— Он даже сам попросил сделать укол. Правда, он думал, что это витамины, — с готовностью сообщила она, — я их регулярно ему делала — научилась, когда ухаживала за дочкой. Только я перепутала с дозировкой, и он просто проспал до того самого момента, когда пришлось вытащить его на лестницу. Я слышала, что после укола он должен был сохранить способность двигаться, но не думать. Я хотела подвести его к краю лестницы и помочь упасть в пролет.
— Верно, — согласился я, — это вы неплохо придумали. Тогда никому бы в голову не пришло расследовать несчастный случай, тем более такой очевидный. Человек практически на глазах у двух свидетелей зашел в пустой подъезд, там оступился и упал вниз. Все ясно, даже вскрытия делать не надо. Кто бы мог подумать, что убили его чуть раньше.
— Конечно, — она покачала головой, — я просто в ужасе была, когда поняла, что у меня не хватит сил перевалить его через перила. Ну, и тогда решила ремнем. Впрочем, я предвидела такой вариант на случай, если он сразу не разобьется насмерть.
— Хладнокровная вы особа.
— Когда я работала на комбинате, то одно время завязывала мешки. Платили за это мало, и потому работали одни женщины. Когда я затягивала ремень на его горле, мои чувства немногим отличались от тех, что были во время работы.
— Значит, вы убили его, а потом поехали на дежурство в гостиницу? Под подозрением оставались лишь присутствовавшие на вечеринке гости.
— Ну, откуда мне было знать, что один из них захочет перепрятать труп, другой — свести с ним счеты, третий перепугается за карьеру, четвертый решит завладеть деньгами. Они сами себя утопили.
— А как же ремень с самодельной пряжкой в виде черепа?
Разве вы не подставляли таким образом Виктора? Что он, по-вашему, должен был делать?
— Тут я здорово ошиблась. Я не ожидала, что он об этом узнает раньше милиции и захочет перепрятать труп.
— Ну да, тогда инсценировка с подставным директором оказалась бы напрасной. Труп нашли на свалке, и ваши труды пропали зря. Почти… А как вам все это пришло в голову?
— У него было два одинаковых плаща, и это натолкнуло меня на мысль использовать подставного. Найти субъекта на такую роль было нетрудно — возле мужа всегда вертелись сомнительные личности, которые за деньги могли сделать все, что угодно. Конечно, «мой» директор не знал, что я собираюсь сделать с оригиналом… Наверное, тогда бы он запросил непомерно высокий гонорар. Потому он так легкомысленно поступил с зажигалкой — позволил вам ее забрать. А ведь настоящий директор не пил, не курил и золотой зажигалки у него не было и быть не могло. Вот он к вам и забрался. Не расскажете никому? Какой смысл? Тот, подставной, уже далеко, и я сама не знаю, где его искать. Мой муж, а он единственный мне помогал, разбился в аварии. Сегодня врач мне сказал, что даже если он выживет, все равно будет соображать не больше кошки. Вряд ли его станут судить. Остаюсь я…
— А у вас больной ребенок, — я кивнул. — И я понимаю, что если вас посадят, ребенок обречен.
— Не хотите брать грех на душу?
— Нет, не хочу. Вам повезло.
— Повезло?!
Она швырнула в меня бокал, и он, пролетев через всю комнату, разбился вдребезги.
— Извините, — потом тихо попросила женщина.
— Но деньги придется вернуть, — я налил себе еще стакан вина.
— Деньги? — женщина показала рукой на банку, которая стояла на свободном стуле. — Концентрированная серная кислота. Вернее, была достаточно концентрированная, пока я не растворила там все бумажки.
— Ничего себе, — я покачал головой. — Это же куча денег.
— Мне они теперь не нужды…
Я проследил за ее взглядом и понял, что меня неосознанно смущает все это время. Дверь в комнатку, где раньше лежал больной ребенок, была заставлена шкафом. Я поежился, как от пронизывающего холода.
— Нет, — сказала женщина, угадывая мои мысли, — ее увезли.
Но туда больше никто не войдет. При моей жизни, конечно.
— Извините…
— Я взяла деньги, которые мне принадлежали, — она смотрела прямо перед собой, — у меня отняли все — здоровье, ребенка, мужа… Они должны были заплатить за это. Я наказала всех, кто столько лет безнаказанно издевался над нами… В этой банке души моих врагов, — она показала пальцем, — серная кислота и казначейские билеты. Я решила устроить всем нам заключительный праздник..
По-моему, она спятила.
— А теперь вы должны уйти, — сказала женщина. — Я вылью эту гадость в унитаз и немного побуду одна. Мне хочется собраться с мыслями перед дорогой.
— Хотите уехать?
— Не волнуйтесь, я не переступлю порога этой квартиры. И протру ручки дверей, и вымою ваш стакан, чтобы никто не узнал, кто последним был у меня.
— Но… — я поежился, как от пронизывающего холода.
— Бросьте, — женщина махнула рукой. — Уж не подскажете ли вы мне другой выход?
— Нет, — я покачал головой, — у меня нет ни одной дельной мысли на этот счет…
— Что ж придется поискать их самой, — она встала и взяла с подоконника грубый серый конверт. — Напишите тут свой адрес. Я вам сообщу, если что придумаю. И попрошу брата отправить это письмо.
На следующий день, к вечеру, я приехал домой.
А еще через неделю получил письмо. Оно было отправлено в день моего отъезда и шло целую неделю.
Я достал его утром из ящика, и положил в карман не распечатывая. В течение дня несколько раз доставал, вертел в руках серый конверт. Только вечером решился и открыл его.
А потом сидел возле открытого окна и курил. И еще — зажигал спички, одну за одной, и смотрел, как они догорают. В конце концов набралась полная пепельница.
Дело в том, что конверт оказался пустой.