CXVI

«Я разлюбила вас, и не желаю
Притворствовать. Запомните, Сергей,
Хотя могли вы быть ко мне добрей,
Я вас ни в чем, ни в чем не обвиняю
И лишь прошу уехать поскорей.
Ведь искренность для нас всего дороже,
А вы не любите меня, – я тоже.

СХVII

Молю тебя, мой милый, уезжай,
Я требую, ни дня не медли дольше;
Но, возвратясь в родной, далекий край,
Хоть изредка про Веpy вспоминай.
Я буду за тебя молиться... Больше
Не встретимся мы на земном пути;
Да сохранит тебя Господь, – прости!»

CXVIII

Как плакал он, письмо ее читая,
От жалости не к Вере, а к себе...
Достиг он цели, победил в борьбе
И утолил тщеславие. Пустая,
Ничтожная победа, что в тебе?..
Бесцельное свершил он преступленье,
Навеки стыд в душе и угрызенье.

CXIX

Сумел любовь рассудком он убить.
Что пользы в том? Увы, за свежесть чувства,
За каплю нежности, за дар любить,
Как любят дети, просто, без искусства,
За тот порыв, дающий силу жить, —
Он отдал бы, раскаяньем томимый,
Свой гордый ум, – свой ум непобедимый.

СХХ

Он молод, впереди вся жизнь, в нем кровь
Кипит, а уж в сознанье холод вечный...
«Нет, мысль – не все, есть вера, есть любовь;
Но где же взять их, как вернуться вновь
К любви без дум и к простоте сердечной?» —
Так размышлял он, в экипаж садясь.
«Ну, с Богом, в путь!» – и тройка понеслась.

CXXI

Холодный ветер; пыль встает клубами,
Вдоль по пути летят, за роем рой,
Сухие листья осени глухой...
Река бушует темными волнами,
А нежный тополь, что шумел весной
В лазури утренней и пел про счастье,
Теперь дрожит под холодом ненастья.

СХХII

Там, над дорогой, меж густых ветвей,
Стояла Вера. Все затихло в ней,
Как будто не сама она страдала,
А лишь рассказ давно минувших дней
В какой-то книге про себя читала,
Как будто только сон ей снился... Вдруг
Раздался колокольчик... Слабый звук

СХХIII

Все ближе, ближе... Он! «Сережа, милый!..»
Не слышит... тройка мчится, замер крик...
В ней сердце, мысли, очи, бледный лик,
Все существо с неудержимой силой
Туда, за ним, стремилось в этот миг:
Так стебли трав в воде дрожат порою,
Стремясь за убегающей волною.

CXXIV

Как листьев легкий шум, ее слова
Унес холодный ветер в даль, и голос
Затих, на грудь поникла голова;
Как скошенный на ниве бедный колос,
Без слез, без жалобы, почти мертва,
Она упала... И ему так больно,
Так страшно сделалось, что к ней невольно

CXXV

Он обернулся; но вперед, вперед
Рванули кони и стрелой умчали...
Возврата нет! Увы судьба не ждет,
И в даль она, как тройка, унесет
От всех, кого любили мы и знали;
Они с мольбой взывают нам вослед:
«Вернись, помедли!» – но возврата нет.

CXXV

Они к нам простирают руки, тщетно!
Мы далеко: «Прости!»... последний взгляд
С отчаяньем кидаем мы назад...
Наш крик замрет в пустыне безответной;
Взовьются кони и летят, летят,
Чем дальше, тем скорей, неутомимо, —
Мечты, друзья, любовь – все мимо, мимо!

Глава третья

I

«Beati possidentes»[13], – вот что важно:
Блаженны те, чей кошелек набит
Кредитными рублями! Пусть отважно
Их мысль в надзвездной области парит:
Пробудит вдохновенье аппетит
Для ужина. Но с пустотой желудка
Лирический восторг – плохая шутка!

II

На крыльях грез в какой-то чудный край
Летишь, бывало. Вдруг жена подходит:
«Прекрасно, милый друг, – пиши, мечтай!..
Вот до чего поэзия доводит, —
Сегодня нет обеда! Так и знай»...
Она права, скажу я между нами:
Не будешь сыт красивыми стихами.

III

Роптать и мне случается порой:
Зачем я не сапожник, не портной?
В хорошем сюртуке или ботинках
Есть польза несомненная: простой,
Понятный смысл, – а в звездах и в росинках,
И соловьях – какой в них толк – для тех,
В ком вдохновенье возбуждает смех?
вернуться

13

Счастливы владеющие (обладающие) (лат.).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: