— Ну? — в один голос спросили Ванька с Фантиком, когда мы прошли в нашу с Ванькой комнату.

— Значит, так, дорогие Ватсоны, — торжественно сказал я. — Это проблема на две трубки… То есть приблизительно на полчаса. Я прошу полчаса меня не дергать, а потом приглашу вас и во всех красочных подробностях поведаю невероятную историю, которой мы оказались свидетелями. Мне надо додумать буквально несколько деталей…

Я вытянулся на кровати и стал думать.

«Итак, кто-то прячется в бухточке и находит лодку Птицына…

Он кладет в эту лодку видеокамеру и плывет вокруг острова к берегу, к гаражам…

Ну и что? Ведь мы и так это предполагали.

Нет, был в этом какой-то момент, который ослепил меня словно молния, едва я его представил. Когда воочию представил на секунду все движения и действия человека, заплывшего в эту бухточку, чтобы спрятаться… И сразу забыл увиденное.

Во-первых, для чего этот таинственный некто заплыл? От кого он прятался?

Он заплыл с видеокамерой, так? Наверное, так. То есть он заплыл, чтобы вынуть пленку из видеокамеры… И наверно, исхитриться потом подбросить видеокамеру на место… Он ведь не ожидал подарка в виде лодки Птицына.

Итак, он заплывает туда и еще для верности решает спрятаться под ветки ив…

Нет, не получается. Все происходило в самый ранний рассветный час, когда и на открытой воде свет еще неяркий, а под ветвями в это время вообще должен был царить полный мрак… Ему не имело смысла заплывать под ивы — ведь он должен был хорошо видеть камеру, все кнопочки и затворы, чтобы открыть ее, достать пленку, а потом опять закрыть. И в бухточке, практически закрытой от посторонних глаз, он и так был в полной безопасности.

Значит, лодка Птицына выдала себя чем-то другим… Чем?»

Я еще раз представил действия, которые должен был совершить этот человек, и все понял! От восторга я присел на кровати. Теперь я готов был позвать Ваньку и Фантика и рассказать им, что произошло. И тут мама нас окликнула:

— Ребята! К вам гость!

Гостем оказался Петька Птицын.

— Есть новости! — сообщил он. — За Истокиным действительно следят. Я видел. Не знаю, замечает ли он слежку или нет. Кстати, сегодня у него ночное дежурство. Я слышал, как он разговаривал со знакомым. Тот спросил: «Ну как?» А Истокин ответил: «Ничего. Проплывем, как обычно».

— Ты слышал? — переспросил я. — Надеюсь, ты не крутился слишком близко? Если тебя взяли на заметку…

— Смеешься, что ли? — обиделся Петька. — Я держался позади этих, следящих. А слышал все, потому что они сами подошли очень близко, это на рынке было, в хозяйственных рядах, и они вроде как соседний прилавок рассматривали. Вот я и подлез на секунду рядом с ними, как будто меня тоже напильники интересуют, а потом опять отстал.

— Выходит, Истокин что-то покупал? — спросил Ванька.

— Ага, фонарик. Этот продавец, которой оказался его знакомым, спросил: «Что, из-за бакенов?» Истокин ответил: «Из-за бакенов. Теперь надо держать ухо востро…» А больше я ничего не слышал.

— Еще бы им не держать ухо востро! — хмыкнул Ванька. — Теперь всю водную охрану вздрючат, если еще что-нибудь пропадет.

— С этим ясно, — сказала Фантик. — Но, у нас тоже есть свежие новости. Кажется, наш Шерлок Холмс сделал потрясающие открытия. — Она посмотрела на меня: — Ты готов поделиться ими?

— Готов, — сказал я. — Только сядьте и держитесь за стулья!

— Ну-ну… — проворчал Петька, садясь.

— Уже сижу и держусь! — живо сообщил Ванька, вцепляясь в сиденье стула.

Фантик ничего не сказала, но тоже присела.

— Итак, — начал я, — должен вам сообщить, что мы подходили к делу не с того конца. Мы не искали общее связующее звено. А это звено постоянно было у нас перед глазами. Смотритель маяка! — Я обвел взглядом моих притихших слушателей. — Сложите все, вплоть до мелочей. То, что у смотрителя маяка появились деньги и он позволил себе купить дорогие шоколадные конфеты и что-то еще. Прибавка к пенсии? Вряд ли. Думаю, если узнать в сберкассе, то выяснится, что никаких прибавок не выдавали. То, что лису все время тянуло к его лодке, смотритель объяснил тем, что от лодки пахнет рыбой. Но если предположить, что на этой лодке лиса попала на остров и надеялась, что эта штуковина и домой ее вернет, то…

— Погоди! — подскочил Ванька. — Ты хочешь сказать?..

— Да, — кивнул я. — Окончательно меня надоумило замечание, что если даже мы поверили в правдивость баек Виссариона Севериновича, то посторонние люди, вроде этих яхтсменов, поверили бы тем более! А может, меня озарило, когда я как следует послушал, как смотритель слагает свои истории, — так здорово, вдохновенно, что заслушаешься и не поверить невозможно! В общем, вот что произошло. Яхта делает остановку у маяка. Путешественники знакомятся с Виссарионом Севериновичем, он раскручивает их, и сознаются: они — группа программы «Силуэт», которая путешествует инкогнито и ищет новые сюжеты. Сейчас больше всего их интересует сюжет о браконьерах. Возможно, смотритель прикидывает сначала, не познакомить ли их с Птицыным, но твердо знает, что Птицын откажется от съемок; кроме того, и самое главное, стремление подхохмить и разыграть у него в крови. И он говорит: «Вам повезло, ребята! Я — главный браконьер в этих краях, и я расскажу вам все, что вам надо!» Они требуют доказательств, а он заявляет, что ночью привезет из заповедника двух лис-крестовок, и, в свою очередь, требует аванс.

Имея деньги в кармане, он отправляется на берег и договаривается с Птицыным о добыче двух лис. Забрать лис приезжал Виссарион Северинович, и он же распивал с Птицыным самогон! И слова твоего отца, Петька, что, наверно, зря он связался с этим и что у него заранее было дурное предчувствие, относились к Виссариону Севериновичу! Твой отец знал, что Виссарион Северинович — хохмач известный, что лисы могут быть ему нужны для какой-то такой чудной шуточки и что потом все, замешанные в дело, последствий этой шутки не расхлебают! Но соблазнился большими деньгами… Хотя на душе у него было беспокойно, и он взял еще одну бутылку и до утра просидел во дворе. А Виссарион Северинович приплывает с лисами, с первым рассветом снимается для «Силуэта», получает еще какие-то деньги и отпускает лис на свободу. И все было бы шито-крыто; через некоторое время вышла бы программа, в которой силуэтом был бы Виссарион Северинович, и все местные узнали бы его и покатывались со смеху, слушая немыслимое повествование о жизни браконьеров, но тут как раз история с бакенами, с кражей видеокамеры, с таинственной историей лодки твоего отца и со всем остальным… Теперь твой отец сидит в КПЗ, и у него голова идет кругом: от него требуют признания в связи с телевизионщиками, а он ни с какими телевизионщиками дела не имел, он имел дело с Виссарионом Севериновичем! И вот он обращается к моему отцу — единственному человеку, которому может довериться в этой ситуации, — чтобы посоветоваться, что все это значит и можно ли в данных обстоятельствах выдать смотрителя маяка. Точно так же и яхтсмены наседают на смотрителя: мол, почему от нас требуют признания, что мы снимали какого-то Птицына, мы ведь тебя снимали, и как нам теперь быть… Думаю, смотритель наплел очередных небылиц и отбоярился от них на какое-то время. Но гроза вот-вот грянет. Наш отец посоветует, конечно, твоему отцу, Петька, рассказать все, как было. Да и без этого смотрителя маяка быстро разоблачат. Ему ничего особенное не грозит… Но смотрителю будет безумно обидно, что задуманный розыгрыш провалился. Да еще и кассета пропала, где он запечатлен во всей «браконьерской» красе. Ну, как вам?

— Классно! — сказал Петька, ставший чуть менее хмурым, чем обычно. — Я уверен, что так все и было, один к одному. Я ведь говорил вам, что отец никогда в жизни не согласился бы на телесъемку, хоть золотом его осыпь!

— Но кто же спер кассету? — спросила Фантик.

— Может, сам Виссаверин? — предположил Ванька. — Испугался собственного розыгрыша и решил все остановить…

— Нет, — ответил я. — У него бы и времени не было. А потом, для силуэтчиков он уже был не посторонним, поэтому мог улучить минуту, чтобы извлечь кассету прямо на яхте и кинуть в воду, не уволакивая камеру… Я не знаю, кто это был, но представляю, что произошло.