СII

Герой наш, полон робости нежданной,
Остановился вдруг на полпути.
Чтоб жизнь начать, не может он найти
Решимости: как пред холодной ванной,
Дрожит, не знает, как в нее войти —
Нелепое, смешное положенье!
А силы нет, чтоб победить сомненье.

CIII

Опять сомненье! Бедный мой Сергей!
Уж он предвидит скуку и заботы,
И петербургских пятых этажей
Квартирки плохонькие, визг детей,
Кухарок, нянюшек, портнихи счеты
И запах от пеленок; дрязги, чад
Котлет из кухни и семейный ад.

CIV

«Но это вздор, ведь я люблю, мне честность,
Мне долг прямой велит любить...» И вдруг
Всю душу охватил ему испуг.
«А если...» – он не кончил; неизвестность
Его страшила; он искал вокруг
Поддержки иль опоры; ум слабеет
От ужаса в нем сердце леденеет.

СV

О, Боже мой, как тяжко сознавать,
Что все в любви зависит от мгновенья!
То любит, то не любит он опять.
И невозможно чувству приказать:
Оно – порыв, каприз воображенья,
Он не владеет им... Меж тем, грозя,
Пугает мысль, что не любить – нельзя.

CVI

Но что же делать? Страсть из чувства долга,
Как скучная обязанность, гнетет;
Возможное нам мило ненадолго,
Преступное нас манит и влечет.
Зачем так сладок нам запретный плод?
Он чувствует, что воля в нем бессильна...
И как заставить полюбить насильно?

СVII

«Я разлюбил!..» – однажды этот крик
Из сердца вырвался в безмолвье ночи.
Он пристально заглядывал в тайник
Души своей, до дна в него проник,
Смотрел, искал, прислушивался, очи
Вперив во тьму... и в сердце находил
Лишь мрак и пустоту, – он разлюбил!

CVIII

А между тем она так свято верит;
Он победил, окончена борьба,
Она теперь покорна и слаба,
Не взвешивает чувств своих, не мерит;
Его мгновенных прихотей раба —
Идет на жертвы, горе и страданье
Безропотно, как агнец на закланье.

CIX

Увы! Для бедной девушки порой
Так ясно, что ее покорность губит,
Что надо быть кокеткой, гордой, злой, —
Но силы нет, и с детской простотой
Она открыто, беззаветно любит;
И тем неумолимее Сергей,
Сознав вину, срывает гнев на ней.

СХ

Послушная, она не возражает,
Не жалуется, – он бы и не мог
Ее понять, – тихонько вытирает
Глаза, в дрожащих ручках свой платок
Свернув, как дети, в маленький комок,
И слушает, и горько-горько плачет:
«Ну что же, Бог с ним, ничего не значит.

CXI

Пусть он не прав, я все перенесу...»
Сергей, смотревший с нежностью глубокой
На бледный, лик, на светлую косу,
На милую, печальную красу,
Теперь глядит так злобно и жестоко,
Как за слезою катится слеза,
И красные, опухшие глаза

СХII

Ему не нравятся. Уж в сердце глухо
Вражда заговорила, – скука, лень
И отвращенье: так в осенний день
Бывает пыльно, ветрено и сухо;
И хоть бы капля чувства, хоть бы тень...
В душе он ищет жалости напрасно:
В ней все так жестко, холодно и ясно.

CXIII

«Ты разлюбил меня, Сережа?» – раз
Бедняжка молвит; ждет она лишь слова,
Одной улыбки, взора милых глаз,
Чтоб верить вновь и все простить тотчас,
Ему на шею броситься готова...
Сергей со злобой начал говорить,
Что он ее не в праве разлюбить.

CXIV

И как могло сомненье в ней явиться?
Ведь, кажется, вопрос решен; она
Уверенною быть вполне должна,
Что не раздумал он на ней жениться...
И Вера слушает, как смерть, бледна,
И только очи широко открыты,
Какой-то мертвой дымкою покрыты;

CXV

Их взор безжизнен, сух и воспален,
В Забелине кипело чувство злое;
«Как этот взгляд, – с досадой думал он, —
Невыразителен и неумен;
В нем что-то глупое, совсем тупое...»
Поняв, что уж ничем нельзя помочь,
Ему писала Вера в ту же ночь:

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: