Она выбрала спальню как можно дальше от апартаментов своих родителей – маленькая комнатка, которую её сестра не попытается выклянчить. Спальня выглядела, как запоздалая мысль, спрятанная в дальний угол, всего с одним окном, выходящим на заднюю часть дома, и массивной мебелью, которая могла бы украсить средневековую усадьбу.

Элинор пришлось обойти шкаф, чтобы протиснуться к своей постели, которая была такой высокой, что взобраться на неё можно было только с помощью прикроватных ступенек. Обстановка была настолько неуместной, что ей самое место на складе. Тем не менее, здесь был собственный камин и всего в нескольких шагах уборная – удобство, которого не было в их доме в Хартфордшире. Элинор воспользовалась ею, а затем вернулась в свою комнату, сняла платье и, дрожа, аккуратно повесила его в шкаф; несмотря на солнце, апрель был не по сезону холодным.

Она стояла в центре комнаты в дорожных ботинках и обнимала себя, потирая руки, покрытые гусиной кожей. Девушка была уверена, отец понятия не имел, как он запугал ее, он видел только ровный, равнодушный облик, который она являла миру, когда находилась в его присутствии. Она притворялась, чтобы он никогда не обнаружил правду. Если бы Элинор, показала, что боится его жестокости, он бы намеренно подверг ее мучениям, поскольку Иосия Пемброук презирал слабость и не проявлял милосердия никому. Единственный во всем мире человек, который пугал ее, был ее собственным отцом.

Она потерла руки сильнее. Почему в номере до сих пор так холодно? Огня нет, решетка была холодной, топливо положено на очаг, но не горит. Незажженный огонь рождал пустоту в уме Элинор; способности требовали выхода, поэтому она заставила пламя разгореться силой мысли.

Мгновенно угли запылали так жарко, как будто они разгорелись полчаса назад, а небольшое оранжево-желтое пламя дарило ей свое тепло, лаская обнаженные руки. Она присела на колени, чтобы почувствовать тепло на лице, и с трудом подавила желание взять огонь в руки, он бы, конечно, сжег ее. Вместо этого девушка заставила его тянутся далеко вверх, в дымоход, затем растечься, как мутная вода над очагом.

Она сняла свои детские ботинки и скользнула между холодными, немного влажными простынями. Было некомфортно в них оставаться, но не было желания ждать горничную ее матери Мостин, чтобы помочь их перестилить. Предположим, что я могу вызвать и погасить огонь так быстро, чтобы он смог согреть эти простыни, не опаляя их? Это было бы полезным умением.

Она лежала на спине, уставившись в потолок и перебирала короткий список применения «Необычного жаркого» таланта, подходящий для дамы. Тушение пожаров в доме. Разжигание огня в очаге. Отопление печи, когда она гаснет. Это был очень короткий список. Полагаю, могла бы предложить прикурить трубку гостю джентельмену, но я не могу вообразить, почему добровольно предлагаю заполнить уютное помещение вонью табака.

Девушка надеялась стать Оратором, как ее отец и сестра Селина, много лет назад, когда все думали, что она проявит себя в одиннадцать или двенадцать, как остальные ее социального уровня. Элинор больше всего хотела иметь талант мысленно общаться со своей любимой старшей сестрой и лучшим другом. Но талант никогда не появляется по просьбе; ее собственный пример был достаточным доказательством этого.

Восхищение отца ее необычным талантом было вполне понятно. Если бы она была сыном, она бы не была так ценна. Конечно, джентльмену недопустимо покупать невесту ради ее таланта, но не было закона, запрещающего мужчине заваливать родителей будущей жены щедрыми подарками. Элинор была уверена, что любой мужчина, которого ее отец сочтет подходящим для нее, проявит невиданную щедрость.

Но главный интерес отца был в заключении хорошего брака, который предполагал дворянина с правильным талантом. Господин Пемброук потратил целую жизнь, изучая все, что можно было знать о таланте — откуда он появляется, как он проявляется, но самое главное, какие дети могли бы получиться из соединения двух особенных талантов. Элинор была уверена, когда он рассматривал ее брак, все его беспокойство было о потенциальном потомстве и о том, где их расположить на страницах тяжелого фолианта, мысленно Элинор называла его «Книга размножения». О, да. Она была ценным товаром.

Раздался стук в дверь, сопровождаемый появлением Мостин, низкой и угловатой, с торчащими из под чепца, съехавшего набекрень, светлыми волосами, неуклюже несшей чемодан Элинор, задевая им угол дверного проема.

- Простите меня, мисс Пемброук, - сказала она бесцветным голосом. Элинор повернулась лицом к стене и сделала вид, что спит. Она слушала, как Мостин раскрывает ящики и стучит крышкой чемодана, и, в конце концов, заснула.

- Я не понимаю, - говорила Амелия, надув прекрасные розовые губки, - почему я не могу выйти в свет, как Элинор. Вы можете отправить двух дочерей с очень небольшими расходами, а не с семьей, и у вас не будет проблем со второй поездкой в Лондон.

Она наклонилась к слуге, который готовил вторые блюда, и умоляя мать своими большими, лазурными глазами.

- Ты слишком молода, моя дорогая, - сказала миссис Пемброук. - Всему свое время.

- Мне будет восемнадцать через два месяца. Это не такая большая разница. Папа, пожалуйста, передумай!

- Твоя мать права, - сказал мистер Пембрук. - Кроме того, я уверен, что ты не хочешь делить внимание со своей сестрой.

- Она может взять половину внимания ко мне и пользоваться им, - ответила Элинор.

Вилкой девушка гоняла зеленый горошек по тарелке. Её желудок не совсем оправился от качки и тряски езды на большой скорости. И отсутствие аппетита не имело никакого отношения к месту по левую руку от отца. Новая «честь» придавала такое важное положение, к которому она еще не привыкла. Она бы предпочла свое обыкновенное место возле матери, но отец был намерен напоминать ей при каждой возможности о новом статусе.

- О, Элинор, это будет гораздо лучше, чем в твой прошлый визит в Лондон! - сказала Миссис Пемброук . - Я тебя уверяю, светская жизнь гораздо приятнее, когда у тебя много поклонников. И у тебя будет столько поклонников!

- Да, наличие таланта определенно имеет значение, - сказала Амелия с насмешкой. Элинор приятно улыбнулась ей и дернула правой рукой. Амелия отшатнулась на своем месте, сжав нож, как будто защищаясь от сестры. Элинор взяла свой собственный нож и разрезала мясо. Это было мелко, мучить Амелию угрозой использования таланта Поджигающей против нее, но Элинор была жертвой презрения своей младшей сестры в течение слишком многих лет, чтобы чувствовать себя виновной в этом.

- Ты не должна бояться, дочь, -

сказал господин Пемброук. -

Правда, за тобой будут настойчиво ухаживать, но ты можешь рассчитывать на меня, чтобы держать менее желанных мужчин на расстоянии. Я уверяю тебя, никто статусом ниже, чем граф, не приблизится к тебе. Мои дочери заслуживают лучшего. Хотя я не насмехался бы над пятьюдесятью тысячами фунтов в год!

Мистер Пемброук засмеялся, и миссис Пемброук с Эмилией присоединились к его хихиканью.

Элинор вежливо улыбнулась и позволила отцу положить ей еще один ломтик ветчины. Она думала о свинье, которая погибла, чтобы они могли насладиться её мясом, и чувствовала сочувствие. Если отец мог бы повесить табличку на шею с ценой и характеристиками таланта, он сделал бы это без раздумий.

- Вы говорили с Селиной, папа? -

спросила она, пытаясь перевести разговор в другое русло.

- Она собирается приехать к нам завтра утром.

- О, мистер Пемброук, но я собираюсь завтра за покупками для Элинор! Ей необходим новый гардероб.

- Мы можем пойти позже в тот же день, мама, - сказала Элинор. - Я так хочу увидеть Селину. Кажется, прошла вечность с тех пор, как она последний раз навещала нас.

- Четыре месяца едва ли вечность, - сказал мистер Пемброук, - но твоя привязанность к сестре похвальна.

Миссис Пемброук резко вздохнула:

- Хорошо, Элинор, мы отложим поездку, но я надеюсь, что ты будешь более благосклонна. Наш последний визит на склады был ужасно разочаровывающим.