— Надо проверить на местах силами наших работников, какие запросы пришли с предприятий, что на них отвечено, насколько тщательно и кем выполнена проверка. Попрошу присутствующих здесь офицеров через час быть готовыми к вылету.

— Разрешите, товарищ генерал? — поднялся Яковлев. — Нам будет дана московская фотография?

— Конечно. Фотолаборатория уже закончила ее размножение. Полковник Лазарев сообщит кому куда стоит лететь. До наиболее удаленных пунктов, не имеющих аэродромов, будете добираться вертолетами. Время не ждет. Донесения с мест — по радио, шифром. Все свободны!

Вызов к начальнику научно-исследовательского института и ракетодрома генерал-лейтенанту Смолянинову ненадолго оторвал от текущих дел начальника отдела кадров Петухова. Вернувшись к себе в кабинет, он постоял в раздумье перед сейфами, где в образцовом порядке хранились личные дела сотрудников, потом присел к столу и вытащил журнал приема на работу.

Полистав его, Петухов отметил красными «птичками» три фамилии, еще раз перечитал расшифрованный запрос, лежавший перед ним:

С минуту Петухов пристально всматривался в отмеченные фамилии.

Ему не понадобилось копаться в сейфах, перебирать дела. Разве только в аптеках можно было еще встретить подобный скрупулезный порядок. «Сейф номер три. Дела девятнадцатое, тридцать первое и сто одиннадцатое». Через минуту все три лежали на столе.

«Плотник Михеев из Чечуйска. Сварщик Рютин из Бодайбо. Шофер Горюнов из совхоза „Красный оленевод“ под Жиганском. И ни один не допущен во внутреннюю зону стартовой площадки и института. Начнем с Горюнова».

Из папки на Петухова открыто взглянул добродушный, чуть скуластый мужчина. Фото не очень ясное, мелковатое, но видно хорошо. Заявление о приеме на работу. Анкета. Автобиография. Метрика. Выдана сельсоветом Оськино Катангского района Иркутской области. А вот подшито и заключение спецэкспертизы, что все документы подлинные, без следов подчистки, помарок, без замены печатей, фотографий. На ракетодром Горюнов поступил с местного спирто-водочного завода. Где работал раньше? В оленеводческом совхозе, в Якутии. Шофер второго класса.

Так же обстоятельно, не торопясь, Петухов изучил документы в личных делах Михеева и Рютина. Порядок! Никаких упущений, отступлений от инструкции. Можно составлять ответную шифровку.

Все же, верный себе, педантичный до предела, Алексей Петрович сунул фотографии в папку и вызвал машину. Побывал на строительной площадке, где лихо орудовал топором сибирский плотник Прохор Михеев, полюбовался виртуозной работой бодайбинца Федора Рютина, сваривавшего на высоте металлические конструкции нового ангара. Затем отправился в гараж. Диспетчер указал Горюнова. Петухов подошел к шоферу, вытащил из кармана бутылку, с грубоватым добродушием сказал:

— Плесни-ка, парень, бензинчику. Хозяйка клопов травит.

— Это можно, — с готовностью отозвался шофер. — Я как раз первым сортом заправился, без этила. Разрешите вашу бутылочку.

«Похож», — подумал Петухов.

От начальника гаража узнал, куда посылают Горюнова, не замечен ли в езде «налево». Вечером Петухов составил шифровку, с приятным сознанием добросовестно исполненного служебного долга отнес ее на подпись к генерал-лейтенанту.

— Значит, все в порядке? — переспросил Смолянинов, ставя заковыристую подпись.

— Как и следовало ожидать, товарищ генерал-лейтенант!

Почти год Владимир Прозоров работал помощником машиниста, но все еще не мог свыкнуться с тем, что это он стоит на левом крыле красавца «СО», следит за водой, паром, арматурой, ухаживает за машиной.

Весной его наставник машинист Семен Николаевич Долгих собирался уходить на пенсию, и Прозоров готовился принимать паровоз. Государственный экзамен он уже выдержал, заветный документ лежал в левом верхнем кармашке кителя.

Чтобы ускорить стажировку помощника, Семен Николаевич все чаще, при каждом удобном случае, уступал ему правое крыло. Сегодняшний рейс Прозоров также провел почти целиком за рычагами управления. Денек выдался безморозный, тихий. Паровоз хорошо держал пар, легко тянул состав. Высунувшись из окошка, чувствуя, как студеный ветерок приятно пощипывает лицо, Прозоров напевал вполголоса «Едут новоселы».

Приятно было ощущать себя молодым. Радовало приближение самостоятельной ответственной работы. Даже подсознательная постоянная горечь от неразделенной любви к Лиде Стрельченко растворилась сегодня в общем светлом настроении.

Колеса паровоза мерно стучали на стыках рельсов, мощное трубное дыхание паровой машины спугивало птиц с заснеженных сосен, и в такт ему Владимир выводил созвучные пейзажу слова песни:

Все в том же отличном состоянии духа Прозоров вернулся из рейса, сдал смену, попрощался с Семеном Николаевичем.

— Вечером куда? К ней? — с хитрецой подмигнул старый машинист.

— К ней, Семен Николаевич, — признался Владимир, заливаясь румянцем.

Кареглазое, круглое, чисто русское лицо помощника показалось Долгих необыкновенно привлекательным. «Такого парня от себя оттолкнула девка!» — подивился про себя машинист. А вслух сказал:

— Ты там только полегче. Не мути ей душу. Не гоже разбивать семью.

— Что вы! — вконец смутился Владимир.

Свернув с рельсового пути, Прозоров поднялся в гору к своему общежитию. На половине подъема его обогнал рычащий грузовик. По заднему номеру, освещенному фонариком, Прозоров узнал машину Горюнова. Останавливать ее было поздно. Пришлось продолжать путь пешком. Но машина ушла недалеко. Хлопнула дверца, шофер выскочил и скрылся в подъезде ближнего дома.

Поравнявшись с грузовиком, Владимир вспомнил маленький секрет, которым с ним недавно поделилась Лида: «Саша английский язык зубрит. Не расстается с учебником, так и возит под сиденьем. До того заучился, что раз дома во сне по-английски заговорил. Умереть можно! Я так удивилась!»

Прозорову пришла в голову забавная мысль. Он открыл дверцу, приподнял сиденье. «Спрячу учебник. Вот Сашка взовьется! Скажет, украли, гады», Но под сиденьем лежали только запасная камера, домкрат и сумка с инструментом.

Озадаченный, Прозоров пошел дальше. «Чудно! Лида не обманет. Значит, Сашка соврал ей? Цену себе набивает?»

До конца подъема Владимира не оставляло смутное ощущение чего-то неприятного. Радостное настроение исчезло. «Оставил дома учебник, не иначе. Не забыть поглядеть на полке. А если и там нет, разоблачу его перед Лидой. Пусть не врет ей».

Вечером, пока Лида меняла пластинку на радиоле, Владимир подошел к этажерке с книгами. Учебника английского языка не оказалось и там.

— Ты чего же врешь, Александр! — повернулся Прозоров к Горюнову.

— Я вру? Кому?

— Да вот соврал Лиде, что английский учишь, учебник даже с собой возишь. Я хотел сегодня, смеху ради, стащить его да припрятать, а его в машине и нет!

Прозоров перехватил полный неожиданной злобы взгляд Горюнова, брошенный им на жену, и пожалел о своем вопросе: «Дернул меня черт за язык. Еще поругается с ней, чего доброго, из-за меня».

— Ты меня обманывал? — удивилась Лида.

— Что ты, Лидок, — засмеялся Горюнов. — Просто Володю опередили. Вчера кто-то спер учебник в гараже.

Прозоров сделал вид, что поверил объяснению, но на самом деле любопытство его было сильно возбуждено. Настолько, что он не поленился сходить в гараж спиртоводочного завода. Там выяснилось, что ни слесари, ни грузчики ни разу не видели Горюнова с учебником в руках на ремонте или при погрузке. Неприятное ощущение какой-то тайны усиливалось.