Я киваю, пытаясь не плакать еще сильнее, когда он надевает корсаж на мое запястье, а затем оставляет теплый поцелуй там.
- Я считаю, что у моей леди должен быть выпускной. Пошли?
Я больше парю, чем иду, слепо позволяя ему вести меня внутрь. Комната была украшена, как сад той ночью, и играет музыка. Здесь даже есть надпись «Бесконечная ночь» – такая же, как на моем выпускном, который я пропустила.
О, мы здесь только вдвоем.
- Как ты…
- У меня есть свои методы, - как обычно, он подмигивает. Мой брат. Должно быть это он. – Хочешь сначала потусоваться, или поищем наш столик?
Я откидываю голову назад и заливаюсь смехом, громко и долго, окончательный отголосок душевной боли оставляет меня раз и навсегда. Здесь никого нет, чтобы потусоваться, и только один столик. Но Кингстон не разрушает атмосферу, делая все возможное, чтобы создать для меня полную картину.
Поэтому я решаю подыграть.
- Знаешь, я не тусуюсь, - я выпячиваю губу. – И думаю, что мы сможем найти столик попозже. Как насчет того, чтобы мы танцевали для начала?
- Еще рано, - бормочет он, проводя пальцем по моей щеке и через губы. – А вот теперь пора.
Он берет меня за руку и втягивает меня в центр комнаты. И потом понимаю, что прислушиваюсь… когда песня «Вылечить тебя» начинает играть.
Он хотел, чтобы наш первый танец был под эту песню – тот, который мы обсуждали в счастливую ночь – это был мой выбор.
Он может этого не осознавать, и я никогда не скажу ему, но это второй случай, который он… надолго закрепил в моей памяти, так или иначе, как и вечную «нашу песню».
Я не могу заставить свои глаза сдержать слезы благодарности. Это просто потрясающе, так трогательно… исцеляющее. Кто еще может арендовать здание в Амстердаме для приватного выпускного вечера, оформить его соответствующе в комплекте с музыкой в самый нужный момент?
Кингстон Хоторн, вот кто.
- Знаешь, - тихо говорит он мне на ушко, наши тела переплетаются и медленно покачиваются в такт, - когда я услышал, что буду работать с садовой тематикой, я был соблазнен сделать что-то художественно незаконное и создать Эдемский Сад – в этом бы случаи мы оба были бы голыми.
Я копирую его приглушенную усмешку. Его рука на моей талии, притягивает меня еще ближе.
- Но я очень рад, что откинул эту идею. Ты выглядишь совершенно потрясающе в своем платье, Любовь моя.
- Спасибо, - отвечаю я, всхлипывая, - за все. Не могу поверить, что ты все это сделал. Я… - Я поднимаю голову с его груди и смотрю на него. – Я люблю это.
- А я люблю тебя, - отвечает он мгновенно, с уверенностью, заставляя мой пульс забиться сильнее, а голову кружиться.
- Ты… ты меня любишь? – спрашиваю я, мое тело замирает.
Он тоже останавливается, его пристальный взгляд обращен ко мне. – Всецело и невероятно. Больше, чем я любил или когда-либо мог любить что-нибудь или кого-либо еще в этом мире.
- Кингстон, я…
- Тоже любишь меня, но ты поражена и не смогла закончить свою мысль. – Его смех такой искрений, разбивает напряжение. – Я знаю, Любимая.
- Ну, раз мы разобрались, - говорю я, улыбаясь, прижимаясь лицом к его груди и закрывая глаза. Я не борюсь с этим; он абсолютно прав – в каждом произнесенном им слове.
И он любит меня.
Я собираюсь потанцевать на своем выпускном, поэтому молча наслаждаюсь этим мгновеньем.
Мы проводим остаток времени, часто смеясь, целуемся и позволяем нашим рукам более свободно исследовать друг друга, чем когда-либо прежде, до тех пор, пока мои ноги не начинают болеть и зевок не вырывается из меня.
- Я скоро отвезу тебя обратно, Любовь моя, но ты можешь выполнить последнюю просьбу?
- Кроме того, чтобы преподнести тебе девственность на выпускном вечере на блюдечке с серебряной каёмочкой.
Господи, не могу поверить, что сказала это.
Кингстон начинает хохотать, хватаясь за бок и вытирая несколько слезинок с глаз.
- Христос, - он изо всех сил пытается отдышаться, вытирая глаза. – Ты всегда такая забавная, Эхо – прямо свежий глоток воздуха, очаровательное наслаждение. Но нет, у меня другая идея.
Он достает что-то небольшое из кармана – это объясняет удобную смену музыки – и с вызовом выгибает одну бровь, борясь с усмешкой.
- Я надеялся, что в конце ночи ты покажешь мне свои лучшие движения… Прошу тебя.
- Просьба принята! – перекрикиваю я музыку, и трясусь, словно никто не догадывается о следующей песне, понимая, что это далеко не совпадение, что это… Spice Girls.
Идеальное окончание идеальной ночи.
На следующее утро вся группа стоит внизу, собрана и ждет в вестибюле, чтобы отправиться на многодневную поездку на автобусе в Италию. Но Кингстона нигде не видно.
Какое-то не хорошее предчувствие окутывает меня – острое чувство страха, от которого у меня скручивает желудок, я ставлю свою сумку.
- Нат, присмотри за моими вещами. Я должна проверить его.
Я бегу к лифту и нажимаю кнопку несколько безумных раз, ощущения страха в моем желудке усиливается с каждой секундой.
Я не могу добраться к его двери достаточно быстро, и стучу кулаком по ней.
- Кингстон! – кричу я. – Кингстон, ты там?
Он открывает дверь, с телефоном у уха, и я понимаю в следующую секунду, насколько бледна его кожа и безжизненны глаза, что-то не так.
Он отходит в сторону, чтобы я могла войти, но не говорит ни слова, внимательно прислушиваясь к тому, кто на другом конце линии. Я сажусь на его кровать и жду.
Я все еще не уверена, что происходит, фразы и слова, которые он добавил к разговору, ничего не говорят мне, когда он вешает трубку.
- Мне нужно вернуться в Лондон, - тяжело выдыхает он, закрывая глаза, когда проводит рукой по своему лицу. – Мою бабушку доставили туда, она с моим отцом сейчас.
- Хорошо, - удивляюсь я вслух, еще не услышав, что его так расстроило. – С ней все в порядке?
- Нет, если она настояла на возвращении в Лондон. – Он садится рядом со мной, упираясь локтями в колени и опустив голову на руки. – Мы очень близки, моя бабушка и я. Она та, с кем я провожу лето в Шотландии. И она, наверное, что-то почувствовала, - добавляет он, громко сглатывая, - что-то не так, потому что она всегда говорила, пока я был маленьким, «Я вернусь в Лондон, когда придет мое время».
Я обнимаю его со спины и опираюсь на него. – Возможно, она просто плохо себя чувствует и волнуется. Уверенна, твой отец найдет для нее лучших врачей, и с ней все будет в порядке, - я делаю оптимистический прогноз, но он тут же качает головой.
- У нее замечательные доктора в Шотландии. Дело не в этом. Она бы никогда не покинула свой дом, будь она не уверена.
Я не возражаю. Как я могу? Я никогда не видела его бабушку. Но любовь, которую он питает к ней, очевидна в каждом слове, произнесенном им, и в поступках, которые он делает.
- Я поеду с тобой, - говорю я, потирая его спину.
Его голова дергается. Глаза широко открываются и, конечно, в угрюмом выражении читается надежда на что-то большее.
- Вот так просто? Ты пропустишь свою оставшуюся поездку?
Я киваю головой, резко и уверенно. – Вот так просто.
- Она наконец-то сказала это. – Он улыбается. В его глазах по-прежнему стоит печаль, но он также не может скрыть радости. – Я тоже тебя люблю, Эхо.
Он целует меня. Это нежное воссоединение наших ртов передает мою любовь, которая, я уверенна, дарит ему утешение.
- Хорошо, - он встает. – Наш автомобиль уже, наверное, готов, и новый гид уже в дороге, чтобы заменить меня. Полагаю, все, что осталось, это сообщить другим.
Выражение его лица внезапно меняется.
- Черт. Как насчет Натали? Я знаю, что ты не хочешь ее покидать. Все нормально если ты…
Я тоже встаю и обнимаю его руками за талию. – Чтобы я сказала? Вот. Это. Иди вниз. Мне нужно позвонить.
Он дарит мне понимающую улыбку поддержки, которая наделена надеждой, затем хватает свои сумки и уходит, оставляя меня одну.