— Если ваши мотивы действительно таковы, — сказал будущий пэр Франции, — то при всей своей странности они обоснованы.

— Сударь, прошу вас не сомневаться в моей искренности, — живо перебил его Бруннер. — Если вы знаете какую-нибудь бедную девушку из многодетной семьи, без приданого, но благовоспитанную, — таких во Франции не мало, — и если у нее добрый нрав, я женюсь на ней.

Воспользовавшись молчанием, наступившим за этим объяснением, Фридрих Бруннер покинул Камюзо, вернулся в гостиную, вежливо откланялся и ушел. Сесиль, бледная как смерть, могла служить живым комментарием к прощальному поклону своего Вертера, — она спряталась в гардероб матери и слышала все.

— Отказался! — шепнула она на ухо матери.

— Какая причина? — спросила г-жа де Марвиль у своего свекра.

— Под тем благовидным предлогом, что единственные дочери слишком набалованы, — ответил старик. — И в этом есть доля истины, — прибавил он, не желая упустить случай кольнуть невестку, которая порядочно надоела ему за двадцать лет.

— Сесиль не вынесет! И вы ее убийца!.. — сказала супруга председателя суда Понсу, поддерживая дочь, которая сочла нужным оправдать слова матери и без чувств склонилась ей на грудь.

Председатель суда и его супруга подтащили Сесиль к креслу, и там она благополучно упала в обморок. Дедушка позвонил прислуге.

— Теперь я понимаю, чьи это козни, милостивый государь! — воскликнула разъяренная мать, указывая на бедного Понса.

Понс подскочил, словно у него над ухом раздался звук трубы судного дня.

— Вам, милостивый государь, — обратилась к нему г-жа де Марвиль, зеленые глаза которой словно источали яд, — вам, милостивый государь, было угодно отплатить оскорблением за невинную шутку. Ну кто поверит, что этот немец в здравом уме? Либо он соучастник вашей подлой мести, либо он сумасшедший. Надеюсь, господин Понс, что вы избавите нашу семью от неудовольствия принимать вас у себя и впредь не будете посещать дом, который вы попытались обесчестить и опорочить.

Окаменевший от неожиданности Понс не отрываясь глядел на какую-то завитушку на ковре и вертел большими пальцами.

— Как, вы еще здесь, змея подколодная!.. — воскликнула председательша, взглянув на него. — Для этого господина, когда бы он к нам ни пожаловал, ни меня, ни барина нет дома! — распорядилась она, указав слугам на Понса. — Жан, сходите за доктором! А вы, Мадлена, принесите туалетный уксус.

Госпожа де Марвиль сочла, что причины, на которые сослался Бруннер, — простой предлог и что здесь кроется что-то иное; но в таком случае снова наладить расстроившийся брак было еще труднее. С сообразительностью, свойственной женщинам в трудные минуты, г-жа де Марвиль смекнула, что поправить такой афронт можно только, приписав Понсу заранее обдуманный план мести. Такое объяснение, гибельное для Понса, спасало честь семьи. Г-жа де Марвиль всегда терпеть не могла старого музыканта, и потому простое женское подозрение превратилось в ее глазах в незыблемую истину. У женщин вообще своя мораль и особый дар верить в действительное существование того, что им выгодно и потворствует их страстям. Председательша на этом не успокоилась — она весь вечер старалась внушить мужу, что ее догадка правильна, и к утру окончательно убедила его в виновности кузена Понса. Конечно, все сочтут поведение г-жи де Марвиль чудовищным, но при подобных обстоятельствах всякая мать поступила бы так же, предпочтя пожертвовать честью человека постороннего ради чести дочери. Средства могут быть иными, но цель будет все та же.

Старик музыкант быстро спустился по лестнице, но вступив на бульвар, замедлил шаг и так, почти машинально, добрался до самого театра. Машинально занял он свое место за пюпитром, машинально взмахнул палочкой. В антрактах он так сбивчиво отвечал на вопросы Шмуке, что тот втайне забеспокоился, подумав, что Понс сошел с ума.

Младенчески чистый душой, Понс воспринял только что разыгравшуюся сцену как непоправимую катастрофу... Возбудить ужасную ненависть в сердцах людей, которых он хотел осчастливить, — да ведь это же равносильно полному краху всего существования. По взглядам, по жестам, по голосу супруги председателя суда он наконец понял, как смертельно она его ненавидит.

На следующий день г-жа Камюзо де Марвиль с согласия мужа решилась на важный шаг, вызванный, впрочем, обстоятельствами. Родители надумали дать в приданое за Сесиль Марвильское поместье, особняк на Ганноверской улице и сто тысяч франков. Утром супруга председателя суда отправилась к графине де Попино, поняв, что после такого афронта остается только одно — немедленно выдать Сесиль замуж. Она поведала о злодейской мести и чудовищном подвохе, подстроенном Понсом. Когда она рассказала, что предлогом для разрыва послужило то обстоятельство, что Сесиль единственная дочь, — все остальное показалось вполне правдоподобным. Кроме того, супруга председателя суда ловко козырнула огромным приданым и преимуществом носить фамилию Попино де Марвиль. При теперешних ценах на земли в Нормандии, при двух процентах годовых, стоимость этого поместья составляла примерно девятьсот тысяч, а особняк на Ганноверской улице был оценен в двести пятьдесят тысяч. Всякая разумная семья согласилась бы на такой брак, и граф Попино с женой приняли предложение. Кроме того, они обещали свое содействие для объяснения вчерашнего печального события.

Короче говоря, у того же самого старика Камюзо, дедушки Сесиль, в присутствии тех же самых лиц, которые были там несколько дней тому назад и перед которыми г-жа де Марвиль пела хвалу Бруннеру, эта же самая г-жа де Марвиль, с которой никто не решался заговорить, первая бросилась в атаку, желая предупредить возможные вопросы.

— Ах, в наши дни, — сказала она, — нужно быть чрезвычайно осмотрительной, когда дело касается брака, особливо ежели имеешь дело с иностранцем.

— Почему же, сударыня?

— А что такое у вас произошло? — спросила г-жа Шифревиль.

— Разве вы не слышали, какая приключилась история с этим самым Бруннером, который имел дерзость добиваться руки Сесиль? Он оказался сыном какого-то немецкого кабатчика, племянником торговца заячьими шкурками.

— Не может быть! При вашей-то проницательности!.. — воскликнула одна из дам.

— Ах, эти проходимцы так хитры! Но мы все узнали от Бертье. Лучший друг этого немца какой-то нищий флейтист! Он в родстве с человеком, который держит меблированные комнаты на улице дю Майль, с портными... Мы узнали, что он вел самый беспутный образ жизни; гуляке, уже прокутившему состояние матери, никакого капитала не хватит...

— Да, с ним ваша дочь натерпелась бы горя, — сказала г-жа Бертье.

— А где вы с ним познакомились? — поинтересовалась старая г-жа Леба.

— Это месть со стороны господина Понса; он познакомил нас с этим франтом, чтобы посмеяться над нами... Этот немец по фамилии Бруннер, что означает «Колодец»! (а нам-то сказали, будто он знатного роду!), слабого здоровья, лысый, с гнилыми зубами; мне он с первого взгляда не внушал доверия.

— А огромное состояние, о котором вы рассказывали? — робко молвила одна молодая особа.

— Состояние не так велико, как говорили. Портные, хозяин меблированных комнат и Бруннер все вместе наскребли сумму, необходимую для основания банкирского дома... А что такое в наши дни учредить новый банк? Взять патент на разорение. Жена может лечь спать миллионершей, а проснувшись наутро, узнать, что у нее ничего не осталось, кроме собственного приданого. С первого же слова, с первого взгляда мы составили себе мнение об этом субъекте, совершенно незнакомом с обычаями нашего круга. По его перчаткам, по его жилету видно, что эта мастеровой, сын немецкого кухмистера; ему непонятны благородные чувства, он пьет пиво и курит... поверите ли, по двадцать пять трубок в день! Какая была бы жизнь у бедняжки Лили?.. Меня и сейчас еще дрожь берет. Бог нас спас! Да он Сесиль и не нравится... Ну, разве мы могли ждать подобного обмана от родственника, от нашего постоянного гостя, который вот уже двадцать лет обедает у нас два раза в неделю! Мы осыпали его благодеяниями, а он так ловко разыграл комедию, даже назвал Сесиль своей наследницей в присутствии министра юстиции, прокурора и председателя кассационного суда!.. И этот Бруннер, и господин Понс сговорились и изобразили друг друга миллионерами!.. Уверяю вас, вы бы все попались на удочку такого актера!