Свои сокровища представили на выставку также музеи Томского университета и Восточно-Сибирского отдела географического общества. Среди них внимание всех привлекали изделия из камня и кости, добытые Н. И. Витковским при раскопках могильника новокаменного века на реке Китое, притоке Ангары, и предметы, найденные при раскопках А. С. Еленевым пещер в долине Бирюсы… В Сибири к 1892 году было открыто 14 музеев, и хозяева конгресса сделали все, чтобы представить ее как часть России, «где живут люди мыслящие и трудящиеся».

Иван Тимофеевич выбрал для доклада тему, связанную с исследованиями памятников, «оставленных на реке Енисее человеком — современником мамонта». Разве можно не представить на суд ведущих ученых Европы, занимающихся историей человека и его культуры, свое любимое детище, доставившее ему столько мук, радости, надежд и разочарований? Можно ли придумать вопрос более волнующий, чем проблема открытия следов древнейшей культуры в Сибири.

Для Савенкова конгресс представлялся великолепной школой, местом приобщения к большой науке. При всеобщем знакомстве участников собрания в «Славянском базаре», где было выбрано руководство будущих заседаний, а в последующее время в залах нового здания Московского университета, где прослушивались доклады, он наблюдал за корифеями европейской антропологической пауки — А. П. Богданов, патриарх и основатель русской антропологии, и Д. Н. Анучин представляли Россию, иронический Рудольф Вирхов — Германию, изящный Д. Серджи — Италию, седоголовый высокий Кольман — Швейцарию…

От доклада Р. Вирхова он ожидал особенно много. Знаменитый врач и антрополог, посвятивший изучению человека не одно десятилетие жизни, Вирхов всегда был в центре внимания специалистов, обсуждающих проблемы древности рода человеческого, пути эволюции человека и вопрос о его происхождении. Авторитет Вирхова был настолько громаден и непререкаем, что оценка некоторых из открытий зависела порой от его мимоходом брошенной реплики.

Неудивительно поэтому, что и в Москве этот почтенный старик был в центре внимания огромной толпы и переполненного слушателями зала. Он умел держать их в руках! Невысокого роста, с седенькой бородкой на лице, с которого не сходила холодная и тонкая, полная желчной иронии улыбка, как бы застывшая на бледных губах, красноватые веки слегка слезящихся глаз… Профессор изливал с трибуны полные язвительного сарказма фразы. Публика в конце речи покрывала его слова аплодисментами.

Но, позвольте, что же, собственно, приветствуется? Иван Тимофеевич отыскал глазами Ядринцева и вопросительно посмотрел на него. Тот в недоумении развел руками. Да, это была речь, отнюдь не вдохновляющая и окрыляющая. В ней нет и тени веры в могущество человеческого знания, в человеческий прогресс, которыми наполнялись каждое из выступлений, печатное или устное, творцов современной антропологии в Европе Брока и Катрфажа!

Вирхов считает, что, несмотря на кажущиеся успехи в археологии и палеоантропологии, вопрос о происхождении человека, как и поиски места, где он мог произойти и откуда затем расселился, не сдвинулся с мертвой точки. Древнейший третичный человек? Но где, кто и когда находил его остатки?! Неандертальский череп, обезьяночеловек? Но где доказательства, что в пещере не был похоронен русский казак, участник кампании 1812 года?! Вы настаиваете все же, что подобным черепам следует придавать какое-то значение, помимо курьеза природы? Прекрасно, но почему именно они — недостающее звено, связывающее обезьян и человека?

Нет никакого сходства в строении и физиологии человека и обезьяны. Наследственность — не что иное, как передача неизменяемых существенных признаков рода. Резкие, не допускающие возражений выкрики, как удары молота, падают в зал. Снова приступ злой иронии и язвительного сарказма: вы утверждаете, что сходны чешуйчатые отростки височной кости австралийцев и антропоидных обезьян и на этом основании позволяете сближать человека и обезьяну? Прекрасно, но будьте логичны и последовательны — рунообразные волосы негра близки растительности овцы и пуделя — так сближайте человека с пуделем!

Но, извините, господин Вирхов! Зал пока не спорит с вами, он просто слушает, но все-таки слушатели хотят знать, как вы сами смотрите на разрешение вопросов, связанных с происхождением человека!

А вот и ответ на подобный вопрос: поиски решения задачи такого рода, за которую взялись столь же энергично, как и самонадеянно некоторые ученые умы, потерпели полное крушение. Нет древнего антропоида, от которого произошел человек! Недостающее звено, связывающее обезьяну и человека, — химера. Человек — современник мамонта? Не верю! И вообще вопросы, связанные с происхождением человека, праздные, и над ними не стоит ломать голову…

Желчный старческий консерватизм Вирхова, желание свести счеты со своими старыми противниками произвели на Савенкова гнетущее впечатление. Не верит, что человек был современником мамонта. Но если подобное объявляется для Европы, то можно представить, каким образом он встретит утверждение, что в Сибири в эпоху мамонта жили люди каменного века. Ведь в конце доклада Вирхов советовал браться за решение вопросов более посильных, чем туманный и неопределенный палеолит, например, изучать культуры бронзового века и их распространение.

Однако Ядринцев, который, как он заявил, не поддался «обаянию минуты и созерцания великого ученого», успокоил Ивана Тимофеевича и шутя сказал, что на него, единственного из русских участников конгресса, выставившего доклад о древнекаменном веке, падает тяжелая миссия поколебать сомнения Вирхова в возможности одновременного существования мамонта и человека, да еще где — на самых задворках мира, в Сибири!

Второй гость, швейцарский антрополог Кольман, произвел на Савенкова приятное впечатление. Блестящий эрудит, профессор анатомии Базельского и Мюнхенского университетов, Кольман предстал перед слушателями как страстный и увлекающийся ученый. Седой высокий старик, сухощавый и сановитый, с длинной густой бородой, У него в характере не было и тени той злобности, которая бросалась в глаза в Вирхове. Кольман явно не желал тратить время на пустословие. Конгресс для него не увеселение или арена честолюбия. Он прибыл в Москву работать, у него четкие новые идеи и точный план. В докладе сделаны ясные и глубокие обобщения.

Правда, Кольман не говорил о палеолите. Но тема его выступления заинтересовала Савенкова. Швейцарский профессор рассматривал сложную проблему формирования рас Европы и утверждал, что уже в новокаменном веке на ее территории «странствовали» представители нескольких расовых разновидностей.

Кипение страстей в европейской науке, связанной с вопросами первобытного человека, нашло отражение в дискуссиях на конгрессе. Приобщение к творческому духу настоящей науки волновало и радовало Савенкова. Ему не удалось прочитать доклад самому. Эту миссию взяла на себя графиня Уварова, которая доложила его участникам конгресса на французском языке. Специалисты могли по достоинству оценить характер великолепно и на уровне достижений археологии палеолита того времени проведенного исследования по изучению Афонтовой горы, самого яркого из енисейских палеолитических стоянок.

Савенков оказался талантливым учеником своих знаменитых учителей — Черского и Лопатина. Чтобы тебе; поверили в главном — в глубокой древности каменный изделий, нужны беспристрастные и точные геологические и палеонтологические наблюдения. Итог многих лет экскурсий, во время которых проводились тщательные нивелировки местности и «топографическое ее изучение», вылился в классически четкую и ясную геоморфологическую схему трех речных уступов, прорытых в долине древним Енисеем, когда тысячелетия назад он был многоводнее и шире. Два верхних уступа не дали ни одной находки каменного изделия. Это было, очевидно, время достаточно раннее, когда человек еще не появился на берегах реки. По ее долине бродили антилопа-сайга, горный баран и один из древних видов носорога — носорог Мерка.

Иное дело третий, самый нижний террасовый уступ. Сложенный из лессовидного наноса, лесса песчанистого и глинистого, гравия, галечника и песка, он хранил в своих толщах культурные остатки самого различного времени — вверху железный, медный и бронзовый век, ниже обломки глиняных сосудов и каменные изделия новокаменного века, неолита, а еще ниже в собственно лессовых толщах «воздушного», а не «водного» происхождения на разной глубине, до 2,5 метра от поверхности почвы, несколько культурных прослоек древнекаменного века.