К моему удивлению, по цветовой гамме ванная отличалась от комнаты. Всё здесь отделано в тёплых оттенках жёлтого и зелёного, а на стенах душевой кабины изображены большие сочные листья папоротника в каплях росы. Красиво и по-земному, без инопланетного дизайна. Это напоминает, как оборудуются хлева для свиней на убой — максимально приближенные к их привычным обиталищам.

Я сбрасываю свою привычную одежду и становлюсь под упругие струи воды. Хочется плакать, но я себе не позволяю. Нельзя. Это меня совсем расклеит, и я продержусь недолго. А есть ли смысл вообще держаться? Ну хотя бы ради Шона, хоть немного.

В шкафу я выбираю белое ситцевое платье чуть длиннее колен без рукавов. Волосы расчёсываю и оставляю сохнуть. Возможно, тут есть где-то фен, но искать мне совершенно не хочется. Из зеркала на меня смотрит уставшим потухшим взглядом молодая девушка. Белое платье, бледная кожа, светлые волосы. Даже губы почти белые. Только лишь глаза выделяются голубизной.

Ключ тихо щёлкает в двери, заставляя меня вздрогнуть, и на пороге появляется женщина средних лет в такой же серой «пижаме», как и медсестра в Подготовительном центре.

— Мисс Роуд, — обращается она ко мне, — я — Дэя, медсестра. Я буду контролировать процесс переливания. Вам пора на процедуру.

Жар устремляется от сердца к ногам, а потом резко подаётся назад. Голова начинает кружиться. Мне страшно. Очень. Как бы я не пыталась смириться, я боюсь боли, боюсь смерти. Это же наш инстинкт — желание выжить.

Я сглатываю и на ватных ногах иду за медсестрой-инопланетянкой. Коридор-поворот-коридор-поворот, и вот мы у двери. А за ней обычная комната, но в центре рядом стоят два медицинских кресла. Мы с медсестрой в комнате одни.

— Командор скоро придёт, — словно прочитав (а может они и это умеют?) мои мысли, говорит медсестра. — А вы пока пройдёте процедуру адаптации.

Ни жива, ни мертва я усаживаюсь в кресло.

— Это для вашей безопасности, — поясняет медсестра, пристёгивая мои руки и ноги, что абсолютно не действует успокаивающе.

После недолгих приготовлений она втыкает мне в вену иглу и вводит лекарство. Ничего не происходит.

Медсестра выходит, и я остаюсь одна. Привязана к креслу в полулежачем положении. Так проходят минуты, часы. Я всё лежу и жду. Где командор? Где медсестра? Обо мне забыли?

Я выдёргиваю иглу и встаю, оказывается, ремни были просто наброшены, но не закреплены. В голове слегка шумит. Нужно выйти и узнать, что случилось.

12

За дверью тоже тихо. Я бреду по коридорам, сворачивая то вправо, то влево. Кажется, я заблудилась. Это и неудивительно, ведь я совсем не знаю этот дом.

— Лили!

Внутри меня всё замирает.

— Лили!

Мне не послышалось! Это Шон!

— Шон! — кричу в ответ и начинаю бежать на его голос.

Я бегу долго, петляя по коридорам, но всё никак не могу его найти. Слышу его голос, но он всё дальше. И я продолжаю бежать. Ноги начинают болеть, дыхание спирает.

— Шон! — что есть сил кричу я и продолжаюю бежать.

Боль и жар в ногах становятся невыносимыми, уже горит в груди и выше.

— Голова… — шепчу я и оседаю на пол, сдавив виски.

Боль уже завладела всем моим телом, она внутри, снаружи — везде. Она плавит меня, заставляя корчиться на полу. Мир теряет очертания, всё плывёт, а огонь пожирает мои внутренности. Я истошно кричу, продолжая барахтаться в пустом коридоре особняка, как вдруг меня выбрасывает куда-то.

Я снова в комнате на кресле, вижу размытое лицо склонившейся медсестры и высокую тёмную тень ближе к двери. Мне не услышать, о чём они говорят, потому как этот жуткий огонь снова затягивает меня в свои обжигающие объятия.

Не знаю, сколько проходит времени. Я продолжаю выплывать в реальность, и снова тонуть в боли. Долго, будто вечно. Но потом корабль сознания перестаёт раскачиваться, и я просыпаюсь.

Я лежу в постели в своей комнате. Медсестра, увидев, что я открыла глаза, спохватилась и, вскочив с кресла, подбежала ко мне.

— Мисс Роуд, вы слышите меня?

— Да, — тихо хриплю, не узнавая свой голос.

На лице девушки отражается облегчение, она даже слегка улыбается.

— Ваша первая адаптация прошла тяжелее, чем мы предполагали, тем более, что вас не готовили. Но дальше будет легче, максимум дискомфорт.

Я приподнимаюсь на подушках и присаживаюсь. Мне страшно пошевелить рукой или ногой, даже кашлянуть страшно в ожидании того ужасного жара. Но ничего такого не происходит, только жуткая усталость накатывает. Медсестра уходит, и на смену ей, как ветер в окно, врывается Ивва.

— Лили! — кудахтает она, ставя передо мной поднос с едой. — Ты, признаться, нас напугала, даже командора. Двое суток проспала!

Двое суток? То-то я ощущаю зверский голод, и обед, приготовленный шумной Иввой, оказывается кстати.

— Спасибо за цветы, — бормочу, откусывая масляный блин с джемом, — я люблю пионы.

Ароматный букет раскинулся на прикроватной тумбе, источая сладкий аромат лета. Светло-лиловые пионы — мои любимые.

Повязка на локте мешает есть, и я срываю её, продолжая уплетать всё с подноса.

— А это не я, — улыбается управляющая. — Это от командора Тайена. Он благодарит тебя и желает скорейшего восстановления сил.

Вот как. Я застываю с вилкой в руке. Он. Меня. Благодарит. Заставил пройти сквозь ад ради его сносного самочувствия на моей планете против моей воли, а теперь ещё и благодарит.

Аппетита как ни бывало, еда едва не попросилась обратно от такой заботливости моего мучителя.

— Командор вернётся завтра к ужину и приглашает тебя, Лили. Это честь для тебя.

13

— Лили! — продолжала шумно сокрушаться управляющая. — Приди в себя! Ты не можешь так себя вести! Хватит нести чушь, поторопись.

— Я никуда не пойду, — чеканя каждое слово, ещё раз повторила я, продолжая сидеть на кровати, обхватив колени руками.

Уже битый час Ивва пыталась уговорить меня надеть платье и спуститься к ужину, на который пригласил командор. Естественно, и речи быть не могло, чтобы я по своей воле составила компанию и вела светские беседы с тем, кто живёт за счёт моей медленной смерти. В глазах Иввы попеременно читались то страх, то негодование, то искреннее непонимание, почему же я отказываюсь от такой чести. Что в голове у этой женщины? Почему она с таким благоговением служит захватчику? В её словах и действиях столько искреннего поклонения, что так невозможно сыграть, даже если сильно запугали или посулили золотые горы.

В очередной раз отказавшись переодеться и спуститься к ужину, я просто отвернулась к окну и стала пропускать мимо причитания и наставления управляющей, как вдруг поток её слов резко прервался.

— Я устал ждать и поел один, — услышала я низкий глубокий голос и замерла. — Мисс Роуд нездоровится?

Я медленно повернулась, понимая, что сейчас столкнусь лицом к лицу со своим мучителем.

Ивва раболепно склонила голову и молчала, а я в упор уставилась на пришельца. Высокий, как и все они, но сразу видно, что те «чёрные плащи», которых я видела, и этот стоят на разных социальных ступенях. И поза, и взгляд пронизаны аристократизмом, каким-то повелевающим превосходством.

Тайен Яжер был одет в свободную белую одежду непривычного для землян покроя. Светлые, почти белые, длинные волосы были зачёсаны назад ото лба, спускаясь почти до лопаток, но виски были выбриты. Прямой профиль, высокие светлые брови и плотно сжатый рот. Серебристые полосы, слегка изгибаясь, спускались из-за ушей по шее под ворот то ли рубашки, то ли кителя.

Стоял он широко расставив ноги, уверенно и свободно, ощущая себя полноправным хозяином этой комнаты, этого дома, всей планеты. Хозяином меня.

А ещё он был довольно молод, как для представителя военной верхушки.

— Мисс Роуд, как ваше самочувствие? — повторил свой вопрос командор.

Я словно приросла к кровати, продолжая крепко сжимать свои колени. Взгляд этого существа не сулил ничего хорошего, если я вдруг стану ему перечить. Однако, мне терять уже было нечего.

— Несколько часов жуткой огненной агонии и пол литра откачанной крови вряд ли способствуют бодрости и хорошему аппетиту.

Я и сама оторопела от собственной дерзости, но это и в сравнение не шло с выражением лица Иввы, всё ещё продолжавшей стоять у двери. А брови командора в удивлении взлетели вверх.

— Я думал, ваши любимые цветы немного скрасят неприятный осадок от нашей первой встречи.

Неприятный осадок? Он серьёзно?

Внутри меня начал закипать гнев. Я почувствовала, как мои щёки стали наливаться румянцем негодования. Ивва предостерегающе смотрела на меня, а я уже вот-вот готова была взорваться потоком возмущения, несмотря на свой жуткий страх перед захватчиком, хозяином, который может сделать со мной всё, что пожелает.

— Мне говорили, что ваша адаптация прошла не совсем гладко, — снова заговорил командор, — так что я дам вам ещё времени прийти в себя. И ещё раз хочу поблагодарить вас за вашу жертву, вы очень ценны для меня.

Командор учтиво кивнул мне, развернулся и вышел из комнаты, а слова возмущения так и застряли у меня в горле.

— Двери запирать больше не нужно, — сказал мужчина управляющей уже на выходе и удалился.

14

Когда дверь за пришельцем закрылась, я расслабилась и выдохнула, только сейчас осознав, в каком напряжении была. Лицо Иввы покраснело, а её глаза метали молнии.

— Твоя дерзость непростительна! — доброй милой тётушки как не бывало. — Лили! Как ты могла, как только посмела так разговаривать с хозяином?

Мне её слепое поклонение и обожествление было непонятным и уже начинало сильно раздражать.

— А как ты можешь боготворить захватчика, превратившего твой народ в рабов? — я в ярости, прежде мне не свойственной, вскочила с кровати.

— Мой народ? — губы женщины искривились. — Народ, осудивший моего деда за убийство, которого он не совершал, и поджаривший его на электрическом стуле? Народ, оставивший бабушку с пятью детьми на улице, конфисковав всё имущество? А всё потому, что дед перешёл дорогу какому-то чиновнику?