- Здесь мы отдохнем, - сказал он.

- Черта с два, - ответил я. - Для тех бедняг, может быть, все минуты решают.

- Человек должен отдыхать, - веско заметил он и уселся, положив обнаженные руки на колени. Сев, он оказался вровень со мной стоящим. Мне это пришлось не по душе, и я тоже сел.

Чтобы перевести дух, ему понадобилось еще минут десять. Вообще, как я заметил, Джонни Гром был человеком, который не любил заводиться. Он умел выбирать оптимальный темп. Видно придется мне попотеть, чтобы загнать его до смерти на его собственном поле.

Мы пересекли широкую долину и опять оказались на возвышенности. Было холодно. Деревья росли здесь более редко, да и в высоту они были значительно меньше. Мороз и ветер искривили тонкие стволы, и они походили скорее на скрюченные , вцепившиеся в утесы, руки. Во впадинах почвы кое-где лежал снег, а некоторые признаки в небе свидетельствовали о том, что он может выпасть еще, и весьма скоро. Сквозь скафандр я почти не чувствовал резких порывов ветра, свирепо бросавшегося с горных вершин, а ведь великан воспинимал холод и ветер обнаженными руками!

- Разве у тебя нет куртки? - спросил я на следующем привале. Мы расположились на продуваемом со всех сторон выступе скалы, а скорость ветра, по моим подсчетам, приближалась к сорокамильному галопу.

- Здесь у меня плащ, - он похлопал по мешку. - Я надену его позже.

- Ты сам шьешь себе одежду? - я смотрел на дубленую кожу, мехом внутрь, скрепленную крупными парусными стежками.

- Эти одеяния мне изготовила женщина, - ответил он. - Это было очень давно.

- Что верно, то верно, - отозвался я. Я попытался представить его с женщиной, представить его подругу, как она движется, как выглядит. Женщина десяти футов ростом...

- У тебя есть ее изображение?

- Нет, ее образ хранится в моем сердце. - Он произнес эти слова словно некую ритуальную фразу. Интересно, подумал я, каково это - быть последним представителем своего народа. Но вопрос я задал иначе:

- Но зачем тебе это нужно? Жить здесь в одиночестве?

Он уставился на ледяные скалы.

- Здесь мой дом, - наконец сказал он. Еще один машинальный ответ, за которым не таилось ни единой мысли. До него никогда бы не дошло, и даже в голову, наверное, никогда бы не пришло бы, как он мог бы заставить доиться слезами и наличными несколько миллиардов голодных до сенсаций обывателей. Самая настоящая невыдуманная мыльная опора. Конец пути. Тупик. Бедняжка Джонни Гром, такой отважный и такой одинокий.

- А теперь зачем это нужно... то, что ты делаешь? - вдруг спросил он, и я почувствовал, как внутренности мои словно сжала невидимая рука.

- Что ты имеешь ввиду? - выдавил я сквозь зубы, и рука моя незаметно сжала кратерный излучатель, мгновенно выскочивший из рукава.

- Ты ведь тоже живешь один, Карл Паттон. Ты правишь кораблями касмоса, значит, ты постоянно одинок и постоянно испытываешь трудности. Вот хотябы сейчас - ты готов жизнь отдать за своих товарищей.

- Никакие они мне не товарищи, - огрызнулся я. - Они - просто оплаченный груз, и только. Не доставишь - ничего не получишь. И я вовсе не собираюсь жертвовать жизнью. Я просто совершаю прогулку для моциона.

Некоторое время великан испытующе глядел на меня.

- Мало кто решился бы подняться на Куклэйн в это время года. Тем более, не имея на то веских причин.

- У меня-то причина достаточно веская. Целых сорок тысяч причин.

Он как-то легко улыбнулся.

- Ты многолик, Карл Паттон, как мне кажется. Но ты отнюдь не глуп.

- Давай-ка трогаться, - сказал я. - Прежде чем я получу свои законные, нам еще ходить и ходить.

* * *

Теперь Джонни Гром шел легким шагом, который он считал для меня подходящим. Собака, казалось, нервничала, она то и дело задирала нос к небу и принюхивалась, а затем снова уносилась вперед. Я тоже не отставал, старательно сопя и отдеваясь на подъемах и довольно естественно пытаясь отдышаться на привалах. Все это я делал очень осторожно, чтобы не показать, как мне на самом деле легко, и в то же время я не хотел наводить великана на мысль, что мне такой темп не под силу. Мало-помалу я стал прибавлять шагу, и скоро разогнались аж до четырех миль в час. Такой темп хорош для небольших прогулок при земном притяжении и по ровной дороге, но здесь выдержать такую скорость в течение даже недолгого времени, мог только настоящий атлет. Правда мне, с моими пьезоэлектрическими мускулами, принимавшими на себя основную долю нагрузок, даже большая скорость была нипочем.

Мы остановились перекусить. Здоровяк извлек из мешка хлеб, сыр и бурдюк с вином и отвалил мне порцию, которой вполне хватило бы на двоих. Я съел большую часть, а остальное, когда мой сотрапезник отвернулся, отправил в специальный карман для отходов, расположенный на плече скафандра, и как только Джонни расправился со своей порцией - ненамного большей, чем моя, - и я поднялся на ноги, давая понять, что того же жду и от него. Он даже не пошевелился.

- Теперь мы должны отдохнуть часок, - заявил он.

, - О кей, - отозвался я. - Только отдыхать тебе придется в одиночестве. Меня ждет дело. - Я зашагал прочь по пятнистому снегу, и отошел уже шагов на десять, когда мимо галопом промчалась гигантская шавка, развернулась и преградила мне дорогу. Я попытался обойти ее справа, но пес снова встал на моем пути. То же самое произошло и при левом повороте.

- Отдохни, Карл Паттон, - произнес сзади Голиаф. Он улегся на спину и заложил руки под голову, закрыв глаза. Что ж, ладно, если я не могу заставить его продолжать путь, я могу не давать ему заснуть. Я вернулся и сел рыдом с ним.

- Глухомань здесь, - сказал я. Он ничего не ответил.

- Такое впечатление, что здесь отродясь никто не бывал, - добавил я. - Даже мятой жестянки из-под пива не видно. - Это тоже не возымело успеха. - Чем, интересно, ты кормишься здесь? - спросил я. - Из чего делаешь сыр и хлеб?

Он открыл глаза.

- Из сердцевины дерева-друга. Ее размалывают в муку или делают массу и сквашивают.

- Неплохо, - заметил я. - Но уж вино-то наверняка привозное.

- Вино нам дают плоды того же самого дерева. - Он так произнес это "нам", словно дома его ждали жена, шестеро ребятишек и недочитанная книга.

- Сначала, наверное, было очень тяжело, - сказал я. - Если вся планета такова, то трудно даже представить себе, как твои предки ухитрились выжить.

- Они боролись, - ответил великан так, будто это объясняло все.

- Но ведь больше незачем бороться, - возразил я. - Ты можешь преспокойно покинуть эти скалы и беззаботно зажить под каким-нибудь не очень ярким солнцем.

Великал задумчиво смотрел в небо.

- У нас есть легенда о месте, где воздух мягок, и прямо из земли растут сочные фрукты. Я думаю, мне бы там не понравилось.

- Почему же? Тебе кажется, что это особый шик - выжить, преодолевая трудности?

Он повернул голову и взглянул на меня.

- А ведь на самом деле это ты испытываешь трудности, Карл Паттон. Я-то у себя дома, а ты страдаешь от холода и усталости в мире, чужом для тебя.

Я что-то проворчал себе под нос. Джонни Гром так выворачивал смысл, что мои собственные слова рикошетом попадали в меня же.

- Я слышал, здесь существует весьма кровожадная разновидность животных, сказал я. - Что-то я до сих пор ни одного не стречал...

- Скоро встретишь.

- Тебе интуиция подсказывает, или...

- Нас уже несколько часов преследует стая снежных скорпионов. Когда мы выйдем на открытое место, ты их увидишь.

- Откуда ты знаешь?

- Так говорит мне Вула.

Я взглянул на огромную псину, которая развалилась на земле, положив голову на лапы. Псина выглядела усталой.

- А откуда у вас взялись собаки?

- У нас всегда были собаки.

- Наверное, в первом корабле была пара, - предположил я. - Или, может быть, замороженные эмбрионы. Скорее всего, так оно и было. Переселенцы наверняка везли с собой зародышей разных животных.