ЭЛЛИОТ

Я не любил спешить. Если все было сделано правильно и по порядку, то и спешить не нужно. Даже со скукой можно было справиться без особых усилий, если дни протекали так, как и должны были.

 По вторникам перед работой у меня был сеанс терапии. Мне, как терапевту, тоже были необходимы эти сеансы для сохранения своего здравомыслия. В течение нескольких недель мне было нечего обсуждать, и меня поглощали мысли о пятидесяти минутах, проведенных в кабинете Ли в разговорах ни о чем. Предполагалось, что эти сеансы должны были помочь мне взглянуть на сеансы с моими собственными пациентами под другим углом, увидеть недостатки, но я чувствовал, что просто зря тратил свое время.

 Я открыл дверь своей машины. Бугенвиллии (прим. – фиолетовый вьющийся цветок, род вечнозеленых растений семейства Никтагиновые), нависавшей над подъездной дорожкой, нужна была подпорка. Зачастую я делал их сам, потому что понял, что это успокаивает, но когда устроился на работу в Вестонвуд, то забросил это дело. Садовникам было приказано не трогать ее, что они и сделали, поэтому каскад фиолетовых цветов спадал на лобовое стекло.

Я вернулся на работу в клинику семейной медицины в Комптоне на Алондра Авеню. И оставил должность военного священника, но свято место пусто не бывает. Они просили меня остаться, но я пошел в Вестонвуд. Ушел из анклава помогать проблемным богачам и вышел на неполный рабочий день на Алондра Авеню, попытавшись разобраться со своей жизнью. Нестабильность мне не нравилась ровно настолько, насколько и несогласованный график работы, но мне нужно было держать себя в тонусе.

Движение в Лос-Анжелесе было как всегда загруженным, но к нему было легко привыкнуть, учитывая сезон, время суток, погодные условия и людей, готовых изменить маршрут в любой момент. Если бы я повернул направо на Ла-Синега в 7:01 утра в обычный вторник, то успел бы вовремя. Свернув в 7:02, я опоздаю уже на десять минут. Мне до сих пор непонятно, куда пропадали восемь минут, но те злополучные шестьдесят секунд, казалось, увеличивали плотность транспортных артерий в арифметической прогрессии.

Но я повернул в 7:04 и подумал о том, что мне придется извиняться за опоздание на сеанс. За извинениями всегда следовало объяснение причин опоздания, а так же почему важна пунктуальность, и что я чувствую по этому поводу, именно так в детстве и начинались раскопки сокровищ, которых не существовало. Однако мной не был учтен тот факт, что в этом районе много школ, а сейчас были рождественские каникулы, поэтому на дорогах почти никого не было. Я остановился в переулке позади офиса Ли и сделал глубокий вдох. У меня получится добраться до Алондра Авеню вовремя, потому что дороги не загружены. Опоздание к Ли было простительно. Но вот опоздание к моим пациентам было под запретом. Это были люди, для которых я был единственной надеждой в жизни.

— Почему ты беспокоишься о них? – спросила Ли, сложив руки на своем круглом из-за беременности животике. Ей удалось забеременеть в сорок два года, поэтому зачастую я нахожу ее в состоянии блаженства, усталости, или смеси двух этих состояний.

— Потому что я человек. А беспокоиться — и значит быть человеком.

— Но это не твоя работа.

Мы бы стали обсуждать это в сотый раз. Моя работа заключалась в том, чтобы дать пациентам безопасное пространство для работы над своими проблемами. Если бы я заботился о них, то был бы эмоционально истощен к концу недели, месяца или года и был бы неспособен работать с остальными.

 Я не ответил ей. В этом не было никакого смысла. Возникло чувство обеспокоенности, я поймал себя на том, что потирал верхнюю губу своим средним пальцем. Мне было некуда девать энергию. В таком состоянии я находился с тех пор, как покинул Вестонвуд.

— Сегодня утром ты почти опоздал. Я видела, как ты паркуешься, — Ли указала на свое окно, выходившее на парковочные места. Она не ставила никаких галочек. Самый идеальный терапевт в мире, которого мой наставник порекомендовал из-за абсолютно спокойного, рационального поведения.

— Джана застала меня в душе, — сказал я, вспомнив очень приятный, но неуместный секс в душе. — Распорядок был нарушен, — она переехала полгода назад, после активного периода свиданий, и почти не внесла никаких изменений в дом, только стала самой красивой вещью, побывавшей на моей кухне.

— А, — сказала она. — Можно предположить, что все хорошо?

— Все как обычно. Она хочет, чтобы я был в безопасности. Думает, что каждый день за мной будут охотиться. Паникует. Беспокоится. Я ее успокаиваю. Это действует недолго, и так каждый раз...

— И она хочет, чтобы ты вернулся в Вестонвуд.

— Да.

— Ты сказал ей, почему ушел?

Это было очень неприятно. Только Ли была квалифицированной настолько, чтобы разгадать это, и она была единственным человеком, которому я бы доверил этот уровень сложности. И рассказал о своем желании защитить Фиону от ее семьи и средств массовой информации сразу после моего ухода из Вестонвуда, тогда Ли позволила мне увильнуть от вопроса, решив, что я расскажу о своих чувствах тогда, когда буду к этому готов.

— Джана не поняла бы, — ответил я.

— Ты должен попытаться.

— Она очень деликатный человек. Если я расскажу ей, что семья пациента давит на меня, то она будет беспокоиться. А если она узнает о контрпереносе, то будет еще хуже. (прим. контрперенос — психологический феномен, заключающийся в бессознательном переносе ранее пережитых (особенно в детстве) чувств и отношений, проявлявшихся к одному лицу, совсем на другое лицо, а данном случае чувств терапевта к пациенту).

— Контрперенос бывает. Ситуацию с семьей девушки она должна знать, потому что это не относится к тому, что может быть сказано в пределах этой комнаты.

— Там не о чем говорить, — сказал я. — Все, о чем я тебе рассказал, было моим умозаключением. Если она узнает это, то не сможет понять и начнет паниковать. Ей сложно иметь дело с вещами, которые не являются фактами.

— Как вы собираетесь так жить, Эллиот?

— Ты знаешь, что у меня от тебя глаза болят?

— Ты сказал то же самое о Джане.

Я улыбнулся, поняв насмешку и то, что ей на самом деле кажется это забавным. Она заметила мой контрперенос, связанный с кем-то вне кабинета терапевта. Переключение было необходимо. Контрперенос, когда у терапевта возникают запрещенные чувства к пациенту, намного хуже. Однако этот случай был под контролем, с моим контрпереносом к Фионе можно было справиться. Именно поэтому мне нужны эти сеансы с терапевтом — чтобы держать вещи под контролем.

— Не доверяю намерениям ее отца, — сказал я. — Он приходит ко мне и просит выпустить ее. Говорит мне о том, что она будет под присмотром, а меня щедро отблагодарят за потраченное время. То, как он сказал это, было неправильно.

— То есть ты думаешь, что он должен был попросить тебя оставить ее для дальнейшего наблюдения?

— Я думаю, что сам факт такой просьбы является проблемой. Если бы он попросил меня кормить ее в полдень, то ее бы кормили в одиннадцать, потому что я не доверяю ему.

— Это похоже на протест, — сказала Ли.

— Ты никогда не встречалась с этим человеком.

— Любой человек, смотревший телевизор, знает, что происходит. Средства массовой информации как стервятники кружат над ней из-за аварии с ее братом и нападения с колющим предметом на ее бойфренда, ни один нормальный человек не смог бы пережить это. Она вернется к наркотикам. Выпустить ее — означало бы толкнуть на истинный путь провала.

Ли откинулась на спинку кресла. Я не знал, нужно ли ей было пространство для живота, или она опешила от моего тона.

— Ты веришь в то, что принял это решение исключительно на основании объективных данных? — спросила она.

— Ли, какая разница, если это было правильное решение?

— Ты мне скажи.

Я не сделал этого, потому что не был готов сказать вслух о том, что у меня были чувства к Фионе Дрейзен.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: