— Ясно. Что еще, шеф?
— Немедленно по возвращении Красавки с пропуском бери его и выезжай с ним в Сосногорск, ко мне.
— Явка?
— Позади гаража спирто-водочного завода у трансформаторного киоска в семь вечера.
— Будет исполнено.
— Рация получена?
— Да. И деньги.
— Связь с центром?
— Установлена. На ходу поезда.
— О Михайле сообщено?
— В первой же передаче.
— Я доволен тобой, Аро!
— Благодарю, шеф. Можно идти?
Аро пошел своей дорогой. Капот с грохотом опустился. Мотор заработал. Грузовик захрустел шинами по снегу, покатился мимо пакгаузов.
Пройдя несколько кварталов, Аро вышел к железнодорожному вокзалу. Скромному сцепщику предстояло вскоре приступать к работе.
А поздно вечером в маленьком уединенном домишке Аро наблюдал за сборами крымской приятельницы Павлищева, срочно выезжавшей в Сосногорск к своему дружку.
Еще учась в десятом классе, Маруся Жохова пошла по стопам матери, опытной московской спекулянтки. Выполняя ее поручения, девочка торговала по воскресеньям на Коптевском рынке из-под полы отрезами дефицитного габардина, тюлем, лакированными туфлями.
В восемнадцать лет, окончив школу, к этой профессии она добавила еще одну, не менее прибыльную. Вызывающе разодетая, ярко накрашенная, Маруся каждый вечер отправлялась фланировать к гостинице «Метрополь». Здесь, разгуливая по Театральному проезду и площади Свердлова, она толкалась в очереди к билетной кассе, у входа в ресторан. Смазливая молодая девушка недолго оставалась в одиночестве. Вечер завершался попойкой в ресторане и поездкой в такси вдвоем со случайным спутником.
Спустя год Мария Жохова усовершенствовала свою практику. Заведя знакомства среди служащих гостиниц «Москва» и «Украина», она начала звонить в номера, занятые одинокими приезжими мужчинами. Чаще ее стыдили по телефону. Но иногда собеседник на другом конце провода охотно поддерживал игривый разговор, пересыпанный двусмысленностями, и заканчивал его приглашением подняться к нему в номер «на чашку чая».
Одна из таких встреч завершилась необычно. «Клиент», тощий, но жилистый мужчина, с неприятным запахом изо рта, говоривший по-русски с едва уловимым иностранным акцентом, уплатил Жоховой вдвое больше того, что она запросила, но не отпустил ее от себя, а повел в ресторан. Там к их столику подсели еще двое молодых мужчин в беретах, замшевых куртках с бесчисленными «молниями». Завязался разговор, оживленный, но тихий, на каком-то гортанном твердом языке. Жохова не понимала ни слова и, скучая, тянула через соломинку коктейль, догадываясь все же по косым быстрым взглядам, что речь идет и о ней.
Из ресторана новый знакомый отвез Жохову домой и велел утром снова явиться к нему в номер. «Понравилась», — сделала вывод обрадованная девица.
Сверх ожиданий, утром иностранец не стал укладывать Жохову в постель, вызвал такси и отправился с нею в Серебряный бор.
— Хочешь зажить широко, по-настоящему, купаться в деньгах? — без обиняков спросил щедрый иностранец. — Тогда делай все, что я тебе скажу.
На пляже Жохова получила приказание завязать знакомство с морским офицером, в одиночестве загоравшим на песке, увлечь его подальше от одежды.
Через два дня задание усложнилось. Жоховой пришлось самой выкрасть документы у военнослужащего, который пустился с нею в любезности на Химкинском пляже.
А еще через месяц Жоховой было прямо объявлено, что она все это время исправно снабжала документами военнослужащих иностранную разведку, оказывала ей ценные услуги и занесена в списки сотрудниц.
Новость не произвела удручающего впечатления на Жохову. Яблочко уже созрело вполне. После короткого колебания Мария Жохова, Марианна, как она переименовала себя, считая, что так будет шикарней, дала подписку работать на американскую разведку.
Летом Жохова получила приказ переехать из Москвы в Обручев, купить там домик. Жаль было оставлять столицу, но Марианна хорошо понимала, что об ослушании не может быть и речи.
Вскоре последовал новый приказ — поехать на месяц в Ялту и там сблизиться с отдыхающим в санатории «Энергия» конструктором Павлищевым. Марианна поняла, что надвигаются большие события.
Теперь, не стесняясь Аро, Марианна меняла белье и слушала наставления своего квартиранта и руководителя:
— Поможешь Павлищеву добраться домой. Утром позвонишь ему, посоветуешь взять бюллетень. Главное — напоить до беспамятства, чтобы не помнил, где потерял, что говорил, с кем. На вот порошок, подсыплешь ему незаметно.
— Это яд? — попятилась Марианна.
— Дура! Он нам живой нужен.
Беспокойная душа
С высоты Яковлев разглядел сквозь слабую утреннюю дымку длинную взлетную полосу аэродрома, ряды серебристых самолетов. Медлительные, словно гусеницы, бензозаправщики тяжело волокли свои длинные тела. В сторонке отдельно стояли белоснежные стреловидные ТУ-104.
К дверцам ИЛ-14 подкатили сходни, и Яковлев первым сбежал вниз. Быстро вышел к стоянке такси, рванул дверцу машины.
— В город!
Рослый полковник с открытым симпатичным лицом, начальник областного управления милиции, куда прямо из аэропорта приехал Яковлев, встретил его радушно. Яковлеву отвели отдельный кабинет, поставили раскладною кровать, и майор с головой погрузился в изучение доставленных ему за последние полтора месяца дел.
Трое суток, едва урывая несколько часов для сна, Яковлев вчитывался, анализировал, звонил, уточняя подробности.
Два убийства, шесть ограблений, одиннадцать краж денег вместе с документами. И ни одной окончательной пропажи паспорта, профсоюзного, военного билетов, удостоверения личности.
Не довольствуясь протоколами дознаний, показаниями свидетелей, Яковлев сам побывал у родственников всех погибших и ограбленных, чтобы удостовериться, не пропал ли хоть какой-нибудь документ. Напрасно!
Правда, в трех случаях документы остались неразысканными. Но в одном случае это был паспорт женщины, в другом — глубокого старика, в третьем — инвалида Отечественной войны с лицом, обезображенным пожаром в танке. Никто, хоть отдаленно, не напоминал внешним обликом Аро или Николая Ивановича.
Однако майор не сдавался.
Из управления милиции Яковлев перенес свой розыск в городские отделения. Упорно, методично он листал журналы, расспрашивал дежурных. Наконец ему попала в руки любопытная запись. Шофер таксомоторного парка Иван Загоруйко сообщал пятому отделению милиции о своих подозрениях.
Ночью с его такси, не доезжая Ольгино, сошли в селе Шуй двое. Один пьяный, другой трезвый, за всю дорогу не проронивший ни слова. Из бессвязной болтовни пьяного шофер сделал вывод, что он только нынешним вечером познакомился в ресторане со своим молчаливым попутчиком. Нет ли тут какого умысла? Чего проще: напоить человека да и ограбить ночью на пустынной дороге. Чудно и то, что рядились ехать до Ольгино, а слезли на полпути, в селе Шуй.
— Расследование по этому делу произвели? — спросил Яковлев начальника отделения милиции.
— Помилуйте, товарищ майор, какое же тут расследование? Мало ли кому что чудится! Заявления об ограблении не поступало. Наверняка ехали два приятеля, надумали сойти, где им заблагорассудилось, а шоферу бог знает что померещилось. Он ведь на этом не успокоился, еще раз к нам приходил, доказывал. Тоже мне — Шерлок Холмс из автобазы! — презрительно закончил начальник отделения, ища в глазах Яковлева одобрения.
— А как выглядел тот, второй, который сопровождай пьяного. В записи об этом ничего нет.
— Не могу знать, товарищ майор. Дело было в ноябре. Может, шофер и толковал что, да я запамятовал. Вызвать его?
— Не надо.
Вскоре Яковлев уже шел по двору таксомоторного парка. От диспетчера он узнал, что «победа» шофер., Загоруйко стоит на профилактике, в рейс не вышла.
Загоруйко понравился майору сразу. Маленький, немного потешный в своей куцей замасленной телогрейке, но проворный в движениях, с умным взглядом зеленых глаз, шофер с полуслова понял, чего от него хотят.