С утра 14 ноября сами франкисты перешли в наступление из района Хетафе, нанося удар по левому флангу республиканской ударной группировки. Но это наступление было отбито, причем 5-я бригада Народной армии и колонна Бурильо сами контратаковали противника.
Первое по настоящему крупное наступление республиканцев под Мадридом 13 ноября показало, что молодые правительственные войска пока не способны на скоординированные маневренные операции. Сидя в окопах или на баррикадах, вчерашние бойцы милиции чувствовали себя уже уверенно. Но как только они выходили на оперативный простор, то сразу нарушалось взаимодействие с танками, командиры плохо ориентировались на местности и не знали, что делают их соседи слева и справа. Например, прибывшая на фронт впервые XII-я интербригада, вообще не имела ни одной карты местности предстоявшего наступления и ночью после боя многие бойцы с трудом отыскали свои подразделения. В республиканской армии катастрофически не хватало артиллерии и немногочисленные танки, конечно, не могли заменить ее. Не умели республиканцы и организованно отходить с поля боя, поэтому любое наступление было чревато паникой в случае вражеского контрудара. Но, тем не менее, с каждой атакой опыт и мастерство республиканской армии росли. И это был единственный, хотя и очень болезненный путь к будущим успехам.
15 ноября республиканцы решили нанести удар с севера в тыл группировки Варелы, расположенной в Каса-де-Кампо. Дуррути попросил, чтобы выполнение этой задачи доверили его людям, которые покажут, как они могут сражаться. Однако, собравшись на митинг, анархисты постановили отложить наступление на следующий день. 16 ноября, пойдя, наконец, в атаку, анархисты лоб в лоб столкнулись с наступавшими им навстречу марокканцами. Колонну Дуррути охватила паника и под сильным пулеметным огнем она побежала. На плечах анархистов мятежники смогли проникнуть в Университетский городок — конгломерат недавно построенных современных зданий с дорожками, посыпанными песком и гравием. Для спасения положения в бой в роли «пожарной команды» снова пришлось бросить XI-ю интербригаду, которая с помощью штыков и гранат отбила здания философского и филологического факультета. Марокканцы удержали университетскую клинику, где некоторые из них отравились, употребив в пищу инфицированных в целях медицинских опытов животных.
«Майор Ксанти» пристыдил Дуррути за трусость его бойцов и анархистский командир, уже успевший проникнуться глубоким уважением к своему «русскому» советнику, на лимузине в сопровождении мотоциклистов помчался на позиции наводить порядок. Анархисты бузили, так как после тихого Арагонского фронта никак не могли привыкнуть к постоянным атакам с воздуха. 20 ноября во время очередного выезда на передовую Дуррути был убит своим телохранителем Фетиче якобы вследствие неосторожного обращения с оружием. Но ходили упорные слухи, что анархисты расправились со своим командиром, который пытался наводить ненавистную им дисциплину.
16 ноября был сбит увлекшийся преследованием самолетов врага и попавший под перекрестный огонь Павел Рычагов. Летчик прыгал с опасной высоты в 150 метров и его парашют раскрылся почти над крышами домов. Восторженные мадридцы бросились качать советского авиатора, а затем целым и невредимым доставили его в часть.
17 ноября Варела вновь заявил о решающем наступлении на Мадрид, и вновь его войска не продвинулись ни на шаг. Больше фронт в Университетском городке и Каса-де-Кампо практически не менялся до конца войны. Обе стороны зарылись в окопы, которые иногда разделяли 30–40 метров. Была даже траншея, половину которой заняли республиканцы, отгородившись от мятежников в другой половине мешками с землей. Иногда, находясь на разных этажах одного и того же здания, (один дом враждующие стороны делили 10 дней) враги закладывали в лифт бомбы с подожженным бикфордовым шнуром и посылали их друг другу.
В Карабанчеле мятежники и республиканцы занимали подчас противоположные стороны улиц, и война там шла следующим образом. В консервную банку, наполненную динамитом, вставлялся бикфордов шнур. Далее самодельную гранату привязывали на веревку и поджигали шнур, рассчитанный обычно на 12 секунд. На шестой секунде бомбу, как диск, забрасывали на соседнюю сторону улицы мятежникам (раньше это делать не рекомендовалось, так как враг мог швырнуть «подарок» обратно). Лучшими гранатометчиками в рядах республиканцев были эстремадурские пастухи, привыкшие на родине охотиться с пращами на кроликов.
18 ноября Хунта обороны Мадрида объявила, что непосредственная угроза городу миновала. Улицы Карабанчеля, единственного столичного предместья, частично захваченного мятежниками, были перегорожены уже не импровизированными, а капитальными баррикадами, сложенными из камней на цементном растворе. Эти баррикады были способны защитить даже от легких орудий. За ними бойцы удобно располагались на стульях, вынесенных из соседних, покинутых жителями домов. В Университетском городке бойцы интербригад читали в перерывах между боями книги из богатейшей библиотеки Мадридского университета, иногда закладывая ими окна, чтобы защититься от пуль снайперов. Неграмотные же марокканцы просто жгли подчас бесценные книги, чтобы согреться.
Мятежники, осознав бесперспективность дальнейших лобовых атак, попытались сломить волю защитников Мадрида к сопротивлению доселе невиданным в истории методом — сплошными ковровыми бомбардировками густонаселенных рабочих кварталов (уже через четыре года это новшество будет суждено испытать на себе англичанам, французам, бельгийцам и голландцам, которых в 1936 году мало интересовала война где-то на задворках Европы). Первоначально Франко торжественно обещал, что Мадрид, где сосредоточено много музеев и памятников искусства, «национальные силы» бомбить не будут. На самом деле всю первую половину ноября бомбежки не прекращались, хотя из-за противодействия советских истребителей они стали в основном ночными и, следовательно, более неточными (советские самолеты не были приспособлены для боевых действий ночью). Каждый день гибли десятки мирных жителей. Из музея Прадо пришлось под бомбами вывозить наиболее ценные полотна в Валенсию (позднее они были переправлены в Швейцарию, где были обнаружены в целости и сохранности после Второй мировой войны). Конечно, мадридцев выручало метро, хотя иногда мощные немецкие бомбы пробивали его своды. Страдания населения усугублялись тем, что в городе было несколько десятков тысяч беженцев, живших со своим нехитрым скарбом, включая домашних животных (многие беженцы были вчерашними крестьянами), прямо на улицах. Франко старался щадить богатые кварталы, но ему все равно не удалось уберечь их. 20 тысяч беженцев и лиц, оставшихся без крова в результате бомбежек, вселились в квартиры аристократических районов, тем более, что многие их обитатели сбежали к мятежникам.
Мадридцы стали привыкать к бомбежкам и даже показывали иностранцам наиболее крупные воронки как своего рода достопримечательности. Но бомбежки 17–19 ноября превзошли все мыслимые пределы, превратив город в ад. В эти дни бомбардировки шли целый день по выработанной немцами из легиона «Кондор» схеме. Сначала целые кварталы уничтожались тяжелыми бомбами. Затем их руины «перепахивались» более легкими бомбами — по 100 килограммов каждая. Далее приходил черед зажигательных бомб, которые сбрасывались двумя волнами. Через некоторое время, когда жители горящих и разрушенных домов выходили из убежищ и пытались спасти остатки своего имущества, их накрывала новая волна бомбардировщиков, на этот раз сбрасывавших осколочные бомбы.
В те страшные дни жертвы среди мирного населения Мадрида исчислялись сотнями. Но подорвать боевой дух защитников города не удалось. Женщины устраивали на улицах кухни для тех, кто лишился крыши над головой. Появилась популярная песня, в которой говорилось, что красавицы Мадрида используют фашистские бомбы на шпильки. С удовольствием пели и песню про остывший кофе генерала Молы, который так и не дождался его на Пуэрта-дель-Соль. Даже в далекой Аргентине симпатизировавшие республике студенты устраивали аукционы, на которых продавалась уже ставшая хрестоматийной «чашка кофе генерала Молы», а весь сбор шел в пользу защитников Мадрида.