Мое внимание привлекает портрет молодой женщины, сидящей на деревянной качели с босыми ногами. У нее милая и нежная улыбка Я заворожена смелым взглядом ее знакомых серых глаз.

Я все еще стою перед картиной, плененная ею, когда слышу, как меня зовут.

- Мисс Эхо. Рад видеть, что Вы благополучно добрались.

Я поворачиваюсь, чтобы найти более взрослую, но одинаково красивую версию лица, которое я никогда не смогу забыть, независимо от того, насколько сильно буду стараться.

- Мистер Хоторн.

- Джерард, пожалуйста, - поправляет он, беря меня за руку и нежно сжимая, прежде чем отпустить. – Как прошел ваш полет?

- Это было здорово, спасибо. Не так страшно, как представляла себе, - я нервно смеюсь.

- Твой отец испытает облегчение, услышав это.

- Да, мне нужно будет ему позвонить, как можно скорей.

- Я уже уведомил его, что автомобиль тебя доставил в ценности и сохранности, и думаю, он ждет сегодняшнего звонка от тебя вечером.

Я киваю, улыбаясь. – Спасибо, - снова возвращаюсь к портрету, который на сегодняшний день является самым беззаботным произведение искусства в комнате. – Она прекрасна.

- Да, она была восхитительной, - замечает Джерард, его тон мрачный. – Она была настоящей находкой. Всегда чем-то интересовалась, никогда не была в состоянии усидеть на месте. Думаю, именно это я обожал в ней больше всего.

Мне не нужны разъяснения о том, кто она есть. – Как же вы двое встретились? – спрашиваю я, мгновенно чувствуя себя комфортно радом с этим человеком. Еще одна вещь в нем, которая настолько знакома.

- Она ходила по сельской местности, возле Баса, когда оставила свои туфли. Я был там: молодой, и слишком серьезный для моего же блага. Я наблюдал за ней, и подумал, «Какая девушка теряет свою обувь? Она ведь не так давно их одевала до этого, как можно забыть о них так быстро?»

Он смотрит на меня, как будто на самом деле до сих пор смущен этой историей, но я заметила, как его губы немного подергиваются.

- Разве это не указывает на ее глупость?

Я улыбаюсь, но не отвечаю. Понимаю, что этот вопрос был риторическим, и блеск в его глазах говорит о том, что он очень хочет рассказать продолжение.

- Ну, явно не о моей Миранде. Последнюю вещь, которую можно сказать о ней, что она была глупа. Восхитительная, опьяняющая, завораживающая, но нисколько не глупая. Она сняла их, пока прилегла вздремнуть на берегу реки, а когда проснулась, они таинственным образом исчезли. Я не знал о ней ничего и должен был вернуться к своим делам, но было что-то увлекательное в ней. Наблюдая как она, спотыкаясь о кусты,  что-то бормочет о бродячих животных с ее обувью, и абсолютная, слегка причудливая, убежденность в этом, побудила что-то необъяснимое во мне. Я не мог оставить ее.

Он останавливается на мгновенье, опустив взгляд в пол, и прежде чем поднимает снова, нежная улыбка расцветает на его губах.

- Я прокатил ее на своей спине, пройдя три мили, пока не встретился со своей группой в кафе. После этого дня, я никогда не отпускал ее снова. И купил ей новую пару обуви, вспоминая о том, как старая была у нее украдена. Мы поженились через год.

Я поворачиваю голову и быстро вытираю слезу с моей щеки, надеясь, что он не заметить этого.

- Это невероятно романтично.

Прежде, чем могу сказать что-то дальше, официант останавливается рядом с нами, держа в руках поднос с бокалами шампанского. Я могу быть совершеннолетней для алкоголя здесь, но я никогда не делала и глотка спиртного, поэтому не решаюсь.

Джерард берет бокал и протягивает мне. – Игристый сидр.

- Спасибо, - издаю я хриплый смешок и принимаю бокальчик, наслаждаясь вкусом. – Итак, вот откуда взялись поездки – из-за того, что вы встретили ее, да?

 - Да. Она верила, что мы бы встретились несмотря ни на что, так же, как она держалась теории, что ее обувь украло пушистое существо, но я всегда был благодарен за свою поездку. Организация – это мой способ помнить и почитать ее, позволяя поддерживать с ней связь, и делиться этим с другими. Прошло более двадцати лет с тех пор, как мы ее потеряли, но и по сей день, она любовь всей моей жизни. И она подарила мне невероятный подарок.

Я жду, не зная, что именно, и это вызывает в моей голове воображение о  масштабном, романтическом жесте.

Его лицо светлеет. – Сын, вольный духом и упрямый, как она, - он усмехается. – У Кингстона доброе сердце, ты же знаешь. Я вижу ее каждый раз, когда смотрю на него. Она бы с удовольствием встретилась бы с тобой, Эхо.

- Почему? – ляпаю я, а затем быстро сжимаю свои губы в смущении. ­– Мне так жаль, не хотела никого обидеть, и я бы с удовольствием встретилась с ней тоже. Я… –понижаю свой голос, чувствуя, что возможно пересекла черту. – Я ценю всю эту поездку, я действительно ценю. Просто не совсем уверена, почему вы предоставили такую возможность мне. Я едва знаю вашего сына.

Он задумчиво склоняет голову. – Жизнь странная, и полностью неконтролируемая. Часто требуется и доли секунды, которая связывает неразрывной связью. Кингстон подвластен некоторым из них. Поверь мне, когда я говорю, что для меня большая честь сделать тебя частью поездки этим летом, и моя бы жена позаботилась о тебе, будь она здесь. Это все что тебе нужно знать.

Джерард не дает мне возможности ответить, развернувшись на каблуках и двигаясь с легкостью сквозь толпу официантов и других гостей.

- Я так понимаю у тебя хорошие отношения с этой семьей?

Меня передергивает, когда Паттон задает вопрос, скользя рядом со мной. – Вот почему ты не должна была писать эссе?

- Я никогда не говорила, что я не писала …

Его поднятые брови говорят мне, что он не купился  на это дерьмо, поэтому я вздыхаю и делюсь собственной версией.

- Мой брат был иностранным студентом по обмену с сыном Хоторна.

- Понятно.

К счастью, наше внимание внезапно притягивает передняя часть комнаты. Джерард держит микрофон, приветствуя всех и объясняя, как мы проведем следующие два дня знакомства с Лондоном и Басом перед поездкой к нашей следующей остановке.

- У нас есть блестящий гид, который будет с вами на каждом этапе этого пути. Любые вопросы, которые возникают или вопросы, которые у вас возникнут, должны быть направлены к нему, - Джерард поворачивается к открытой двери. – Скажите, пожалуйста, привет моему сыну – Кингстону Хоторну.

Конечно, его имя нужно объявлять в тот момент, когда я решаюсь сделать глоток. Я не совсем в шоке, когда вижу, что он заходит в комнату, но я, конечно, поражена.

И соответственно,  делаю самое худшее из всего возможного – выплевываю сидр на спину блузки Бриджет.

- Боже мой! – лепечет она вокруг, глядя на меня. – Ты…?

- Мне очень, очень жаль, - бормочу я, вытирая рот, чувствуя себя нецивилизованной деревенской девушкой.

Пока вручаю свой бокал мимо проходящему официанту, я понимаю, что комната не только погрузилась в мертвую тишину, но и все глаза уставились на меня, в том числе стальную пару глаз, которые по-прежнему проникают в самую глубину моей души.

Чем дольше мы смотрим друг на друга, тем больше Кингстон, должно быть, ощущает мое беспокойство, поэтому он выбирает момент, чтобы прервать наш зрительный контакт и вернуть себе всеобщее внимание, объявив ужин, который накрыли в другой комнате.

Я пользуюсь отвлечением, чтобы убежать, куда, сама не знаю, но уверена, что мне необходим свежий воздух.

- Эхо! – я слышу, как он зовет меня, в тот момент, когда выхожу в прихожую, заставляя мое тело замереть на месте. Я не могу думать сквозь оглушительный стук моего сердца. Затем ощущаю его у меня за спиной, его дыхание отражается на моей коже.

–  Ты должно быть проголодалась. Иди, поешь, Любовь моя.

Это простое слово, ласковое обращение, что далеко не просто, когда он говорит мне это, стало моей погибелью.

Я поворачиваюсь на пятках, чтобы встретится с ним и сделать осознанный шаг назад.

-  Не называй меня так. Никогда больше не зови меня так снова.