дорожке между грядками. Мой отец помог заасфальтировать дворовую территорию и дорожку, чтобы его тесть мог двигаться без ограничений по своим владениям.

У деда руки пахнут луком, а щетина седая и колючая. Его лицо испещрено морщинами, а между бровей пролегла глубокая складка. Дед старенький уже и мне жалко его.

-Когда нас с бабушкой не станет, этот дом перейдёт к тебе, - говорит дед. - Ты этот дом не продавай, потому что в каждом кирпичике, в каждом кустике сможешь увидеть нас - меня и бабушку.

-Вы фотографии расклеите? - спрашиваю я.

-Нет, конечно, - улыбается дед. - Я говорю о памяти. Вот вырастишь, будешь идти по этой дорожке и обязательно меня вспомнишь, как я катал тебя на коленях. Войдёшь на кухню, и учуешь запах бабушкиных пирогов.

-Ладно, не буду, - обещаю я. Я не хочу забывать их, поэтому на всё согласен, только бы дед и бабушка остались со мной. Не такой я частый гость у них, но они любят меня, и я скучаю без них. В городе у меня есть бабушка Вера, но мне и бабушка Нина нравится.

-Так вот, сохрани этот дом для себя. А если теперь станешь шалить, так разнесёшь дом по кирпичику, и что тебе останется?

Дед хитрый, знает, как воздействовать на меня. Конечно, я не собирался разносить дом по кирпичику, просто хотел поиграть в «джунгли», а дикими животными должны были быть помидоры.

-Давеча ты вазу разбил китайскую. А она, между прочим, досталась мне от матери моей, стало быть, от твоей прабабушки. Вот и нет больше памяти о ней.

Мне стало грустно. Да, я не прав. Надо аккуратнее играть и не портить имущество, которое достанется мне, когда я вырасту. Я всегда хочу помнить и не забывать свои корни. Это важно - знать, кто ты.

Бабушка позвала нас обедать. Дед развернул коляску, и мы покатили к дому. Из дома пахнет пирогами и гречневым супом. Какой вкусный запах. Я хочу запомнить это вкус.

Эх, теперь бы съесть бабушкин пирожок. Я всего два лета провёл у деда Фёдора и бабушки Нины. Когда был маленьким, мама меня привозила к своим родителям и раньше, но я мало что помню. Потом, сознательно отдыхал и могу вспомнить некоторые подробности. А когда бабушка Вера поселилась у нас, меня больше не отправляли к маминым родителям, обходились своими силами. Не помню, когда их не стало. Я ещё был мал и не могу вспомнить, когда это случилось. Но я хорошо помню деда и его наставления.

-Не отрывайся от корней, Кирилл. Хороших людей много на земле, но никто из них не заменит тебе ни отца, ни мать. Помни об этом.

Он появился неожиданно. Я впервые увидел его в полный рост. Он высокий и стройный. Весь седой и щетина, как обычно. Я подсознательно почувствовал запах лука от его рук. И этот взгляд - строгий, но и добрый. Так смотрит мама, когда сердится на меня. Мне стало не по себе и я забившись в угол, не сводил глаз с деда. Он долго молчал и строго глядел на меня. Все вокруг переговаривались, спорили о чём-то и не видели моего деда. Его видел только я. Мне не было страшно, мне, как в детстве было «боязно».

-Кирюша, ты зашёл слишком далеко, - наконец, произнёс дед. - Подойди ко мне, - приказал он.

-Но ведь если я подойду к тебе, ты меня накажешь, - воспротивился я.

-Не накажу, - пообещал дед. - Пройдёмся по дорожке, поговорим по-мужски.

Я поднялся и подошёл к деду - чему быть, того не миновать. Пусть наказывает меня - это будет справедливо. Разве я не понимал, что моя «шалость» не доведёт меня до добра. И друзья, какой бы не была крепкой дружба, не станут мне роднее собственных родителей. И переживать не станут. Пожалеют, если что и забудут.

-Ты, верно, теперь считаешь окружающий мир «серостью», красок иных ищешь. А ведь «серость» - это ты и дружки твои, - тихо, но звучно сказал дед. - Иллюзорность не потрогаешь, не прикоснёшься к ней, а к миру твоя рука дотянется. Всё твоё, стоит только захотеть.

Мы идём по дорожке. Луна освещает нам путь. Дед молчит, и я молчу. Мне нечего ответить ему - я виноват и мне пока ещё слова не давали.

-Ты редкий гость в нашем доме, - наконец, сказал дед. - Отрываясь от корней, дерево гибнет. Не много надо ума, чтобы наказать себя, но его понадобится много, если решишь наградить себя.

Дед остановился и долго смотрел на меня. Лунный свет выбелил его лицо, и теперь он выглядит угрожающе страшно. Я замер, боясь даже шелохнуться. Ужас сковал всё мое тело. Но не деда я боялся в тот момент, я боялся себя. Я забыл, кто я и это страшно. Я даже лицо своё не мог вспомнить. Опустошение. Как будто огонь выжег меня изнутри. И вот прозвучал голос деда, как гром среди ясного неба.