- Брат! Ты, видно, забыл, что мы сыны Великой Цинской империи! Я, к примеру, никогда не стал бы лебезить перед иностранными дьяволами. С голоду буду подыхать, но заискивать перед ними не стану! - В голосе господина До звучала твердая решимость.

- Ха-ха-ха! Великая Цинская империя... - с усмешкой повторил старший брат. - А ты знаешь, что иностранцев боится даже сам император!

- Ну, договорился!.. Вот что я тебе скажу. Если ты и впрямь решил взять чужую веру, чтобы ноги твоей не было на пороге моего дома! Не обессудь! - Господин До разволновался.

- Ты посмел это мне сказать?! Мне, твоему старшему брату?! Когда захочу, тогда к тебе и приду!.. - Запыхтев от возмущения, старший До устремился к выходу.

Знаменным мужам казалось, что они стоят на одну ступеньку выше остальных людей - тех, кто принадлежит к другим национальностям. Поэтому, если кто-то из знаменных терял веру в себя, он обычно переставал верить и во все остальное. К примеру, старший До считал себя очень несчастным человеком, значит, что бы он ни сделал, ему все должно сходить с рук, потому что он достоин прощения. Христианство он принял вовсе не потому, что в него верил, а оттого, что ему хотелось всем насолить или вроде как бросить вызов. "Никого не касается, что я делаю! Буду исповедовать что хочу, и плевать мне на всех!" -словно хотел сказать он своими действиями. Однако чужая вера не была конечной целью его жизни. Вовсе нет! Он прекрасно знал, что сразу же от нее откажется, как только увидит, что выгоды от нее никакой не имеет, и обратится к какой-нибудь другой вере, скажем к Белому Лотосу, тем паче если она поможет ему заработать на лишнее блюдо.

Подумав день или два, он отправился к пастору и сказал, что решил принять обет крещения, другими словами, он укрепился-де в мысли отринуть ересь и приобщиться к истинной вере!

В храме служил один священник - китаец, которому очень не нравилось, что такой человек, как До, принимает христианскую веру, но говорить открыто он этого не стал, так как знал, что пастор Ньюшэн ему ответит: "Если церковь перестанет спасать грешников, кого тогда ей спасать?" К тому же храм построен иноземцами, и деньги в него идут из-за моря... Нет, лучше промолчать! Став священником, он дал клятву говорить правду, и только правду, но одному лишь богу, а все остальное - пастору Ньюшэну. Поэтому со всем, что вещал пастор, он соглашался и кивал головой, а сам думал: "Глаголешь ложь, за что попадешь в ад! Бог видит все!"

Ньюшэн обратился к святым проповедям еще на родине, поскольку ничего другого он делать так и не научился. Краем уха он слышал, что где-то на свете есть Китай, однако к разговорам об этой стране не прислушивался, так как вроде бы не имел к ней никакого отношения. Интерес к далекому Китаю вспыхнул у него лишь тогда, когда оттуда вернулся его дядя, который в свое время был вынужден покинуть родные края по причине кражи соседской коровы, за что, кстати сказать, он лишился одного уха. Попав в Китай, дядя сразу же занялся торговлей опиумом и нажил немалое состояние. Когда он, разбогатев, вернулся назад, все родственники и знакомые, даже те, кто когда-то называл его непутевым бродягой, стали в один голос величать его знатоком Китая. Во время разговора они теперь старались избегать слова "ухо", придя к общему выводу, что тогда, мол, бедняга попал в беду, потому и вынужден был поехать в Китай, а поскольку он сейчас разбогател, совершенно неважно, сколько у него ушей: одно или два. Ньюшэн не составлял исключения из тех, кто думал точно так же.

В те времена жизнь Ньюшэна была отнюдь не безоблачной, а его рождественский стол далеко не всегда украшало блюдо из жареной индейки. Однажды его дядюшка подсказал ему выход. "Поезжай в Китай! - посоветовал он. - Здесь ты даже в рождество не полакомишься птицей, а там каждый день на столе у тебя будет жирная пулярка. А какие яйца - вот такие большие! Здесь, сколько ни живи, слуг себе не наживешь, а там тебе будут прислуживать по меньшей мере сразу двое: слуга и горничная. Словом, отправляйся туда!"

Ньюшэн решил последовать дядюшкиному совету и, собрав пожитки, отправился в путь. По приезде в Пекин он быстро понял, что дядя говорил правду. Сейчас он имел небольшой, но зато свой домик и двух слуг. Куры и яйца были настолько дешевые, что он мог устраивать рождественский ужин чуть ли не каждые три дня. Ньюшэн стал неудержимо толстеть.

К своему святому делу он относился с прохладцей, однако забросить его совсем не решался. Ньюшэн мечтал разбогатеть.

Но как? Ведь миссионерская деятельность все же отличается от торговли опиумом. Посвящать всего себя церкви он не хотел, но он знал, что, если в церковных делах не проявить усердия и не добиться результатов, он может лишиться своей обильной плоти, которую приобрел за последнее время. Словом, в исполнении миссионерского долга он разумно сочетал рвение с равнодушием, подобно тому как в одном году существуют вместе лето и зима. В тот самый день, когда он встретил старшего До, его дух находился в состоянии буйного весеннего цветения, и пастор был полон решимости привести к престолу создателя всех грешников Пекина. В такие минуты он очень завидовал католическим священникам, которым, по его мнению, жилось куда вольготнее: у них были и деньги, и сила. С помощью денег они могли купить лишние души, а опираясь на силу, создать им защиту. Католики могли даже построить крепость, начинив ее разным оружием да пушками. Католический священник напоминал Ньюшэну маленького царька. Протестантский пастор, думал он, такой властью никогда обладать, наверное, не будет. Но тут он снова вспомнил слова дяди: "Запомни, что китайцам потворствовать нельзя! Чем строже ты с ними будешь держаться, тем лучше они будут тебя слушаться!" Хотя Ньюшэн и не католический священник, но он такой же служитель господень! Придя к такому заключению, Ньюшэн переходил к проповеди. Поднявшись на амвон, он на своем особом пекинском наречии, которое, впрочем, назвать так можно было лишь с большой оговоркой, вещал о сатане, аде и конце света. Его громовой голос сотрясал церковный свод, так что сверху сыпалась пыль. Выпустив пар, он чувствовал в душе приятное успокоение. Правда, своей проповедью он заработал немного, но зато приобрел славу! А это тоже своего рода победа!