и тонкая кисть готова...

Еще не названо имя.

Еще не сказано слово.

5.

Метались ночные птицы

над профилем спящего города.

Под звездными сводами памяти я имя искала тебе.

Имен беззвучные стаи носились в страстной погоне за обликом и за плотью.

Ах, не забывай, постой - ведь каждое было птицей, когда-то клевавшей с ладони, и каждая черная птица когда-то была золотой!

Но вот безликие стаи уже беззвучными стали, и взгляды не провожали навеки чужих имен.

Я все им навек прощала, и мне они все прощали, и над бескрайним простором простер крыла небосвод.

В просторном и светлом храме освобожденной памяти я имя творила тебе...

6.

Имя твое серебряное крошечными молоточками однажды гномы сковали...

И, отправляясь в путь, имя твое серебряное на тонкой прочной цепочке повесила я на грудь.

И стало оно талисманом,

и все по далекому звону

в толпе узнавали меня,

и спрашивали незнакомые:

скажите, чье она имя

так гордо несет, звеня?

Бывало, на звон надежная протягивалась ладонь, хоть чаще имя притягивало молнийный резкий огонь.

Но крепла дерзкая гордость отчаянным талисманом!

Имя твое серебряное звенит на моей груди - и отзываются травы, и отзываются птицы, и день, что уже свершился, и тот, что еще впереди.

Имя твое сиреневое

в мае правит вселенной. Припасть к его аромату - живую душу вдохнуть...

Имя твое сиреневое

я с самой высокой ветки сорвала и приколола на грудь.

Иду по жаркому лету,

иду по осенним лужам,

иду по мерзлому снегу

сквозь ледяные ветра,

как в облаке аромата!

И знаю - я в мире главная хранительница сирени, хранительница серебра.

Имя твое серебряное, имя твое сиреневое несу на груди.

Услышал?

Узнал?

Подойди...

* * *

Сонет о первой любви

Забытый мой, разыскивать не надо те губы, что в смятенье и печали о поцелуе даже не мечтали, то сердце, что просило только взгляда.

С трудом из зачарованного сада своей любви я вырвалась. Встречали меня шальные брызги на причале, оседланные кони у ограды.

Я с милым другом сквозь ветра летела и уплывала в лунное молчанье, в полночный аромат высоких трав.

Я получила все, чего хотела.

Что ты предложишь? Лишь воспоминанье? Оно мне ни к чему.

Себе оставь.

МОНОЛОГ ОДНОГО ПРИЯТЕЛЯ

Однажды сдуру я вообразил,

что для меня всегда существовали

не крокодил, а слово "крокодил",

и не печаль, а слово о печали.

Я поселился в мире пестрых слов, как в мире пылесосов и кроватей. Они теперь - свидетели объятий и реквизит моих кошмарных снов.

Но Божий дар вступил в свои права. Я словно провалился в сон зловещий, где все мои любезные слова преобразились в действия и вещи!

И мелкого помола - слово "соль",

и звуки слова "жить" - биенье пульса,

и звуки слова "бить" - живая боль,

и в звуках слова "пить" я захлебнулся...

Они нахальны, въедливы и злы, они, нацелясь, не промчатся мимо, у них такие острые углы и запахи! Они невыносимы!

Я понял, что попал в какой-то бред. Я к черту Божий дар послал, понятно. Не получился из меня поэт... Слова вернулись в словари обратно.

Пейзаж с ветром

Ветер в порыве отчаяния пейзаж истрепал осенний. Ветер в порыве раскаяния ткнулся мне лбом в колени и запричитал, всхлипывая, - только и поняла, что аллеи какие-то липовые, что какие-то зеркала...

В его прохладную гриву скользнула моя рука. какая же я счастливая могу пожалеть чудака, которому не под силу создать картину и стих. Его мастерские сиры. Его палитры пусты.

А мимо летели и пели,

то с дерева, то с куста, несбывшиеся акварели, расплавленные цвета! Растаяли в сизом дыме. Потом остыла зола.

И ветер рыдал над ними. А я уже не могла.

Пейзаж с рекой

... а реки минувшую осень

так медленно в море уносят...

Прозрачные скорбные лики мерещатся в темной воде - прощаются клены и липы с мерцанием звезд и сердец. Не царствовать осени вечно! На поиски новой любви, мое золотое сердечко, к далекому морю плыви.

Но время иначе течет

для тех, кто в погоне, - и вот, пока я стою на откосе, моя беспокойная осень настырным и рыжим дурманом гуляет по всем океанам!

И чаек чарует и сводит с ума мореходов она, а новой любви не находит на старую обречена. Живя ее строгим законом, о новой мечтая все реже, стоим с догорающим кленом вдвоем на пустом побережье.

А реки минувшую осень бесстрастно и властно уносят.

* * *

Без готических порталов и классических кинжалов, без кошмарных ритуалов, от которых стынет кровь, исторических скандалов, актуальных ныне вновь, без трагических финалов, замурованных подвалов и наивных идеалов нет романов про любовь!

Мы опять обручены, мы опять обречены, по окраинам вселенной нас разносят скакуны. Словно птица без гнезда, в небе мается звезда. По окраинам вселенной нас разносят поезда...

* * *

Никаких утешений - лишь дождливый январь. Никаких украшений - лишь любимый янтарь. Ни печали, ни боли над бесснежной зимой. После сыгранной роли - возвращенье домой.

* * *

По этим улицам туманным,

по дальним рощам и полянам,

по тоненьким меридианам

я уходила от тебя.

По чьим-то скомканным постелям, по расстелившимся метелям, по крутобоким параллелям я уходила от тебя.

Иные меркли расставанья.

И вырастали расстоянья.

И умирали ожиданья,

Я уходила от тебя.

Я - далеко. За бывшим адом.

Неразличим твой голос рядом.

Недостижим мой профиль взглядом.

Ушла. Вот так-то... От тебя.

* * *

Во имя тех пронзительных минут, что счастьем испытавшие зовут, и нашей нежности неутолимой, и нашей верности необъяснимой, что для души то светоч, то беда, - не возвращайся больше никогда.

* * *

Воздай, о Господи, зверю, тоскующему в окне, по той неизменной вере, какую питает ко мне. Единственным занят делом - быть рядом! - мой брат меньшой, доверившийся всем телом, прижавшийся всей душой. Весь путь его до порога, весь свет для него - окно, бескрайней идеи Бога постичь ему не дано - у зверя малая меря... Но молча, день изо дня, он верит, и эта вера спасет его и меня.

* * *

И острая боль пройдет,

и нежная грусть растает...