- Здравствуйте, Яшар,-оказал он,-я не видел вас сегодня.

- Здравствуй, механик... Не помогают старые книги?

- Вадим разуверился найти в ней нашу болезнь. Теперь я попробую поискать...

- Поищи, Андрей, поищи... Так ты, ЯрослаВ, говоришь, что нет причины... Мне показалось, что весь упор исследований ты делаешь на поисках чего-то, пытаешься обнаружить присутствие возбудителя. По-моему, твой подход односторонен. Я пока не могу четко сформулировать эту мысль, но чувствую пробел в твоей методологии. Попробуй еще раз проиграть, нет, не на Вычислялке, в собственной голове, твои предыдущие попытки поставить нашим больным диагноз. Сам ты как себя чувствуешь?

- Пока неплохо...

"Зачем тебе знать, что эта проклятая болезнь и меня хватает уже за горло..."

- Значит, судьба выделила тебе дополнительный шанс,- сказал Яшар.- Это хорошо... Ты подумай еще, подумай. А я пройдусь к лесу, осмотрю контрольные кинокамеры. Может быть, какой-нибудь "леший" попался в кадр.

Проверять результаты этого опыта полагалось командиру экспедиции, но Яшар ходил к кинокамерам без особого удовольствия, так как длился этот эксперимент уже несколько лет. Камеры установила первая экспедиция, увидевшая прыжки "леших", а результатов не было и по сей день.

Когда люди встретились с "лешими" и на себе испытали их мгновенные прыжки-возникновения, первым побуждением было узнать, как они сие проделывают. Вот и установили камеры, снабженные автоматикой. Камера должна была с большой скоростью фиксировать этапы перемещения обитателей Веры.

Сейчас сюда, в зону нахождения их группы, собрались едва ли не все "лешие" планеты, будто лес вырос вокруг домиков экспедиционного поселка.

Тем не менее объяснить их поведение по-прежнему не удавалось. Те "лешие", около которых стояли кинокамеры, попросту не желали перемещаться. Но стоило аппараты убрать - освобожденный от наблюдения "леший" тут же возникал перед каким-нибудь землянином.

В конце концов все попытки поймать "леших" в объектив забросили, но группу контрольных аппаратов все-таки оставили, и теперь Яшар Алиев направлялся в очередной обход, впервые озлясь на предписывающую эти действия инструкцию. Он шел, обходя возникавших перед ним "леших", осматривал настороженные кинокамеры-ловушки, ни на минуту не забывая о болезни, сразившей товарищей.

А утром Ярослав Муратов положил в лазарет Кнута Свенсона, психолога экспедиции.

- Пойду камешки собирать,-наигранно бодрым голосом сказал Андрей после завтрака. Сам он чувствовал себя прекрасно и стыдился, что был так бессовестно здоров и жизнерадостен.

- Кому они нужны, твои камни,- вспылил вдруг Ярослав.- Скоро тут будет полдюжины покойников... Впрочем, ты, возможно и выживешь.

Яшар внимательно посмотрел на врача.

- Ты заболел, Ярослав,-сказал командир.- Обязанности врача беру на себя... Андрей, оставь на сегодня геологические коллекции. Будешь помогать мне. Попробую задать нашей Вычислялке новую программу.

- Это какую программу?-подозрительно спросил Муратов.

Был он хмур и рассеян. Ярослав казнил себя за минутную вспышку и понимал, как прав молодой командир. Болезнь его зашла далеко, и теперь он не в состоянии достаточно объективно оценивать действительность.

- Надеюсь учесть тот логический пробел, который чувствую в твоей методике поисков. Тебе бы надо прилечь, Ярослав.

- Я пока держусь, Яшар. Позвольте мне побыть с вами...

- Хорошо,-согласился командир.

Он отправился в свою каюту .и принялся составлять программу. Андрей Гуков и Ярослав остались вдвоем.

- Хочешь, я почитаю тебе что-нибудь? - предложил механик.

- Только не древних греков, Андрей. Меня раздражают их обветшалые мудрствования.

- Не такие они уж и обветшалые,-обиделся за овоих любимцев Андрей, но .спорить с больным не стал.-Тогда я тебе что-нибудь из полярных дневников... Ладно?

- Валяй,- отозвался Ярослав, вспоминая, с какими хнтроумностями проносил Андрей на звездолет коллекцию старинных книг по античной философии и дневники полярных экспедиций. Этим двум увлечениям Гуков отдавал все свободное время.

Механик ушел к себе в каюту д через минуту появился с книгой в руках.

- Что ты там откопал в своей лавке древностей, Андрей?-спросил, слабо улыбаясь, Муратов.

- Это особая книга... Как правило, полярные экспедиции описаны в изложении более поздних авторов. А это подлинные "Дневные записи, веденые поручиком П. К. Пахтусовым при описи восточного берега Новой Земли в 1832 и 1833 годах".

- Какая старина!-воскликнул доктор.-Пожалуй, тогдашние события следует числить по разряду мифологии...

- BOT-BOT,-сказал Гуков. Он снова хотел обидеться, но вспомнил, что должен уж привыкнуть к иронии товарищей, коль выбрал такое редкое увлечение, и притом Ярослав болен, надо быть терпимее к нему.

- Вот-вот,-повторил он.-Петр Кузьмич рассчитывал на таких неверующих и потому предпослал своим "Записям" эпиграф: "Я расскажу, как было, а вы судите как угодно". Будешь слушать?

- Читай, Андрей... И не сердись. Я не меньше твоего уважаю древних исследователей. Открой где-нибудь посередине.

- Хорошо, вот послушай: "15 декабря, четверг.

В ночи сделавшимся самым крепким ветром SSO при жестокой метели большую лодку нашу, опрокинутую подле избы, унесло по берегу к NNW на 150 сажен и раскололо бывший под нею маленький челнок из осинового дерева; лодка так же много потерпела; однако, имея в ней крайнюю нужду для будущего лета, принялись мы ее починивать, хотя с нашими средствами было это весьма трудно. Но нужда более всего делает людей изобретательными и трудолюбивыми. Одним словом, лодка была исправлена".

- Они молодцы, наши предки,- задумчиво проговорил Муратов.- "Нужда... делает людей изобрегательными..." О нас пока этого не скажешь. Ничего мы изобрести не сумели, это при такой-то крайней нужде.

Он замолчал. Андрей выждал немного и продолжал читать:

- "25 декабря. Праздник Рождества Христова встретили мы усердными молитвами о сохранении нашего здоровья и благодарением Богу, что он по ею пору так милостиво хранил нас. Последующие дни святок провели в обыкновенных деревенских увеселениях, сколько средства нам позволяли..."

"Непостижимо,- подумал Ярослав.- Жалкое зимовье, кругом ледяная пустыня, первобытная пища, никаких средств связи, а командир их заботится о высоте духа своих людей..."

- "В вечеру 26 декабря подходили к избе три белых медведя,-читал Гуков.-До исхода декабря мы провели скучное время нашего зимовья в занятиях, не чувствуя почти никакой болезни, только отставной матрос Федотов был несколько слабее других и не мог участвовать в трудных работах. У Рудакова обнаружились на теле красные пятна и небольшие раны на ногах. Хотя он несколько жаловался на эту болезнь, ,но, будучи веселого нрава и зная худые последствия уныния и лени, не хотел уклоняться от работ..."

- Правильно поступил этот Рудаков,-перебил врач чтеца.-А мы раскисли, половина экспедиции уже в лазарете.

- Но ведь у них все было по-другому,- неуверенно принялся .возражать Андрей.

- По-другому, говоришь? Так, та.к... Погоди... Что-то у меня кружится на уме, ускользает мысль... Знаешь что, Андрей, читай мне все, что говорится у Пахтусова про их болезнь. Читай!

- "5 января, четверток. Один из рабочих, Н. Подгорский, перемогаясь три дня, наконец сказал мне, что страдает опухолью колена правой ноги... 21 февраля, вторник. Сего числа один из экипажа нашего, Н. Рудаков, заболел опухолью левой ноги в следу... 26 марта, воскресенье. В. Федогов стал чувствовать припадки слабости и не мог участвовать в работах, у него приметно начали пухнуть ноги, и опухоль постепенно поднималась вверх. В это же время Н. Подгорский заболел опять правою ногою; она сделалась от следа до колена твердою и багровою..." Дальше читать?

- Конечно!

- "...Изба стала лазаретом: к прежним бывшим двум труднобольным присоединились и мы, вселять человек, ходившие к описи; из оставшихся же дома четверых человек рабочих только двое могли справлять все нужные работы... Отставной матрос Василий Федотов 3-го числа нвечеру умер... В семь часов вечера Н. Подгорский стал просить товарищей поводить его под руки на открытом воздухе. Исполняя желание больного, двое рабочих одели его потеплее и стали водить подле избы. Прошед несколько сажен, он сказал, что ему стало гораздо легче... Товарищи привели его в сени, где он сел отдохнуть. Не прошло после того пяти минут, как Подгорский упал на землю. В ту же минуту мы выскочили из избы и нашли его уже мертвым.