— Вы давно вернулись?

— Третьего дня. А что?

— Ко мне приезжала… — я стал подыскивать определение для Нади.

— Слыхала, — кивнула Ищенко,

— Что там произошло?

— А вы разве не знали?

— Мы с ней не встретились, — сказал я.

— Обидно.

— Почему обратно она ехала с Ильиным?

Ищенко пожала плечами:

— Наверное, Ильин как раз ехал в район. Вот и взялся подбросить.

— В общем, мне как человеку, который ведёт сейчас здесь расследование, не хотелось бы давать повод кривотолкам…

— Я думаю, все произошло случайно, без умысла.

— Дай-то бог. Ну что у вас новенького?

— Кое-что разузнала.

— С Залесским встречались?

— Привезла протокол допроса.

Я с ним тут же ознакомился.

«…Вопрос. По каким мотивам вы уехали из Вышегодска в Крылатое?

Ответ. Хотел написать роман из жизни целинников.

О том, как и чем живут люди сейчас. Интересная тема…

Вопрос. Вы раньше писали книги?

Ответ. Может показаться, конечно, странным, что подобное желание возникло у непрофессионального писателя.

Но я позволю себе надеяться стать таковым.

Вопрос. У вас есть изданные работы?

Ответ. Я печатался в газетах. Со стихами и очерками.

Но, повторяю, профессиональным писателем ещё не стал.

И вообще, литература, проза то есть, требует жизненного опыта.

Вопрос. Значит, никаких— других побуждений у вас не было?

Ответ. Пожалуй, нет.

Вопрос. Ни семейные дела, ни то обстоятельстве, что вы сошлись с женой спустя четыре года после рождения вашего сына, не влияли на ваше решение?

Ответ. Ни в коей мере.

Вопрос. А у вашей жены не было возражений против такого шага?

Ответ. Конечно, сразу решиться на это ей было трудно.

Она прожила в Вышегодске всю жизнь. Пугало то, что придётся оставить насиженное место, работу. Но потом она согласилась.

Вопрос. С охотой?

Ответ. Как сказать? Наверное, поняла, что мне, а значит, нам всем так будет лучше. В Вышегодске я ничего не смог бы сделать. Вернее, мои планы реализовать там было бы трудно. Потом она сама поддерживала эту идею.

Вопрос. Может быть, ей по каким-то причинам было там плохо?

Ответ. Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Конечно, Аня пережила в Вышегодске много горя. И перемена места пошла бы на пользу.

Вопрос. Вы дружили в институте с Ильиным?

Ответ. Одно время — довольно близко. И разошлись изза Ани. Он был в неё влюблён до того, как мы стали с ней встречаться.

Вопрос. Вы знали об этом?

Ответ. Нет.

Вопрос. Ильин разве не делился с вами?

Ответ. Он скрытный человек. И познакомил нас сам.

У Ани после смерти отца жила одна девушка с её курса.

Мне казалось, Ильин ходит туда из-за неё… А сердцу, как говорят, не прикажешь. У нас, можно сказать, все началось с первого взгляда. И вот тогда я понял, что Ильин ухаживал за Аней.

Вопрос. И разорвали с ним дружбу?

Ответ. Я хотел сохранить прежние отношения. Но Ильин не такой человек.

Вопрос. Между вами возникали ссоры?

Ответ. Нет. Он просто перестал меня замечать. Впрочем, вскоре я уехал из Вышегодска.

Вопрос. Пытался ли он вернуть любовь вашей жены?

Ответ. Не знаю. Но любви с её стороны, по-моему, никогда не было.

Вопрос. А когда он приехал в Вышегодск на защиту диссертации, осенью прошлого года, как он вёл себя по отношению к Ане?

Ответ. Простите, в то время я там не был и не могу гадать.

Вопрос. Она вам не говорила? Может быть, друзья?

Ответ. Я вообще не имел права ни о чем спрашивать.

Потому что до сих пор чувствую себя перед ней виноватым.

Но жизнь — сложная штука. Годы, проведённые без неё, многому меня научили. Правда, у сына несколько раз вырывалось: «А дядя Коля то-то говорил. Дядя Коля мне тото сделал…» Из этого я могу заключить, что Ильин общался с моим сыном, естественно, и с Аней. Но дядя, как вы сами понимаете, только дядя. Он никогда не заменит родного отца…»

Я сказал вслух:

— Да, дядя есть дядя. — И подумал о Кешке.

— Смотря какой. Есть неродные отцы — получше родных относятся к детям,

— возразила Серафима Карповна, явно имея в виду своего мужа.

Я снова углубился в чтение.

«…Вопрос. Как сложились у вас отношения с Ильиным в Крылатом?

Ответ. Никаких отношений не было. Здоровались. Вот и все.

Вопрос. Вас удивил его приезд в Крылатое?

Ответ. Немного.

Вопрос. А вашу жену?

Ответ. Мы это не обсуждали. Я знал, что вспоминать и говорить с ней об Ильине нетактично. Она многие вещи воспринимала очень болезненно.

Вопрос. Что, например?

Ответ. Чью-то беду, напоминание о родителях. Как-то призналась мне, что, когда умер отец, а матери она лишилась ещё девочкой, ей не хотелось жить. Так и сказала, что, если бы не Анфиса Семёновна, эта одинокая старушка, очень близкая их семье, крёстная Ани, она не знает, что бы с собой сделала. И, чувствуя её такую повышенную восприимчивость, я старался беречь её. Если случалось, что надо было что-то отметить, я даже избегал выпивать при ней — она всегда огорчалась, когда я пил. И все-таки не уберёг.

Вопрос. В предсмертном письме она пишет, что провинилась перед вами в Крылатом. Вы знаете, что она имела в виду?

Ответ. Я никогда не контролировал её поступки и поведение. Может быть, она с кем-нибудь и встречалась. Я не знаю с кем…»

— А где же он обретался последние полгода, пока снова не вернулся к семье? — спросил я.

— Перед самым возвращением в Вышегодск Залесский жил в Москве месяца четыре.

— В Москве? Любопытно. Не связано ли это с женщиной? — По поводу женщин я поинтересовался так, наобум.

— Говорят, было что-то в этом роде.

— И все же вернулся к Ане…

— Тянуло, наверное, к ней.

— О сыне он действительно не знал?

— Не знал. Родители виноваты. Очень уж они не хотели иметь в снохах девушку из простой семьи.

— Аристократы? — усмехнулся я.

— Отец Валерия — крупный адвокат. Ныне персональный пенсионер местного значения. Оказывается, кто-то из института написал им письмо, что Аня родила и ей трудно одной учиться и растить ребёнка. Они скрыли это письмо от Валерия. Думали, шантажируют. Так, во всяком случае, объясняют. Но мне кажется, дело было не в этом.

— И как же они все-таки примирились с этим браком?

— Когда к ним привезли внука — спохватились. Души теперь в маленьком не чают. Это всегда бывает: сначала отбрыкиваются, а когда почувствуют своё, родное-все забывается. Сейчас у них одна забота: вторично женить Валерия. Конечно, мальчику нужна мать. Только не знаю, быстро ли Залесский оправится от горя.

— Переживает?

— Все говорят, просто подменили человека.

— Да, случай трагический… А мальчик?

— Ему пока не говорят. Я считаю-зря. Только настраивают ребёнка на ожидание. Тут лучше сразу… Погорюет, конечно, но в этом возрасте легче воспринимаются разные перемены. А старики, судя по всему, заботливые…

— К сожалению, Серафима Карловна, детская психология для меня штука абстрактная, — признался я.

— Без детей нельзя, — коротко сказала Ищенко. Но тему эту развивать не стала.

— Да, надо бы и мне встретиться с Валерием Залесским, — сказал я. — Но как это лучше сделать? И где?

Серафима Карловна ответила просто:

— Здесь. Он собирался в Крылатое в самое ближайшее время.

— Зачем? — удивился я.

— Говорит, хотел бы поставить памятник Ане…

Я подумал, что смогу сам допросить его. А сейчас мне надо было вызвать на допрос Ильина.

Вид у него был несколько усталый. Если прежде он держался напористо, то теперь передо мной сидел человек с задумчивым взглядом. Его сильные, широкие в кисти руки свободно лежали на коленях. Кожанка застёгнута на все пуговицы…

— Николай Гордеевич, а ведь в прошлый раз вы мне сказали далеко не все о ваших взаимоотношениях с Залесскими и, в частности, с Аней.

— Я сказал все, что может вас интересовать.

— Хорошо. Давайте выясним и вспомним кое-какие подробности вашей жизни в Вышегодске. — Он поднял на меня глаза. Пожал плечами. Может быть, играл в равнодушие? — Между прочим, забор, который вы помогли поставить Сергею Петровичу, я имею в виду отца Ани, стоит до сих пор. Добротно сделано. Вы не припомните, когда это было?