Лексические излишества

Только что было употреблено словосочетание "реальная действительность". Можно ли в нем считать лишним слово "реальная"? Нет, потому что эта действительность противопоставлена действительности виртуальной, -мы знаем, что таковая существует. Но в контексте, не требующем такого уточнения (напр.: "Но в реальной действительности княжна Тараканова не была дочерью Елизаветы"), мы имеем дело с излишеством-плеоназмом. В данном случае он относится скорее к культуре речи, нежели к стилистике. Типичные плеоназмы в речи малокультурных людей: "в анфас", "внутренний интерьер", "для проформы", "ходить пешком" и т.п. Впрочем, бывают - воспользуемся определением Ш. Балли - обязательные плеоназмы, при сокращении которых положение только ухудшается. Напр., Ю. Семенов был склонен к весьма глубокомысленным рассуждениям по малозначительным поводам. Так, в романе "Противостояние", действие которого происходит в конце 70-х гг., полковник Костенко обрушивается на бездарную рекламу, в частности: ""Летайте самолетами" - А чем еще летать?" Понятно, что имел в виду Костенко: реклама превращается в формальность, поскольку Аэрофлот не имеет конкурентов. Но если мы уберем слово "самолеты", едва ли реклама "Летайте!" окажется умнее.

Иногда плеоназмы используются в юмористической литературе, где они часто приобретают оттенок оксюморонности - напр., "образованный профессор", "певица с голосом", "компетентный специалист". Если певец без голоса становится нормой для эстрады, то певец с голосом выглядит явлением из ряда вон выходящим (кстати, в этом обороте тоже содержится плеоназм: он усиливает семантику исключительности). Итак, в данной ситуации оборот "певец с голосом" формально плеонастичен, а фактически оксюморонен.

В художественном тексте плеоназмы обычно теряют смысл излишества, у них развиваются окказиональные эстетические значения, возникают конструктивно необходимые для данного текста функции:

Черный вечер.

Белый снег.

Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек.

Ветер, ветер

На всем божьем свете!

А. А. Блок. Двенадцать

Словосочетание "белый снег" - хоть и довольно устойчивый, но плеоназм. "Черный вечер" - в общем, тоже, хотя и с оговорками. Но резкий контраст, лобовое противопоставление добра и зла - первый "аккорд" текста, задающий тон всей поэме, так что определения "черный" и "белый" художественно необходимы. Их структурно оправдывают, в частности, антонимические отношения, возникающие между ними, Отметим, что весь этот маленький текст перенасыщен избыточностью. Напр., выражение "на ногах не стоит" - тоже плеоназм, поскольку формально человек может стоять или не стоять не только ни ногах, однако трудно вообразить, чтобы в такой ситуации кто-то попытался устоять на голове. Это явный плеоназм. Можно сказать, что парадоксальным образом данное устойчивое выражение усиливает тему неустойчивости - именно своей избыточностью. Наконец, и "божий свет" - тоже фразеологический плеоназм, и в данном тексте слово "божий" также не лишнее. Бог должен незримо присутствовать в ткани этой поэтической мистерии. Кроме того, лексическая избыточность подчеркивается четырехкратным повторением слова "ветер". При своей скромной, лапидарной форме, этот стих должен создавать впечатление изобильности, какого-то беспокойного брожения в его недрах.

Избыточность, которая строится на повторении одних и тех же слов или корней, называется тавтологией. К ней не следует относить просто повторы, как, напр.:

Лицо ее, с того времени, как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг, когда зажигается свет внутри расписного и резного фонаря, с неожиданною поражающею красотою выступает на стенках та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною; так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу.

Л.Н. Толстой. Война и мир

Здесь многочисленными повторами создается и укрепляется воистину светлый образ, в котором воплощается душа героини.

Тавтологичны те повторы, которые стилизованно живописуют, напр., убожество мещанской речи:

(...) и едет, между прочим, в этом вагоне среди других такая вообще бабешечка. Такая молодая женщина с ребенком.

У нее ребенок на руках. Вот она с ним и едет.

Она едет с ним в Новороссийск. У нее муж, что ли, там служит на заводе.

Вот она к нему и едет (...)

И вот едет эта малолетка со своей мамашей в Новороссийск. Они едут, конечно, в Новороссийск

М.М. Зощенко. Происшествие

в частности, язык малограмотных и наивных людей:

А в одном письме своем объяснительном н к лицу очень важному и влиятельному - директору подпись подписал, и не просто Петр Маракулин, а вор Петр Маракулин и экспроприатор.

"Вор Петр Маракулин и экспроприатор"

(А.М. Ремизов. Крестовые сестры).

Имитация психологии "маленького человека", возмущенного неслыханным поведением Маракулина, достигается повторами, подчеркнутым тавтологическим словосочетанием, плеоназмами ("важному и влиятельному", "вор и экспроприатор") и усиливается инверсиями.

Тавтология обладает и психологической изобразительностью - напр.:

Он (Шамшин - А. Ф.) отшатнулся к Рембрандту. Его глазами он написал эту вещь, думая, что берет только традицию (...) ... и здесь завяз. Это не годилось для современного сюжета. Он хотел быть современным. А современность не давалась

Н.Н. Никитин. Потерянный Рембрандт

Ключевое слово в этом микротексте - "завяз": тавтология как бы материализует его, показывает" как человек увязает в стремлении к современности (а не в ней самой). Мысли о ней - причина "увязания" Обратим внимание и на динамику слов, связанных с современностью: автор движется от прилагательных к существительному - к абстрактному качеству, к сути.

Тавтология может быть основным приемом, конструктивным принципом текста:

Итак, начнем, благословясь...

Лет сто тому назад

В своем дворце неряха князь

Развел везде такую грязь,

Что был и сам не рад.

И как-то, очень рассердясь,

Призвал он маляра.

"А не пора ли,- молвил князь,

Закрасить краской эту грязь?"

Маляр сказал: "Пора,

Давно пора, вельможный князь,

Давным-давно пора".

И стала грязно-белой грязь,

И стала грязно-синей грязь,

И стала грязно-желтой грязь

Под кистью маляра.

А потому, что грязь есть грязь,

В какой ты цвет ее ни крась.

А.Н. Галич. Кадиш

В этом тексте встречаются: типичная тавтология (закрасить краской), игровая тавтология (И стала грязно-белой грязь и далее, эти три строки складываются в симплоку), синтаксическая тавтология (грязь есть грязь), редупликация (давным-давно), тавтологический климакс (пора -давно пора давным-давно пора) и даже косвенная - каламбурная тавтология (созвучие слов грязь и краска - первое просвечивает сквозь второе, в полном соответствии с сюжетом стихотворения; фонетическое сближение достигает максимальной отчетливости в конце стихотворения, где раскрывается его основная мысль). Через тавтологию раскрывается иллюзорность перемен (реформ), которые не касаются существа проблемы, которую необходимо решать радикально.

Замена слова словосочетанием называется перифразом. Такие сочетания бывают эмблемами - клишированными ("российская Минерва" -Екатерина II, "северная Пальмира" - Санкт-Петербург) или сравнительно оригинальными (напр., "Соломон Севера", как Вольтер называл Фридриха "Великого").

Перифразы бывают эвфемистическими, нередко при этом каламбурными: "уехать в Могилевскую губернию" - умереть, а вернее - покончить с собой (см. "Дети солнца" А.М. Горького), "начитаться Бодуэна де Куртенэ" ("филологическое" наименование похмельного синдрома, т.е. "бодуна").

Перифразы типичны для "канцелярита" и даже для "нормального" официльно-делового стиля - напр., "уголовно-наказуемое деяние", "смертельный исход" и т. п. Перенесенные в художественную литературу, они обычно производят комический эффект. Напр., в романе В. Липатова "И это все о нем" следователь говорит свидетельнице: "Только не пишите: "Я его ударила". Пишите: "Я ему нанесла оскорбление действием". Эффект заключается в том, что вопиюще вульгарной ситуации придается неподобающая "серьезность".